Алексей Силаев - Единая перспектива

Алексей Силаев

Единая перспектива

Все-таки это был Борька.

Проклятая мысль крутилась в голове третий день. Позавчера я случайно встретил одноклассника. «Друга детства», как с пафосом сказал бы какой-нибудь стареющий интеллигент. Слишком чопорный, чтобы показывать чувства, но нежелающий прослыть сухарем.

Я не понял, что передо мной Борька ни потому, что не узнал его. Хотя действительно не узнал — он сильно изменился, но не в этом дело. Вернее, не только в этом. Такой поступок был ни в его характере, ни в его категории.

В классе Борька легко мог стать старостой. Когда его выдвигали, он отнекивался, мол дисциплины у него для старосты нет. Но мне всегда казалось, что ему просто лень. Во всяком случае, авторитет, или, как сейчас модно говорить — харизму, он для этого имел.

После школы он легко поступил в университет. В нашем классе училось всего два человека категории «зет», с правом на высшее образование. Вступительные IQ-тесты Борька сдал без труда. Но проучился только три курса, что-то у него там не сложилось. Говорили, он в Антарктиду подался, даже пару зимовок на полюсе провел.

Теперь вы понимаете, я просто не мог подумать на грязного обросшего мужика, собирающего подаяние, что это Борька. Да он бы скорей грузчиком или дворником стал, чем пошел на паперть с протянутой рукой.

Но как только я посмотрел ему в глаза, то сразу его узнал. Не зря говорят, глаза — зеркало души. У Борьки они были настоящим трюмо нараспашку.

Наверное, у меня самого во взгляде что-то промелькнуло, потому что он сразу отвернулся. Должно быть, тоже меня узнал… Я не стал к нему подходить, предпочел сделать вид, что не знаю этого человека. Милостыню я ему, конечно, не подал. Ангелом меня назвать трудно, но это не повод быть скотом.

Теперь я чувствовал себя самым последним мерзавцем. Надо было к нему подойти, предложить помощь. Просто предложить, ни о чем не спрашивая, не вдаваясь в детали.

Все эти три дня я не находил себе места. После первой бессонной ночи, я перестал чувствовать себя мужчиной. После второй, понял, что нужно делать.

Сейчас я стоял и тупо смотрел на тетку торгующую цветами. Стояла она рядом со спуском в «метро». Торговля шла бойко — место было людное.

Под землю и обратно на свет двумя непрерывными потоками шли люди. Там в глубине под слоями бетона и грунта располагался транспортальный узел. Кабинки городского, междугороднего и межматерикового радиуса действия.

Земля на поверхности дорогая. Кабинки установили под землей, в бывшем метрополитене. Т-узел, конечно, не был настоящим метро, функций он выполнял много больше, но старое название упорно не хотело забываться. А новое так и не прижилось. И уже никогда, наверное, не приживется.

Наконец решившись, я подошел к продавщице:

— Извините, вы не подскажете, где я могу найти Бориса Александровича?

— Чего? — спросила тетка, выплюнув шелуху от семечек. Одна кожурка прилипла к нижней губе и словно магнит притягивала взгляд.

Я сообразил, что Борька мог не назвать свое настоящее имя.

— Я говорю, вы не знаете, где человек, который два дня назад рядом с вами просил милостыню.

Покосившись на значок полного члена общества с правом репродукции на моем лацкане, она сказала:

— Гражданин, я тут каждый день лет десять торгую. Нету тут ни Борисов, ни Ирисов, ни прочих Исов. Нету, и никогда не было.

Я растерялся. Не должен получлен категории «дельта» мне перечить:

— Ну как же? Я позавчера сам и вас, и его здесь видел!

— Уж вы-то должны знать, гражданин, что у нас в государстве нуждающихся нет, — слово «гражданин» она произнесла по особому. — Ну-ка посторонись, всю торговлю мне закрываешь!

Все заготовленные мной слова разом застряли в горле. Действительно, нуждающихся нет. Зато есть требующие опеки, и они не побираются. По официальной версии.

На самом деле, наше общество очень гуманно. Оно следит и оберегает каждого человека, даже полугражданина. У нас нет безработицы, никто не умирает от голода. И все благодаря IQ-тестингу. Каждой специальности соответствует определенный уровень интеллекта и случайный человек просто не получит образования, работать по которому он не сможет.

Мне ничего не осталось, как буркнуть «извините» и развернуться. Я с сожалением посмотрел на людей. В самом деле, не брать же тетку за горло при народе.

