Оксана Стадник - Намбату Страница 67

Чудовище, тяжело дыша и оставляя за собой кровавый след, обессилено сползло по стене на пол. Женщина приложила ладонь к прозрачному барьеру там, где находилась его разбитая голова.

— Потом всё прекратилось, и я осталась здесь одна. Нечего делать, не с кем говорить. Наверное, я сошла с ума. Еще тогда, в самом начале. Когда он женился. Иначе не могло произойти. Сидеть и ждать было… страшно…

Седая девушка замолчала, успокоительно поглаживая разделявшую ее с существом преграду.

— Кто это? — немного хрипло спросил Гудрон, указывая на лежавшего бесформенной вздымавшейся кучей хрипевшего Зверя.

— Вы знаете, — проговорила женщина, не оборачиваясь к посетителям. — Иногда человек что-нибудь делает, а потом приходит в ужас. «Я не знаю, что на меня нашло», «не понимаю, я был сам не свой», «чем я в этот момент думал?!». В нормальном состоянии он бы никогда так не поступил, однако по какой-то причине всё же поступает. Я называю это «зверем». В каждом из нас живет такой. Он прячется, растворенный в нашей личности, и большинство даже не догадывается о его существовании. А он сидит и ждет шанса показаться. Стоит немного расслабиться, немного дать слабину, как зверь прорывается. «Он был таким тихим милым мальчиком, я его с рождения знала. Не верю, что он мог жестоко убить собственную сестру». «Что на меня нашло?! Я не мог так поступить! Почему я это сделал?!». Вы понимаете мою мысль?

— Да, в общих чертах, — отозвался Ральдерик, чувствуя себя крайне неуютно под взглядом пустых черных глаз.

— Своего я поймала. Вырвала его из себя. Методично и последовательно изучала свою душу, находила малейшие намеки на его присутствие, безжалостно обрубала всё лишнее. А потом я смогла взглянуть ему в глаза. Посмотрите, какой он страшный. Он жил во мне. Это часть меня. Люди в течение всей жизни стараются удержать зверя внутри, не дать ему показаться. Они не знают, когда он попытается взять верх, боятся, что кто-нибудь его увидит. Опасаются, что однажды проиграют ему. А я победила. Раз и навсегда. Жаль, что теперь это не имееют никакого значения.

— Как вас зовут? — неожиданно спросила Филара.

— Уже никак. Имя было у той впечатлительной влюбленной дурочки. Она больше не имеет ко мне отношения. Ее давно нет. Умерла вместе с любимым почти шестьсот лет назад. В целом, эта девочка мне симпатична, поэтому не хочу трепать ее имя. Пусть покоится с миром, не будем тревожить мертвецов.

— Объясните мне, — чуждая философии, патетике и проникновенным речам Эрлада задумчиво скрестила руки на груди. — Как простая ткачиха смогла расщепить душу? И не просто на половинки, а столь изощренно избирательно.

— У меня было много свободного времени. Надо было его чем-то занять.

— Это не ответ. Вы хоть представляете себе, как это сложно?!

— Разумеется, представляет! — фыркнул Шун, садясь на пол возле ног хозяйки и принимаясь чесать задней лапой ухо. — Она же это сделала.

— На самом деле, это было проще, чем вы полагаете, — кахоли оторвала ладонь от невидимой стены и вернулась в свое кресло. — Когда нечего делать, волей неволей приходится думать. Хоть какое-то развлечение. А за годы размышлений сложно ни до чего не додуматься. К тому же, всё, с чем мне нужно было справиться, находилось тут, — женщина легонько прикоснулась указательным пальцем ко лбу. — Было бы обидно, если б в моей собственной голове главной была не я. Это мой разум и моя душа. Они обязаны мне подчиняться.

— Сурово, — драконья дочка устала стоять просто так и принялась расхаживать по помещению. — Вы самостоятельно нашли способ разделить свою личность на две части. При этом одна, которую вы называете «зверем», полностью подчинена второй, то есть вам, и получила все эмоции. Она чувствует вместо вас, но совершенно лишена разума, который достался доминирующей половине. И всё это вам удалось исключительно благодаря убежденности «моя голова — что хочу, то и делаю».

— Примерно так всё и было, — подтвердила женщина.

— Невеселая у вас компания, — пробормотал кот. — Вечность в обществе этой твари…

— Не вечность, — прервала его беловолосая. — Мне осталось недолго. Я буду жить до конца нынешней игры. После этого Намбату для меня, наконец, заканчивается.

Товарищи задумались над последними словами.

— Это хорошо, — тихо сказала Филара. — Слава богу.

— Вам меня жаль? — повернулась к ней кахоли.

— Да, — просто ответила девушка. — Очень.

