Олег Кашин - Кубик Рубика

Олег Кашин

Кубик Рубика

Все события вымышлены, а совпадения случайны

Все права защищены.

Ни одна часть данного издания не может быть воспроизведена или использована в какой-либо форме, включая электронную, фотокопирование, магнитную запись или какие-либо иные способы хранения и воспроизведения информации, без предварительного письменного разрешения правообладателя.

© Кашин О.В., текст

© Гатаван Кирилл, дизайн обложки

© ООО «Издательство АСТ»

I

В моем инстаграме от того дня осталась единственная фотография; я трусоват и не решился подойти ближе, стоял у гостиницы «Украина», поэтому обугленный Дом советов на моей фотографии – маленький и размытый, и полкадра занимает река, но танки на мосту, тоже маленькие – видны. Это был первый раз, когда я видел стреляющие танки, и те споры в соцсетях, болванками или не болванками, меня не касались, я не мог сказать по этому поводу вообще ничего. Пускай болванками, это ведь не имеет значения – да хоть конфетами. Главное – что из танков по парламенту, когда такое было?

А как они выходили из здания – это я видел только по телевизору. Усатый Руцкой в камуфляже, Хасбулатов, черная водолазка и невидящие глаза, за ними Макашов, Стрелков с Бородаем, Квачков, Удальцов, Ходорковский, Илья Константинов с бритоголовым сыном – Данилу месяц как выпустили из тюрьмы, обвиняли в убийстве, но в убийство никто не верил, даже судья, и месяц назад все радовались – надо же, есть, оказывается, в России правосудие, – а теперь Данила с отцом пойдут в Лефортово, и не найдется, наверное, больше судьи, который скажет «невиновен». В телевизионных новостях еще показывали поваленный на землю памятник Столыпину – смотрите, мол, это же вандалы, а никакая не оппозиция, – и камера снова переезжала на лица: Руцкой, Бородай и прочие.

Кого не было – Зюганова и Навального. Один, проиграв прошлым летом президентские выборы, как-то сразу померк, превратился, как Жириновский, в такую деталь думского фона – ну да, опять что-то сказал, но никого это уже не интересует, скучно, – а с другим что-то более странное. В Доме советов появлялся каждый день, и с балкона перед толпой выступал, он хороший оратор, ему были рады, но было что-то не то. Ни разу не ночевал в Белом доме, но всегда возвращался, как-то удавалось ему проходить через оцепление и обратно, а сам он по этому поводу никаких объяснений не давал, и тут уже даже не скептики, а вообще все понимающе вздыхали – мол, знаем-знаем, он всегда был какой-то мутный, и черт его знает, кто за ним стоит. Навальный еще выступал по телевизору накануне, почему-то его впервые, кажется, за все эти годы позвали к Соловьеву, и он, споря с Прохановым, говорил, что закон, конечно, превыше всего, но превыше закона – это чтобы кровь не проливалась, поэтому не поддавайтесь на провокации, силового противостояния допустить нельзя, все должно решаться мирно. Звучало это, конечно, странно – кровь ведь уже пролилась, Терехов еще неделю назад штурмовал бывший штаб Василия Сталина на Ленинградке, и тогда застрелили случайную пенсионерку в окне через дорогу, а за двое суток до штурма ОМОН на Болотной не дал демонстрантам прорваться к Кремлю – били зверски, асфальт весь в крови, хоть и без убитых. Песков накануне сказал, что надо действовать жестко, печень по асфальту размазывать, и с учетом такого пожелания омоновцы, пожалуй, повели себя даже мягко, не достучались до печени, обошлись руками-ногами-челюстями – спустя два дня, когда уже и останкинские трупы собрали, и из Белого дома выносили кого-то в мешках, та Болотная казалась приветом из какой-то совсем прошлой и совсем мирной жизни. Омоновец огрел дубинкой, надо же, кровавый режим.

Кровавый режим – эта присказка родилась задолго до пролитой крови. Закрыли острую передачу на телевидении, уволили редактора из газеты, заблокировали сайт, не согласовали митинг – о, кровавый режим, то есть в этом и юмор, все ведь понимают, что ничего кровавого в этом режиме нет, так, чижиков ест иногда. «Кровавый режим» – так говорила не оппозиция, так говорили охранители, издеваясь над очередной массовой скорбью фейсбука по какому-нибудь незначительному поводу. «Кровавый режим» – это не гневный лозунг, это именно анекдот, и статус анекдота не смогла поколебать ни останкинская кровь, ни пресненская. Режим действительно повел себя вполне кроваво, но какими словами это опишешь?