Под землю спускаться я не стал. Межконтинентальный т-узел имени Кандализы Райс не был самым ближним от моего дома, но «прыгать» еще ближе мне не хотелось. Лучше пройдусь. Тем более «проездной» на этот месяц я еще не купил.

Тогда, я даже не подозревал, как это изменит мою жизнь. И так и не решил, благодарить ли провидение, толкнувшее меня на пешую прогулку, или проклинать его.

Я шел по узкой пешеходной улице. Хотя все улицы сейчас пешеходные, необходимость в машинах отпала давно. Вокруг возвышались многоярусные небоскребы спального квартала.

Я шел и думал, что надо обзвонить бывших одноклассников. Может, кто-нибудь знает, что с Борькой.

Наконец, я дошел до высотки ничем не отличимой от соседних и прислонил большой палец к пластинке рядом с дверью. Она открылась и вместе с этим информация о моем приходе ушла в местный орган опеки. Раньше, если человек пропадал, то надо было писать заявление и относить его в МОРО через три дня. Теперь все намного удобней. Если человек не приходит домой двое суток подряд, органы опеки узнают об этом немедленно. И начинают интересоваться, не случилась ли с человеком беда. Наше общество очень заботливо.

Лифт быстро доставил меня на сто тридцатый этаж. Благо, лифтовый проездной у меня до конца года. Один раз я не успел его купить, и пришлось целый месяц подниматься пешком. Теперь я брал проездной сразу на год.

Войдя в квартиру, я первым делом подключился к Сети и проверил почту. Новых писем пришло не много. «Анекдоты после тяжелого трудового дня», запрос на новую партию материал из Репродуктория и реферат от моего ученика.

«Анекдоты» я сразу удалил. Они приходили по подписке, но читать их я давно перестал. А отписаться как-то не доходили руки.

Письмо из Репродуктория пришлось отложить. Это уже их третий запрос, и оставлять его без внимания чревато.

Я вздохнул. Как же мне надоели проклятые бюрократы из департамента по делам репродукции. Видите ли, из моего материала получаются отличные заготовки, почти всегда проходящие выбраковку.

Ненавижу!

Сделав три глубоких вдоха, я взялся за письмо ученика. Парнишка был неглуп, но ленив до безобразия. Все крайние сроки сдачи работы минули давно, но я по доброте душевной дал ему последний шанс.

Реферат назывался «Причины поражения России во второй мировой войне и послевоенное обустройство мира». Я пролистал работу по диагонали. Ничего нового я там не нашел. Начиналось все с анализа первобытно-классового общества. Рассматривались его недостатки по отношению к обществу мирового Порядка, которые и послужили первопричиной поражения. Такие, как слабая подготовка руководящего класса. Его интеллектуальная слабость. Не умения адекватно реагировать на стремительно изменяющуюся реальность. И прочее, и прочее.

Учитель истории внутри меня брезгливо поморщился и поставил удовлетворительно.

Потом я немного походил по комнате. Вынес мусор. Приготовил ужин. Немного поковырял его вилкой. Отодвинул. Затем снова придвинул. Еще раз вынес мусор, оставшейся после еды. Почистил зубы и ботинки. И, наконец, взял телефон. Звонить мне не хотелось.

Года два назад я подхватил на свой сотовый вирус, который напрочь стер всю адресную книгу. Я нашел только чудом сохранившейся на клочке бумаги номер своего бывшего старосты. Его я и набрал.

В трубке раздались гудки. Если после четвертого гудка никто не ответит, то разорву связь, мысленно решил я. Трубку подняли после третьего.

— Алло, — я попытался придать голосу твердость. На ум пришла мысль, что японцы вместо «алло» говорят «маси-маси». Мысль показалось интересной. Меня немного отпустило. Было бы здорово ляпнуть вместо «алло» «маси-маси», но я на это, конечно, не решился. Ни с тем человеком мне сейчас предстояло говорить.

— Да, я вас слушаю, — сказал из трубки сухой голос.

— Это Виктор Владимирович?

— Да, это я. Говорите, — тон у голоса не изменился, но как будто прибавилось сухости. Словно голос хотел сказать, что его владелец очень-очень занятой человек и время для него не только деньги, и даже не большие деньги, а само бытие этого мира зависит от него.

Я понимал бывшего старосту. В свое время ему не хватило всего каких-то двух десятых балла до категории «зет прима». И теперь вместо того, чтобы быть на вершине мира, заботиться о благе граждан и полуграждан, он вынужден довольствоваться должностью ректора в провинциальном вузе. Он пережил это очень болезненно. А, может, и до сих пор не смирился.