Джон Пристли - Случай в Лидингтоне

Джон Бойнтон Пристли

Случай в Лидинтоне

Поезд стал набирать скорость. Пожалуй, сейчас самый подходящий момент, подумал Кобторн. Наклонившись вперед, он повернулся, чтобы стряхнуть пепел с сигареты.

– Между прочим, – сказал он, не отводя глаз от пепельницы, – я министр, и этот департамент – моя епархия.

– Вот оно что, – ответил пассажир.

В его голосе не прозвучало ничего, кроме элементарной вежливости. Либо такое заявление не произвело на него никакого впечатления, либо показалось наглым обманом. Это был полноватый парень со скуластым бледным лицом, столь же ничем не примечательным, сколь и его мятый костюм. Англичанин, решил Кобторн, скорее всего какой-нибудь клерк или же чиновник не выше помощника секретаря. Как бы там ни было, но по нему никак не скажешь, что он встречает членов кабинета министров каждый божий день.

– Да. Я сэр Джордж Кобторн. – И он устремил довольно суровый взгляд через купе, все еще освещенное послеполуденным солнцем. Он знал, что не в состоянии отрекомендоваться, не намекнув на важность собственной персоны, и это усиливало его раздражение. Именно потому, что он набросал конспект своей речи для сегодняшнего вечера, подумал он, ему и не следовало вступать в неблагодарный разговор с этим парнем.

Мужчина едва кивнул. Он не отличался суетливыми манерами и, похоже, никогда не тратил энергию на ненужные движения и слова – черта характера, которую Кобторн так и не сумел приобрести. Еще одна причина, почему этот человек его сильно раздражал.

– Сегодня у нас в Лидингтоне многолюдное собрание, – услышал Кобторн собственный голос. – Я делаю на нем довольно важное политическое заявление.

Мужчина улыбнулся и опять кивнул.

– Разумеется, предварять его я не могу, – продолжал Кобторн, решив пробудить к себе интерес, – но тем не менее скажу, что оно означает перелом в политике, который… гм… ощутимо скажется па жизни каждого из нас. Так напишут завтрашние газеты. – Тут лицо его расплылось в приветливой ухмылке, которая неизменно, чуть ли не автоматически возникала у него при каждом упоминании о прессе.

Пассажир улыбнулся снова только из вежливости. И Кобторн знал: скажи он, что намерен разводить домашнюю птицу или купить новый комплект покрышек для своей машины, парень отреагировал бы точно таким же образом. Неопровержимо одно: все, что говорил или делал Кобторн, по мнению этого типа, лишено всякого смысла.

Право, это было возмутительно. Кобторн пожалел, что вообще затеял с ним разговор. Но теперь, когда ему испортили настроение и это, не приведи бог, могло сказаться на речи, предстоящей ему сегодня, он чувствовал, что должен был закончить его хотя бы с небольшим моральным перевесом. Тем более, что этого типа непременно следовало осадить.

– Надеюсь, я вам не докучаю, – с ехидством сказал Кобторн. – Нам, политикам, свойственно забывать, что есть еще люди, не желающие принимать близко к сердцу положение дел в собственной стране, – закончил он с саркастическим смешком. Спектакль не для взрослых, осознал он, но сказать что-либо в таком духе было необходимо.

Казалось, мужчина смотрел на него откуда-то издалека. Его спокойный взгляд заставлял Кобторна чувствовать себя маленьким, суетливым, глупым. Это было нестерпимо и в то же время крайне неловко. В конце концов он – Джордж Кобторн, член кабинета министров ее величества, кто несет ответственность за обширный департамент, фигура, знакомая миллионам людей. А кем был этот тип? Что ж, вот такой линии и следует ему придерживаться.

– Вы… гм… уроженец Лидингтона? – чуть покровительственно спросил Кобторн.

– Нет. Я, как и вы, – послышался улыбчивый ответ, – намерен выступить здесь на собрании. Только у нас не большое собрание, а очень маленькое. Соберется от силы человек шесть.

Вот это уже разговор!

– Ах, так! О-о, я полагаю, что наши дела в старом Биконсфилд-холле будут лучше. Глядишь, народу соберется тысячи две-три.

На этот раз пассажир не улыбнулся, а только кивнул и, бросив на Кобторна проницательный взгляд, взял в руки книгу.

– Комментариев не будет? – раздраженно спросил Кобторн.

– А разве комментировать обязательно?

Такой вопрос был куда неприятнее грубого выпада. Как будто взрослый проявлял терпение, разговаривая с ребенком.

Кобторн устал, так как накануне вечером задержался в палате, да к тому же беспокоился по поводу предстоящего собрания, поэтому оказалось, что ему трудно владеть собой.

