Царь нигилистов 2 (СИ) - Волховский Олег

Олег Волховский

Царь нигилистов 2

Глава 1

Никса тоже возник у микроскопа и посмотрел на хрень. Ту самую, большую, круглую из его золотушных язв.

Пожал плечами и впился взглядом в Склифосовского.

— Если не ошибаюсь, это гигантская клетка Пирогова, — пояснил Николай Васильевич. — Была публикация в «Военно-медицинском журнале». Несколько лет назад.

— Что вас так расстроило? — спросил Саша.

Склифосовский замялся.

— Если вы боитесь нас напугать — уже поздно, — заметил Никса. — Уже напугали. Лучше скажите, как есть.

— Хорошо, я переформулирую вопрос, — сказал Саша. — Где Пирогов наблюдал такие клетки?

— То, что я сейчас скажу, ничего не значит, — ответил Склифосовский. — Гигантские клетки Пирогов наблюдал в мокроте больных чахоткой. Но никто не доказал, что они связаны с болезнью.

— Вот почему я не буду править, — усмехнулся Никса.

И достал портсигар.

— Ты таскаешь с собой эту гадость? — возмутился Саша.

Брат как ни в чем не бывало вынул сигарету, зажег спичку и закурил.

Тонкие, как у девушки запястья, тонкие пальцы: все то, что казалось Саше признаком аристократизма. Нет! Просто худые руки пятнадцатилетнего мальчика, больного туберкулезом.

— Я тебя убью, — сказал Саша.

— Папá тебя повесит, — заметил Никса, затягиваясь.

— Пофиг!

Никса рассмеялся.

— Ты понимаешь, что тебе это совсем нельзя? — спросил Саша. — Конкретно тебе конкретно совсем.

— Ладно, последняя.

— Портсигар мне сдашь, — проинформировал Саша.

Брат прыснул со смеху.

— Ты зря лапки-то опустил, — сказал Саша. — Я читал об одной поэтессе, у которой нашли туберкулез примерно в твоем возрасте, и она прожила больше семидесяти лет.

Про то, что Гиппиус всю жизнь дымила, как паровоз, Саша на всякий случай умолчал.

— Она жила сначала в Крыму, потом в Тбилиси, потом во Франции. — сказал он. — Тебе в Питере тоже делать нечего.

— В Тбилиси? — переспросил Никса.

— Ну, в Тифлисе.

— Из Крыма буду править?

— А что? Перенесешь столицу в Ялту. Народу понравится.

— Еще ничего не ясно, — заметил Склифосовский.

— Это верно, — сказал Саша. — Вот, Никса! Николай Васильевич совершенно правильно говорит.

— Значит, я могу курить дальше? — спросил брат.

— Ну-у, безопаснее действовать с учетом пожара. Кстати…

И Саша посмотрел на Склифосовского.

— Николай Васильевич, я не верю, что внутри этой штуки ничего нет. Можно ее в другой цвет покрасить?

— Сейчас попробуем, — кивнул Склифосовский.

Гигантскую клетку подкрасили чем-то зеленым, потом охрой…

Николай Васильевич только качал головой. Центральное светлое поле в окружении полукруга из клеточных ядер было пусто по-прежнему.

— Всем подряд! — сказал Саша. — Всеми красителями, которые у вас есть.

— Ваше Высочество, что мы ищем?

— Палочки. Длинные узкие бактерии. Наверное, они очень маленькие.

— Откуда вы знаете?

— Неважно! Наверное, читал где-то. Просто делайте то, что я говорю. Я вас не отпущу, пока не найдете!

Никса усмехнулся и затянулся оставшейся половинкой сигареты.

Неумолимо приближались два часа дня.

За дверью послышались шаги, так что брат едва успел потушить окурок.

В комнату вошел Гогель и поморщился от ужасной смеси запахов спирта, хлорки и табака.

— Что здесь происходит? — спросил он.

Саша вскинул руку в его направлении и раскрыл ладонь.

— Кто курил? — спросил Григорий Федорович.

— Я, — сказал Склифосовский. — Прошу прощения, если это запрещено.

— Главное, чтобы не они.

И Гогель указал глазами на Сашу и Никсу.

— Вам пора обедать, — добавил он.

— Есть вещи поважнее! — бросил Саша. — Выйдите! Еще час.

Генерал опешил, полминуты не понимал, что делать. Но, наконец, сделал шаг назад и вышел из комнаты.

