Андрей Дорогов - Неомаг

Пролог.

  Не надо было соглашаться на эту встречу, думал Максим, глядя поверх очков, как к столику уличного кафе, подходят те кто назначил ему встречу. Не смотря на удушливое, жаркое лето на мужчинах были темные костюмы. Эти двое - "первый" и "второй", как мысленно он их окрестил, были абсолютно разные, но тем не менее, неуловимо похожие. Первый - среднего роста, темные волосы зачесаны назад. Второй - высокий, худой, если не сказать изможденный, с пегими коротко, по военному, стрижеными волосами.

   Не здороваясь, они синхронно отодвинули пластиковые стулья, и, аккуратно поддернув брюки сели.

  Глазами, вот чем они были похожи. Темно-серыми, словно подернутыми дымкой, глазами. Нет, не стоило - он утвердился в своей мысли, глянув в их спокойные лица. К сожалению, отказать тем, кто его попросил он не мог. Бывают в жизни такие ситуации, когда невозможно сказать нет, кто бы что бы, не твердил о свободе выбора.

  - Я, вас слушаю, господа. - Максим поставил чашку, с не тронутым кофе, на исцарапанный пластик стола, и ленивым движением среднего пальца сдвинул очки к самым глазам. Темные стекла хоть какая-то защита, от этой серой пыли, глядящей на него.

  - Снимите, пожалуйста, очки, - попросил первый.

  - Извините, но у меня болезнь глаз, солнце просто убивает их, - интересно каково это видеть вместо глаз собеседника свое отражение?

  - Мы можем пересесть в тень, - скрипучим, словно несмазанные петли голосом, сказал второй.

  - На таком солнце и тень слишком яркая для меня, - Максим, глядел куда-то в пространство между собеседниками.

  - Зачем же вы, назначили встречу, именно здесь? - это опять отозвался первый.

  - А вам не жарко в этих костюмах? - ответил он вопросом на вопрос.

  - Нет. Вы не ответили, - проскрипел второй.

  - Я люблю солнце, хоть оно и вредно для моих глаз. Вы так и будете говорить по очереди? - Максим улыбнулся.

  Визитеры не отреагировали на его шутку.

  - Вас поставили в известность, по поводу нашей просьбы? - видимо для разнообразия заговорил второй.

  - В общих чертах, - Максим сделал вид, что отпивает кофе.

  - Я так понимаю, Вы, отказываетесь, - подал голос первый, - да же не узнав подробностей?

  - Видели те, господа, - он вздохнул, и, снял очки, - так уж вышло, что я знаю, что вы хотите от меня, правда без подробностей. Но ваша просьба лежит вне области моих профессиональных интересов, проще говоря, то чего Вы от меня хотите, я не смогу сделать. - Максим обращался уже непосредственно к первому. - Вы же не пойдете тачать сапоги к портному, так вот продолжая аналогию, я как раз тот самый портной, к которому вы пришли за сапогами.

  Он проговорил все это, глядя в пыльные глаза первого, за время всего разговора так не разу и не моргнувшего.

  - Да же и не пытайтесь, - шевельнул губами темноволосый, - Вы птица не того калибра.

  - Ага-ага, - Максим, покивал, - вот и я о том же, - снова надел очки и привычным жестом среднего пальца, вдавил дужку в переносицу, - я мелко плаваю и вам неинтересен.

  - Значит, отказываетесь, - теперь говорил первый.

  - Значит, отказываюсь, - он развел руками.

  Не прощаясь, двое людей синхронно встали, одернули брюки и, развернувшись, направились к ожидавшему их "мерседесу". Как только машина, скрылась за поворотом, Максим резко выдохнул и вытер вспотевший лоб. Машинально поднеся чашку ко рту, он глотнул кофе.

  - Фу ты, черт, - резко вскочил со стула и выплюнул теплую бурду. Он терпеть не мог растворимый кофе. Все было плохо. Максим не чувствовал тех с которыми беседовал, то есть совсем не чувствовал, словно беседовал со стеной, а не с людьми из плоти и крови, а это было плохо, очень плохо. Для него плохо.

Глава 1.

  Начало маятника он банально прозевал, даже не прозевал, просто откат начался не вовремя. Обычно, такие де стабильные состояния, приходили четко два раза в год, летом и зимой плюс-минус несколько суток, и длились 4-5 дней. Зимний - приходился на новогодние праздники, летний - в начале июня. Он загодя чувствовал приход маятника, и готовился к нему. Зимой - затаривался водкой и пил беспробудно в квартире. Пил зло, жадно, так что бы, не встать и ни чего не помнить. Летом брал спальник, уходил в лесную глушь, туда, где не встретишь людей. Так продолжалось последние восемь лет.

  И вот середина августа и снова она, сводящая с ума депрессия. Может, он слишком много сил вложил в амулет, а может, не надо было искать этот треклятый "лексус". Но скорее одно наложилось на другое. Отложить создание амулета он не мог, внутри грызло и свербило, делай-делай, а своему внутреннему голосу он доверять. Точно так и вышло. Как только он взялся за дело, как звенящая пустота в животе, растаяла как первый снег под лучами солнца. Отказаться искать тачку он тоже не мог, один раз он уже отказался, второго отказа могли и не простить. Тем более, ни каких объективных причин для отказа не было. Это как раз его профиль - пропавшие вещи.

  Началось все с боли, которая появилась в правом виске, и свинцовыми толчками распространилась на всю голову. Следом пришла тошнота и ломота в суставах. Чувствуя заранее приход отката, он за неделю плавно входил в голодовку и ограничивал социальные контакты. Попросту отключал телефон и запирался в квартире, и к началу маятника приходил с пустым желудком, звенящей от одиночества головой и батареей водочных бутылок в холодильнике.

  В этот раз все было не так. Первый приступ боли скрутил его после ужина. Яблоко, свежее, хрустящее блестящим сломом, вышло из него быстрее, чем дошло до желудка. Кости скрутило так, что он не удержался на ногах и упал на кафельный пол, больно ударившись коленями. Эта, другая боль, немного отрезвила его, и он смог переползти в комнату.

  Следом за приступом боли его сознание затопили голоса. Бубнящие, перебивающие друг друга, с шепота срывающиеся на визг. Он вцепился в кулак зубами и грыз его, болью и медным вкусом крови отгоняя дикий шум в голове. Голоса отступили, но не надолго. Это были не слуховые галлюцинации, в просторечье именуемые глюками. Это были обострившиеся до предела чувства, доносившие до него жизнь соседей, всю их радость и чаянья, но больше боль, страх и ненависть - весь ментальный мусор, годами копившийся в их головах.

  Покупая квартиру, он, зная об этом, специально приобрел жилье максимально далеко от центра, в так называемой зеленой зоне. И долго и придирчиво выбирал не столько квартиру, сколько соседей. Тогда ему показалось, что соседи вполне приличные люди. Но сколько же оказалось грязи в этих, милых, на первый взгляд, людях. Нет, на словах все было в порядке. Они здоровались при встрече, а при наличие свободного времени, не прочь были поболтать друг с другом - вежливо улыбаясь при этом. Но во время приступов ни сталинской постройки дом с толстенными стенами, ни хваленая (как его уверили строители - можно рок-концерты закатывать, ни кто не услышит) звукоизоляция не помогала. Зимой он просто до бровей закачивался водкой, так что ментальный шум не проникал в его затуманенное сознание. Летом уходил в лесную глушь, где людей в принцип не было, а какая злоба и ненависть от лесных тварей, одна сплошная благодать, да позитив. За пять лет жизни в этом доме, он пережил 10 маятников.