Георгий Зотов - Печать луны

Георгий Зотов

Печать Луны

Часть первая

Подражатель

Забери мою душу. Пей мою кровь, как я пью твою. Распни меня на рогах Смерти. Отрежь мою голову – выпусти наружу зло, что внутри меня…

Пролог

Громко топая по выжженной земле ногами в зашнурованных до колена сандалиях, облаченный в потертые кожаные доспехи солдат несся к своему начальнику, поднимая облака пыли. Офицер поджидал его на пригорке, покрытом выгоревшей травой, лениво опираясь на длинный меч, на тонких гранях зазубренного металла пурпурными отблесками играло заходящее солнце. Квадратное лицо с горбатым носом выражало тягучую скуку и усталость трудного дня. По вискам стекали тяжелые капли пота, перемешанного с красным песком, из-за чего борода казалась крашеной.

– Ничего не получается, мой господин, – подбегая, виновато прокричал солдат. – «Пожиратели душ» заперлись изнутри и наотрез отказываются покидать храм. Дверь, ведущая к их алтарю, замурована: мрамора там на два локтя, не меньше. Понадобится пара часов, чтобы выбить ее тараном.

Офицер сонно подвигал челюстью, на которой с двух сторон виднелись ороговевшие рубцы – мозоли от ремешка шлема: он не снимал его двадцать лет, проводя время в постоянных походах. Признаться, ему уже порядком надоела многочасовая резня, устроенная пьяными от вина и победного экстаза войсками в покоренном городе. Проливать новую кровь не хотелось – он и так сыт ею по горло: закованные в броню лошади тяжелой кавалерии и без того с утра не могут продвинуться через городскую площадь, заваленную трупами мужчин, женщин и детей.

– Ты сказал им, что у нас приказ? – безразлично спросил он, сплевывая забившую рот жесткую пыль. – И мы не можем просто так взять и уйти, не выполнив его, иначе нас самих прибьют на воротах их чертова храма.

– Да, мой господин, – покорно склонил голову солдат, становясь на колено. – Они говорят, что не имеют права выходить за пределы алтаря. Поэтому, если им суждено умереть здесь – значит, так тому и быть.

…Офицер выпрямился и выдернул из сухой земли меч, рукоять которого была выполнена в виде головы орла. Прикрывая глаза от последних лучей умирающего солнца, он обвел пристальным взором храм из розового мрамора. Стройные зеленые кипарисы, прозрачный водоем со священными золотыми рыбками (которые, если верить местным жителям, способны откликаться на имена), толстенные колонны на входе – каждую не смогли бы обнять и двое его солдат. Это здание строили сорок тысяч пленных воинов с юга – недаром оно считается самым большим и красивым святилищем города. Но какими морями крови омыто подобное великолепие? Страшно подумать. Всего сутки назад, в ночь перед штурмом, в залах храма творились такие вещи, что мурашки бегут по спине. Женщины с безумными глазами, дурманящий белый дым, извивающиеся на углях босые танцовщицы и коленопреклоненные толпы городских жителей, в экстазе простирающие руки к лицу своего злобного и могущественного Повелителя.

…Хотя, конечно, вряд ли человек в здравом уме назовет ЭТО лицом…

…Сдвинув шлем, он провел ладонью от лба к подбородку, размазывая пот и пыль, пытаясь отогнать зловещее видение.

– Поджигай, – растворенным в тишине голосом шепнул офицер на ухо солдату, надеясь, что этого слова не услышат служители храма – закутанные в пурпурные покрывала люди с умащенными благовонным маслом волосами. Они и не услышали – скорее, догадались о смысле почти безмолвного приказа. Заметив, что солдат резко кивнул в знак согласия, служители нестройной толпой ринулись к главному входу в храм и встали у лестницы полукругом, сжав кулаки. Лоснящиеся, покрытые сурьмой и румянами лица были искажены животным страхом, а щеки и губы мелко тряслись, однако они были готовы ценой собственной жизни предотвратить грядущее святотатство. Ни один смертный за всю историю великого города не посмел коснуться стопами главной святыни – алтаря «пожирателей душ». Этого не должно было случиться и теперь.

– Отойдите, – спокойно попросил офицер.

Служители не двинулись с места. Их одежды колыхались от теплого ветра, дувшего со стороны пустыни. Вздохнув, офицер махнул солдатам волосатой рукой, запястье которой охватывали два массивных золотых браслета.

Насвистывая кабацкую песенку, он созерцал клубы черного дыма, поднимавшиеся над разгромленным городом. Шагая прямо по свежим трупам, солдаты торопливо стаскивали к мраморным стенам большущие вязанки сухого кустарника, бросали на натертый до блеска пол святилища разрубленные в мелкую щепу пальмовые дрова. Пламя, одновременно запылав снаружи и изнутри, оранжевыми языками взвилось над мраморной громадой. Подойдя к храму настолько, насколько позволял нестерпимый жар, офицер терпеливо ждал, пока розовый камень почернеет и начнет крошиться. Опыт подсказывал – после этого обрушить стены не составит особого труда.