— Несмотря ни на что? — склонила голову на бок обитательница каменного сооружения. — Зная, что я исковеркала судьбы стольких людей?

— Да, — твердо произнесла блондинка.

Бывшая ткачиха внимательно на нее смотрела и молчала.

— Давайте вернемся к основному разговору, — напомнил о себе Ральдерик.

— Я мало, что могу сообщить вам, — отозвалась седая. — От меня требовалось только объявить о начале игры и встретить победителей. Остальное мне не известно.

— А что здесь было? — Гудрон внимательно изучал раздолбанный постамент, на котором возвышалось каменное кресло. — Сюда же явно что-то крепилось…

— Что происходит с теми, кто прошел Намбату? — герцог задал главный вопрос.

Зверь застонал.

— Вы не имеете права это говорить, моя госпожа, — со стороны входа раздался знакомый противный голос.

Собравшаяся было ответить женщина и ее посетители быстро обернулись к его источнику. В проникавшем из подпотолочного окошка луче света стоял наблюдатель. Он демонстративно поклонился побледневшей кахоли. Чудовище закрыло голову руками и истошно завыло. Шут не обратил на это ни малейшего внимания. Он равнодушно смотрел в глаза беловолосой, всё так же удерживая спину согнутой, руки широко разведенными, а правую ногу красиво выставленной вперед, и чего-то ждал. Девушка первая отвела взгляд в сторону.

— Ответьте! — в отчаянии воскликнул дворянин. — Пожалуйста! Скажите же! Плевать на него!

— Госпожа не может, — низкорослому уродцу, видимо, надоело изображать куртуазность. Выпрямившись, он подошел к постаменту, легко на него заскочив, сел на край недалеко от кресла и свесил ноги. — Госпожа не должна этого рассказывать. Моя госпожа со мной согласна? — не оборачиваясь, обратился он к замершей за его спиной женщине.

— Пожалуйста! — уже без надежды прошептал гендевец.

— Я… Я не могу, — тихо проговорила беловолосая. На ее зверя было жалко в этот момент смотреть. — Я не должна. Простите.

— Ты слышал, что сказала моя госпожа? — наблюдатель принялся хрустеть леденцом. — Я очень рад, что госпожа отдает себе в этом отчет. Слышал?

— Однажды, я тебя убью, — мрачно прошипел шуту Ральдерик. — Вот увидишь. Я найду способ.

— Желаю удачи, — ухмыльнулся тот. — Всегда приятно посмотреть на горящую энтузиазмом молодежь. Это так умиляет. Радует, когда у подрастающего поколения есть в жизни цель.

Какое-то время он чавкал конфетой и ехидно наблюдал за реакцией на свои слова. Вдоволь налюбовавшись, шут лениво встал и отряхнул свои чудовищные полосатые шорты.

— Вы утомили госпожу своим присутствием. Госпожа не желает вас видеть. Госпожа хочет, чтоб вы ушли. Я прав, моя госпожа? Видите, госпожа со мной согласна.

Кахоли сидела молча, опустив взгляд. Зверь тихонько всхлипывал и мелко дрожал, отвернувшись от присутствовавших. Гостям было нечего сказать. Они переминались с ноги на ногу, неуверенно поглядывали друг на друга и на замершую в каменном кресле женщину.

— Что ж, моя госпожа. Прощайте, — наблюдатель порылся в кармане и высыпал ей на колени горстку разноцветных леденцов. — Это вам подарочек. Пососете на досуге. Не думаю, что снова увидимся. К выходу! К выходу! — повернулся он к товарищам. — Хватит испытывать терпение госпожи. Кыш! Кыш!

— Ох, кто-то дождется у меня, — мрачно пообещал Шун, нехорошо щурясь на спрыгнувшего на пол шута. — Ох, доберусь я до кого-то…

— Вставай в очередь, — буркнул герцог, провожая взглядом шагавшего к выходу уродца.

Тот довольно усмехнулся.

— Ммм… До свидания, — попрощался с беловолосой Гудрон, убеждаясь, что разговор, похоже, окончен.

Эрлада уходить не собиралась, но, заметив, что все остальные согласились оставить помещение, тоже нехотя подчинилась.

— Постойте, — вдруг подняла голову пленница каменного зала.

Наблюдатель остановился и с ожиданием уставился на женщину. Кахоли сняла свои янтарные серьги и, встав с кресла и присев у края постамента, кинула их обернувшейся Филаре.

— Возьми их, пожалевшая меня девушка, — проговорила она в ответ на недоуменный взгляд блондинки. — В память обо мне. Это подарок. От него. Единственное, что у меня осталось. Возьми. Теперь они мне ни к чему. Не повторяй моих ошибок.

— Спасибо, — неуверенно поблагодарила та, держа в ладони желтые полупрозрачные капли с металлическими крючочками.