Склифосовский в очередной раз перекрасил препарат и прильнул к микроскопу.

Взял лист бумаги и карандаш.

— Ваше Высочество, это то, что вы искали?

Саша посмотрел в окуляр.

В клетке Пирогова, в основном ближе к ядрам, было несколько синих червячков, похожих на пунктир. Иногда пунктирные линии сходились друг с другом и образовывали латинские буквы «V».

— Думаю, да, — сказал Саша. — Зарисуйте и обязательно запишите краситель, а то мы их потом не поймаем.

— Ваше Высочество, вы ведь знаете, что это? — спросил Николай Васильевич.

— Туберкулезные палочки, — пожал плечами Саша. — Но мало того, что это знаю я, нам надо убедить в этом других. Николай Васильевич, вы готовы посветить этому весь август?

— Да, — кивнул Склифосовский. — Еще бы!

— С голоду не умрете, — сказал Саша. — Я найду деньги.

— У меня есть, — вмешался Никса.

— Двести рублей серебром? — вспомнил Саша.

— Это не все, — заметил брат.

— Двести рублей серебром? — переспросил Склифосовский. — Этого хватит!

— Не факт, — сказал Саша. — Вам понадобятся помощники. Много технической работы. Палочки надо вырастить. Потом ввести лабораторным мышкам и посмотреть, что с ними будет. Потом понять от чего мрут эти штуки. Причем попробовать все. У меня есть некоторые идеи… И чтобы вы сами и ваши помощники могли спокойно заниматься этим проектом и не думать, где бы подзаработать. Можете мне примерно посчитать?

— Я все обдумаю и напишу, — сказал Склифосовский.

Саша кивнул.

— Отчеты мне будете присылать: что получилось, что нет.

— Хорошо, — сказал Николай Васильевич.

— Они дохнут от хлорной извести, — заметил Никса.

— Палочки мы не проверяли, — возразил Саша.

— Я спишусь с Пироговым, — сказал Николай Васильевич. — Он использовал раствор хлорной извести для обработки ран. Не знаю, можно ли им обрабатывать золотушные язвы.

— Никса, конечно, уникален, а его золотуха — не думаю, — предположил Саша. — Можно еще этих гадов найти. Николай Васильевич, у вас есть микроскоп?

— Здесь нет.

Саша с тоской посмотрел на прибор.

— Возьмите, Николай Васильевич, — со вздохом сказал он. — Я в общем-то увидел все, что хотел. Вам сейчас нужнее.

— А как же трупные ткани? — спросил Склифосовский. — Легкие курильщика?

— Не подумайте, что я испугался, — сказал Саша. — Просто мой брат важнее. Потом дойдем до мертвых тканей и, думаю, увидим там еще много всего интересного.

Николай Васильевич соскоблил у Никсы с шеи максимальное количество гноя и чешуек и завернул в лист бумаги.

— Еще немного и там ничего не останется, — заметил брат.

— Разве что после хлорки, — возразил Саша.

— Я вам остался должен рубль, — вспомнил Склифосовский. — Я разменял.

И достал кошелек.

— Пятьдесят копеек, — поправил Саша. — Мы вас еще час промучили.

На том и сошлись. Пятьдесят копеек состояли из четырех монет по десять и двух по пять: будет, чем с Гогелем расплатиться.

Десять копеек Саша оставил на столе, остальные убрал в коробку.

На прощание пожал Склифосовскому руку и обнял его.

— Жду расчеты для нашей лаборатории, — сказал он.

Вернулся Гогель. В очередной раз поморщился от запаха.

— Я у Никсы пообедаю, — сказал Саша.

— Александр Александрович, что здесь произошло? — спросил гувернер.

— Скажем так… мы нашли кое-что в гное из язв Никсы… но мы не уверены… рано делать выводы. Рано говорить папá. Но моему брату нужна поддержка.

Саша взял десятикопеечную монету и протянул Гогелю.

— Григорий Федорович, я вам должен.

— Ну, что вы, Александр Александрович! Не стоит!

— Возьмите! А то, не дай бог, мне еще понадобится, а вы только и будете думать, когда же этот мелочный тиран (то есть я) угомонится и перестанет обирать своего бедного учителя.

— Александр Александрович! Да я никогда ничего подобного не подумаю!

— Мне так спокойнее.

И Саша вложил монету в руку своего гувернера и согнул его пальцы.