– Право же, мой дорогой сэр, – вспылил он, – мне абсолютно неважно, станете вы комментировать или нет. Только ваше поведение представляется мне несколько странным для воспитанного человека. Знаете, времена сейчас трудные. Мы сталкиваемся с проблемами, требующими безотлагательного решения.

– Это верно, – мягко сказал мужчина, – но, возможно, наши проблемы не совпадают. То, что представляется важным вам, может казаться неважным мне.

– Вполне возможно, – задиристо ответил Кобторн. – Однако надеюсь, что ради нашего общего блага вы не станете говорить об этом на своем собрании. Забудьте-ка про него да приходите на мое. – Он снова саркастически хмыкнул.

Некоторые фабрики и магазины Лидингтона уже включали дневной свет, и поезд шел, замедляя ход. Еще минута-другая, и они прибудут. К чему продолжать разговор. Кобторн принялся застегивать портфель. Потом встал.

Его спутник тоже встал, и тут глаза их встретились на другом уровне и на более близком расстоянии. Кобторн не предполагал, что его будут так пристально разглядывать. Он привык иметь дело с людьми разного сорта. Но тут он вдруг замигал – в пристальном взгляде парня было нечто удивительно лучистое. Правда, в вагоне потемнело, потому что они уже подъезжали к закопченному вокзалу Лидингтона.

– Шесть человек, с которыми я рассчитываю говорить, – сказал мужчина, – по крайней мере борются за то, чтобы остаться в живых.

– Как и те две-три тысячи, с которыми стану говорить я, – услышал свой голос Кобторн.

– Боюсь, что нет, – вполне спокойно возразил пассажир. – Большинство жителей Лидингтона, как и большинство людей где бы то ни было, – либо спящие, либо мертвецы.

Кобторн собрался было повернуться и достать сверху свой чемодан, но это заявление переполнило чашу его терпения.

– Такое утверждение, на мой взгляд, предельно глупо и возмутительно! – сердито закричал он и хотел стать к нему спиной, но, как выяснилось, не смог.

– Ну, что ж, – сказал голос, донесшийся откуда-то, словно из-за пристального взгляда, ставшего теперь светящейся дымкой. – Увидите сами.

Тут поезд остановился у вокзала, и, пока Кобторн спускал чемодан, шляпу и пыльник, мужчина ушел. По всей видимости, он был не кто иной, как чудак, вероятно, вел жалкое существование сомнительного толка, разъезжая по стране и рассказывая небылицы группке себе подобных чудаков. Не исключено и то, что ради большего надувательства он также использовал гипнотическое действие своего пристального лучистого взгляда. Собирая вещи, Кобторн нетерпеливо фыркнул. Он увидит сам, не так ли? Ну что ж, и поделом ему – нечего было разбазаривать время на болтовню с этим типом, вместо того чтобы перечитать тезисы своей речи.

– Носильщика, сэр? – спросил голос с явно лидингтонским выговором.

– Да. Возьмите этот чемодан и пальто. А я понесу портфель.

И тут – вот удивительное совпадение, и кто-нибудь мог бы написать об этой встрече неплохой рассказ – он заметил, что его носильщик, пожилой мужчина, и в самом деле двигался словно во сне. В сущности, его можно было бы с полным основанием считать спящим. Впрочем, в этом не было ровно ничего удивительного. В наше время слишком многие из подобных личностей живут в полусне – факт, объясняющий не одну нашу экономическую проблему. Пожалуй, этого ему стоило коснуться вечером где-нибудь в начале речи. Пригодится для газетной выдержки, а возможно – для броского заголовка.

На платформе Кобторна ожидали два или три фотокорреспондента, а с ними небольшая группа людей, в которой он почти сразу узнал старого Дугласа Джердана, председателя местной партийной организации, и Морроу, уполномоченного лидингтонского района йодного из лучших партийных функционеров на периферии. Не успел он обменяться со старым Джерданом и дюжиной слов, как их сфотографировали; затем ему пришлось что-то сказать газетным репортерам. И лишь когда они перешли на другую сторону улицы, направляясь к гостинице «Мидлэнд», где для него был забронирован люкс, у него появилась хотя бы некоторая возможность пристально наблюдать за Джерданом и Морроу.

И тут, едва они уселись в гостиной, как он сразу же сделал еще одно ужасное открытие. Старик Джердан был не просто стар и глуп – он был мертвым. Возможно, он был мертвым многие годы. Разумеется, он все еще мог двигаться и говорить – стоило ему перестать двигаться и разговаривать, он свалился бы и его зарыли в могилу, тем не менее Кобторн нисколько не сомневался – он был мертв.