Анастасия Торопова - Город нерождённых детей

Анастасия Торопова

Город нерождённых детей

Мечта… сын… солнце… Эти слова аукаются мне постоянно… Даже не зная, что я, где я, существует ли что-то вокруг меня, я слышал их всегда. Эти слова и необыкновенное мягкое тепло – то, что я помню, то, что ощущаю. Это так приятно, что хочется всегда это чувствовать.

Но вдруг тепло начало гаснуть. Мне становилось всё холоднее. Как неприятно! И слова звучат всё тише и вдруг прекратили своё существование, как если бы существовать прекратил я. Если бы я мог желать, чего-то захотеть, я бы предпочёл снова услышать: сын… солнце… а дальше? А что было до этого? Не помню… Я… больше не существую? Но почему?! Ведь я могу желать! Это не может быть пустотой! Я не могу стать ничем! Это нечестно! Я не ничто! Я…! Пожалуйста… это не честно…

Что я? Мысль? В пустоте она ничто, ведь ничто не отзовётся. Я не чувствую больше ничего. Не вижу. Не слышу. Что я? Я одиночество. Не понимаю больше ничего. Одиночество. Как что-то естественное и неизменное. Я уже ничего не помню. Я забыл, что я существовал… Если бы я мог желать… я не хочу быть таким! Несуществующий… Один… Я хочу быть с кем-то, частью чего-то…

Что-то есть… там. Не знаю, где это, что это, но это определенно то, что нельзя назвать ничем. Оно выглядит другим, не таким как пустота. Что-то непохожее на ничего. Туда. Точно – туда! Оказаться там… и я больше не одиночество. Я стремлюсь туда! Может быть, я ещё существую! Что это? Я хочу туда!

– Это Кэлестис портум1. Ты в нём.

Я услышал это, но слова мне не знакомы.

– Это Кэлестис портум, – повторились слова. – Ты больше не одиночество.

Я вдруг понял, что снова могу осязать. Я могу! И я осязаю: поверхность, я могу сделать шаг и переместиться на другую точку. Я слышу… звуки… разные. Это шум, это слова. Не такие, какие, я, наверное, слышал когда-то. Я вижу: здесь есть кто-то ещё. Я и кто-то, кроме меня…

– Ты уверенно стоишь. Ты не одиночество, – снова сказали.

Тот, кто это говорит, должно быть, где-то рядом. Я протягиваю вперёд… я теперь точно знаю, что это «вперёд»! Руки… у меня есть руки! Я это так назову.

– Молодец, – снова новое слово. – Теперь просто открой глаза.

– Глаза? – я вдруг повторил незнакомое слово и словно понял, что назову глазами.

Открыть глаза значило появиться впереди чему-то.

– Кэлестис портум! – воскликнул я.

– Верно.

На этот раз я отчетливо слышал направление слова и мог открыть глаза на того, кто его сказал. Сначала я подумал, что вижу себя. Ведь у него тоже то, что я назвал руками, ногами, глазами. Но его действия не совпадали с моими мыслями.

– Кто ты? – спросил я и уже приготовился к новому слову.

– Душа.

– А я?

– И ты.

– Мы одно и то же?

– Нет, – сказал голос. – Мы две разные души.

– Что это значит?

– Открой глаза, – повторил он. – И ты увидишь место.

Я попытался снова повторить это с глазами. Получилось. Теперь я видел не только своего собеседника, но и то, что вокруг него.

– То, где мы стоим – это дорога, – начал объяснять он. – Все, что сотворено вне обителей, создано общими желаниями душ.

– Что это на дороге? – я указал на длинный шест с коробкой на верхушке, а внутри было что-то необыкновенно белое. Ещё белее, чем всё вокруг.

– Фонарь. А в нём – свет, – пояснил он.

– Ты назвал это так? Почему?

– А почему бы нам не назвать это так?

– Нам?

– Оглянись.

Я впервые осмотрелся. На этой дороге ходило много других с руками, ногами, глазами.

– Это тоже души? Разные души?

– Молодец. Ты сам всё понял.

– «Молодец» означает, что что-то стало понятно?

– Хм… вроде того.

Я впервые смотрел так ясно. И чем больше я вглядывался, тем больше вещей видел. Но больше всего меня интересовали души. Они, правда, были совсем не похожи друг на друга. Значит: и я так же не похож на них, но при этом мы все души. А если есть «мы», то я вовсе не одиночество!

– Я существую!

– Существуешь? – мой собеседник немного помолчал. – Смотря, что ты называешь существованием.

– А ты? Ты знаешь это слово?

– Я знаю много слов.

– Ты скажешь мне их? – мой голос теперь стал другим, словно мог сказать о воодушевлении, которое должно было переполнять меня.

Воодушевление? Я сам придумал это слово, потому что не слышал ничего подобного из уст собеседника. Это так… Новое слово – это так…!

– Ты научишь меня другим словам? – снова говорю я, не замечая, что повторяю это.