Каменная дверь, ведущая к алтарю, внезапно отворилась – у порога встала шатающаяся фигура, закутанная в голубое покрывало. Офицер успел заметить сверкающую маску из желтого металла, из-под которой по плечам рассыпались черные волосы. Секунда – и фигуру поглотила волна огня. Обладатель золотой маски словно растворился, превратившись в мельчайшую серую пыль, взлетев пеплом до потолка.

– Умтасааа… колатура… этвини сеген митта… – услышал он слабый голос.

Офицер обернулся. На него были устремлены полные ненависти глаза служителя в пурпурной одежде, покрытой еще более темными пятнами, чем сама дорогая ткань. Лежа на земле, тот пытался зажать подвернутой рукой рваную рану на боку, откуда неудержимо лилась черная кровь.

– Что он сказал? – бесстрастно наблюдая страдания жреца, полюбопытствовал офицер у смуглокожего наемника, уроженца пустынного племени, – тот практично обшаривал еще теплые тела мертвецов в поисках драгоценностей.

– «Теперь жизни больше нет», – перевел наемник, не отрываясь от своего дела. – Вы знаете местную легенду, господин? Кем были те три человека в масках у священного алтаря, которые предпочли сгореть, но не выйти к вам?

– Нет, – расслабленно покачал головой офицер.

– Сейчас расскажу, – осклабился наемник, выдирая серьгу из уха покойника. – Вы не поверите, но они существовали на самом деле…

…В остановившихся глазах человека, завернутого в бордовую материю, отражался огонь, заполнивший внутреннее пространство храма. Окутанная клубами дыма, над главным входом продолжала выситься полая металлическая статуя, державшая руки прямо перед собой ладонями наружу. Даже стоя к ней спиной, офицер каждым позвонком чувствовал ее взгляд…

Глава первая

Программа «Розыгрышъ»

(20 февраля, воскресенье, ночь)

Голова чудовищно болела. На лоб, виски и щеки со всех сторон навалилась мягкая и одновременно тяжелая субстанция – череп словно плавал внутри подушки, в самую середину которой залили мед, перемешанный с обломками бритв. Лезвия безжалостно вонзались в темя, саднило кисти рук, полностью онемели лодыжки. Мозг готов был взорваться – в мыслях всполохами метались зеленые молнии. Губы распухли. Во рту стоял такой вкус, что отруби с пола свинарника показались бы деликатесом.

…Светловолосая девушка с правильными, но слегка одутловатыми чертами лица, носящего явные следы элитного солярия, пошевелила набрякшими веками. Ухоженные ресницы стукнулись друг о друга, издавая, как показалось ей, едва ли не кровельный скрежет. В первые секунды после неожиданного пробуждения Маша не выражала никаких эмоций – находясь в полусонном и полупохмельном состоянии, она логично решила, что продолжает спать. Нерезкая «картинка» перед покрасневшими глазами расплывалась, дергаясь по краям, как в деревенском кинотеатре. Она находилась в довольно большой комнате, своей обстановкой напоминающей дешевый нелегальный бордель. Грязно-розового цвета бумажные обои с дебильными голубыми цветочками, плохо покрашенный потолок, облепленный засохшими трупами комаров, треснувшее овальное зеркало на стене. И новый деревянный стул возле железной кровати.

КРОВАТИ, НА КОТОРОЙ ЛЕЖИТ ОНА.

Никакой другой мебели в комнате нет: все предметы, намеренно или случайно, «сгрудились» в одном месте. Окно, судя по всему, имеется, но стекол не видно – они закрыты черными непроницаемыми шторами. Включено электричество – на потолке запыленная люстра с тремя плафонами из дымчатого стекла, в двух, потрескивая, горят продолговатые лампочки. Глаза распахнулись шире, зрачки дернулись, расплываясь в страхе. До нее стало доходить – она вовсе не спит.

…Она подскочила на кровати – пронзительно заныли ржавые пружины. Господи Боже! ДА ЧТО С НЕЙ СЛУЧИЛОСЬ?! ГДЕ ОНА НАХОДИТСЯ?! КУДА ЭТОТ ГАД ЕЕ ПРИВЕЗ?! Девушка рванулась, но не сдвинулась даже на миллиметр – каждая из ее рук была плотно прикручена к железной спинке кровати толстыми бечевками. Точно так же, но уже к другой стороне «лежбища», привязаны и обе ноги, распяленные в разные стороны. Машей овладело чувство леденящего ужаса: наполнив ее до краев, он мутной пеной вырвался наружу вместе с громким воплем. Она толком не понимала, куда попала, но не надо быть академиком, чтобы уяснить – с ней происходит очень плохая вещь. Извиваясь, словно угорь на сковороде, пытаясь освободиться от сдирающих кожу просмоленных веревок, Маша дико завизжала на одной ноте, так громко, как будто увидела живую крысу.