Если бы об этом спрашивали меня, то я бы, наверное, сказал, что режим не столько кровавый, сколько непоследовательный, нелогичный, и октябрьская трагедия в Москве – это тоже ведь частный случай нелогичности. Лидеров амнистировали через полгода, и они уже вон, опять в Думе заседают, а рядовых юзернеймов с Болотной – четверых до сих пор маринуют в тюрьме, остальных мариновали полтора года, и когда выпустили, этому даже странно было радоваться, то есть спасибо, конечно, но год суда и полтора тюрьмы – это в связи с чем, это за что? «Отколотая зубная эмаль», – это реальный состав преступления из реальных обвинительных заключений, вот уж всем преступлениям преступление, особенно если мы знаем, что и за убитых в Москве никто ответственности не понес, даже формального расследования не было, и тем более за Донбасс – война там как бы закончилась, но кто вербовал наемников, кто солдат посылал, даже не уведомляя их, что едут воевать за границу, да в конце концов, кто «Боинг» сбил – никому до этого не было дело, и только Маркин что-то бубнил в телевизоре, жизнерадостный вестник уголовных дел обвинял «Правый сектор». Министру обороны Шойгу даже дали орден, первого в этом веке Андрея Первозванного с мечами, говорили, что за Крым, но все понимали, что за Белый дом.

II

В Чечне полыхнуло практически сразу же. Вышли из лесу люди в папахах, засели в «доме печати», началась стрельба по всему городу, и вылизанный Грозный горел как новогодняя елка. Губернатора Кадырова, похожего на Лунтика из мультфильма, лучшего друга творческой интеллигенции и любителя социальных сетей и гаджетов, от греха услали послом в Танзанию, из Эстонии приехал симпатичный, но больше все-таки зловещий Джохар Дудаев, из отставников, генерал-летчик, назначили губернатором его, но было уже поздно. У кадыровской мечети старики каждый день танцевали зикр, Дудаев выходил к ним и, срывая овации, говорил о независимости, потом было страшное в Буденновске – Басаев, еще один неизвестно откуда взявшийся чеченский герой, захватил райбольницу, и Черномырдин звонил ему, уговаривал выпустить заложников – уговорил в обмен на коридор до Чечни, и автобусы Басаева ехали триумфальной колонной. Все ждали ответа от Москвы, и когда первый штурм Грозного (программа «Время» говорила, что это кадыровцы, но по «Дождю» показывали русских срочников в камуфляже без шевронов, как весной в Крыму) захлебнулся, и на проспекте Путина горели неопознанные танки, многие в Москве даже заговорили, что черт с ней, с Чечней, пускай отделяются, если уж так хотят, но президент решил иначе, и в ночь после закрытия сочинской Олимпиады Грозный взяли еще раз – телевизор показывал церемонию, камеры старались пореже останавливаться на напряженном лице президента, а где-то за кадром, уже не стесняясь и не переодеваясь кадыровцами, солдаты генерала Рохлина бросались на город, как будто за ним их ждала долгая счастливая жизнь, а не наоборот. Шойгу потом скажет – «мальчики погибали с улыбками на устах», но какие улыбки, штурм в олимпийскую ночь, какой-то совсем апокалипсис.

III

Через полгода вернулся Солженицын – в газетах подробно описывали его маршрут, с Аляски в Магадан, потом из Владивостока на поезде, и видно было, что классик готовился долго и планировал тщательно, но, кажется, все зря, до него тем летом никому не было дела, потому что в Баренцевом море погибала подводная лодка «Курск», и Аркадий Мамонтов, почему-то телевидение решило отправить к месту бедствия именно его, стоя на палубе «Петра Великого», стендап на фоне бушующих волн, говорил, что есть еще надежда, и что водолазы слышали стук по обшивке, то есть ребята живы и дают о себе знать, но Мамонтову никто не верил – после шпионского камня и серии передач про «кощунниц» он уже стал таким живым синонимом телевизионного вранья, как тут ему поверить.

Кощунницы, кстати, то есть Надя и Маша, бывшие Pussy Riot, после отсидки занявшиеся правами заключенных, успели съездить и в Видяево – Кашин там встречался с ними, и даже брал у них маленькое интервью, разговаривали у подъезда девятиэтажки, в которой их отказалась принять то ли жена, то ли уже вдова одного капитан-лейтенанта с «Курска». В Видяеве было жутко и при этом не очень интересно – ничего не происходит, но все злые, все нервные, все ждут развязки, и на местных форумах писали много нехороших слов о гастролерах из Москвы, прежде всего о журналистах. Кашин оставался там, а Надя с Машей улетели в Иркутск – поезд Солженицына доехал уже до Байкала, и главный зэк позапрошлого поколения хотел пообщаться с главными зэчками поколения нашего. В «Нью-Йорк Таймс» фотографию двух улыбающихся девушек и между ними старика в розовой балаклаве – только глаза видны и борода торчит, – напечатали на второй полосе, на первой была Югославия, а про «Курск» вообще статья без фотографии. Иерархия новостей, информационное общество, и Кашин в этом обществе жил, потому что он был журналист.