– Конечно. Я всем их говорю. Начну с себя.

– А? Как это?

– Приманимус2.

– Что?

– Можешь называть меня так.

– Приман… имус

– Приманимус, – повторил он. – Тебе, пожалуй, сейчас сложно.

– Очень много новых слов, но я хочу запомнить их все! Это, – я указал под ноги, – дорога, а это, – показал рукой на длинный шест, – свет с фонарём. Нет, стой… фонарь со светом.

– Молодец, – похвалил меня собеседник.

– Да. Молодец! Определенно молодец. Я понимаю. А ты… При… Приман!

Он вздохнул, и при этом у него чуть опустились плечи, и, кажется, приподнялись уголки губ….

– Ладно. Если хочешь, можешь называть меня «Приман». Ты, как и все, вправе дать вещам свои имена.

– Как хорошо, – я тоже попробовал приподнять уголки, но у меня ничего получилось.

Уверен – я научусь!

– А как насчёт тебя? – вдруг спросил Приман.

– Меня? – воодушевление сменилось непониманием.

– Как ты хочешь, чтобы называли тебя? У тебя есть имя?

– Что такое «имя»?

– Это слово, которым называют тебя, которым ты себя называешь. Ты же не хочешь быть безымянной душой?

– У всех есть это… имя?

– Конечно. Этим в первую очередь мы отличаемся друг от друга.

– А почему не зваться всем одинаково? Душами? Так мы будем вместе, и нам не будет одиноко.

– Быть одним со всеми, не иметь вокруг себя ничего, что отличалось бы от тебя – всё равно, что быть одному.

– Я не знал, – звук моего голоса превратился в тихий шёпот.

– И я не сразу это осознал.

Я задумался. Если он это знает, значит, он уже пытался быть одним со всеми.

– А что ещё ты знаешь?

– Не всё сразу. У тебя вечность, чтобы познавать, если захочешь.

– Что такое «вечность»?

– Вечность означает «всегда».

– Всегда? То есть не изменяется?

– Я бы сказал «не кончается».

– Фух. А я уж подумал, что вечность – это одиночество.

– Чтобы это узнать, вечность должна кончиться.

– Но она не кончится, – уточнил я. – А это ты откуда знаешь?

– Она же до сих пор не кончилась.

– Ну и что?

– Зачем тебе об этом думать?

– А я хочу знать.

– А тебя сильно тянет познавать, – Приман склонил голову и оглядел меня. – Но знания иногда причиняют боль.

Опять новое слово?

– Боль, – начал пояснять он, – это ощущение, которое ты хочешь прекратить. Как одиночество. Иногда мне думается, что это одинаковые вещи.

– Ну, если бы они были одинаковыми вещами, то не носили бы два разных имени… Или такое бывает? Знания… боль… одиночество… Не совсем понимаю. Не молодец.

– Ты столько рассуждаешь, а ведь даже имени себе не придумал.

– А как придумывают себе имена? Они что-то значат?

– Обычно это слово, которое приходит тебе на ум, когда ты думаешь о себе как о ком-то существующем и уникальном. Понимаешь меня?

– Не совсем. Опять не молодец.

Я уже подумал о себе существующем в этом месте с этими душами, но тут оказалось так много слов, что я не услышал своего собственного. У Примана тоже так было?

– Кто-то приходит сюда не пустым, а храня какое-то слово. Его берут как имя.

– «Храня»… Как ты?

– Нет. Я был пустым. Я сам заполнил эту пустоту и стал Приманимус. А хранишь ли что-нибудь ты?

– Сол… – начал я, вороша какие-то мысли, напрягся, стараясь вспомнить что-то, кроме пустоты. – Солфилиус3.

– Солфилиус? – переспросил Приман, заглядывая в глаза юной душе. – Солфил, храни свое имя, и оно вечность будет с тобой.

– Но что значит «хранить»?

– Называй свою душу «Солфилиус». И твое имя отзовется во множестве душ.

– Добро пожаловать, Солфил, – отозвались многие голоса. – Это Кэлестис портум.

С каждым шагом по дороге появлялись новые слова: город, квартал, тропа, лестница, окно, арка, стены, разные вещи. Так много слов, и к каждому можно прикоснуться. И все они для того, чтобы вокруг не было места одиночеству. Ведь каждая душа приносила с собой новое слово, и оно становилось частью живописной мозаики под названием Кэлестис портум. Так говорил Приман.

– Каждое слово – ключ к этому городу, потому что все эти слова заполняют одиночество. А слова появляются из ваших желаний. Так одиночеству не будет тут места.

Приман всегда беседует с кем-то. Часто со многими сразу. Они собираются вокруг него, чтобы услышать то, чего не знают и наполнить новыми словами свою обитель. Каждая душа имеет обитель – место, где собраны все слова, которые ей известны. Так рождались неповторимые кварталы города с множеством слов и вещей.