Александр Кудрявцев - Винчестер

Часть первая  ПОЕЗД БЕГЛЕЦА

Runaway train never going back

Wrong way on a one-way track

Seems like I should be getting somewhere

Somehow I`m neither here nor there.

(Soul Asylum)[1]

Глава 1. Штормовое предупреждение

 Ураган навалился на город ночью.

 Повалил тополя на площади, содрал кое-где кровлю с крыш, выдавил пару окон. По ящику с утра гоняют ролик о злоключениях зеленой «шестерки», которую поднял в воздух невесть откуда взявшийся смерч.

 В новостях говорят, такого здесь еще не было. Да и откуда местным знать, что ураган – моя черная метка. Предупреждение, что Они снова нашли меня и готовят визит.

 Антракт между кошмарами окончен. Всем спасибо. Пока. Я срываюсь из города сегодня же, до полуночи.

 Опять уезжать… А я успел так привязаться к этому заросшему аквариуму и его донным жителям...

 Я врубил плеер, набрал сентиментального пива и отправился бродить по улицам.

 Вот круглая тумба для концертных афиш с удивительно символической афишей "Обитаемый остров". Голубая церковь царапает крестами медленные облака. Местное озеро спокойно как стекло, на берегу по вечерам можно слушать шуршащую в камышах  шушеру.

 Горожане живут неспешно, и так же не торопятся похоронные процессии под гнутую медь самодеятельных оркестриков. Здесь больше деревьев, чем людей, и до сих пор уютен полузаброшенный парк с ржавыми скелетами советских аттракционов. Здесь все как в моем детстве…

 Зажглись фонари. Пора зайти за вещами в съемную конуру и отчаливать.

 Угол в квартирке пятиэтажки мне сдавала Клара Алексеевна или просто КА - одинокая интеллигентная женщина из тех самых высчитанных швейцарскими учеными 5 процентов Абсолютных Добряков, на которых держится мир.

 Кроме меня, в ее доме проживала и другая бродячая живность: стадо громких котов, дряхлый пес, галка с перебитым крылом. Дети улиц быстро отъедались и обзаводились барскими привычками.

 В то же время в быту она была бережлива до скупости и долго не могла понять, зачем я прошу не выключать свет у двери моей комнаты.

 Там, где я останавливаюсь, круглосуточная иллюминация сияет, как в Лас-Вегасе. КА не понимала столь вопиющей расточительности до тех пор, пока я не стал выкладывать за свет двойную плату.

 Пятиэтажка смотрит желтыми окнами первого этажа, ставшего почти родным. Я люблю жилье на первом этаже. Это лисья нора, где всегда не меньше двух порталов для бегства.  

 Когда я вхожу в подъезд, неожиданно гаснет свет. Кромешная тьма кажется густой даже на ощупь. Я мгновенно взлетаю по лестнице. Дрожащий ключ не сразу попадает в скважину

 Есть!

 Переведя дух, шагаю в мерцающую прихожую, навстречу силуэту КА со свечой в руке.

 Электричество здесь часто бывает в отключке. На этот случай в каждой квартире запасен килограмм свечей и спичек. По вечерам, когда обесточивались целые районы, окна пятиэтажек освещались дрожащим белесым светом, на стенах плясали огромные тени, а за стеклом маячили смутные фигуры. Город превращался в поселение призраков.

  - А у нас опять света нету, - сообщает мне КА свежую новость, подсвечивая попыткам избавиться от обуви.

 - Это жизнь.

 Я прохожу в свою комнату.

 Конверт с оплатой проживания за месяц вперед – на стол. Дорожная сумка собрана заранее: документы, деньги, сигареты и кое-что из одежды.

 - Артур, суп в холодильнике! Не забудь разогреть! – ее уютный голос из кухни звучит в унисон эмалированному звяканью.

 Мне слишком нравится хозяйка этого дома, чтобы врать ей о причинах скорого отъезда. А  правду, которой все равно никто никогда не поверит, говорить не хочется еще больше. Значит, мы расстанемся по-английски.

 Путавшийся в ногах котяра неожиданно выгибает спину и шипит в темноту на нечто, невидимое мне.

 Сзади ме-е-едленно скрипит дверца старого шкафа.

 Что-то или кто-то открывает его изнутри.

 Началось.

 Я бросаюсь из комнаты. По лбу ползут крупные капли ледяного пота.

 - Артур? – окликают меня из кухни.

 Я хватаю сумку, захлопываю дверь в комнату и быстро запираю ее снаружи. За дверью что-то тяжело шлепает по полу.

 Мне вовсе не интересно, ЧТО там на самом деле.

 - Артур, как на работе?

 - Замечательно, - я стараюсь, чтобы голос не хрипел.

 Нужно просто покинуть ее дом, и все кончится. Им нужен только я.

 В два шага я преодолеваю прихожую и осторожно отвожу собачку замка входной двери. Смотрю в глазок.

 Взгляд упирается в порванный рот с гнилыми осколками  зубов.

 - Я слышу, как ты дышишь, - голос похож на вой зимнего ветра из окоченевших труб.

 - Артур, все в порядке?

 Когда я поворачиваюсь, чтобы заверить КА в своем чудесном самочувствии, ледяная рука хватает мое запястье – существо выросло рядом прямо из пятна темноты. Изуродованное лицо с разорванным ртом оказывается на уровне моих глаз. Клочья черных волос, лохмотья рубахи в угловатых индейских узорах.

 - Я слышу, как ты дышишь, - шипит мертвый рот, а пустые глазницы втягивают мой взгляд, как черные дыры.

 Колени превращаются в вату, все вокруг кружится, я теряю равновесие и...

 ...слышу голос старшего брата - он такой же  сильный, как его смех и знает эти места, как линии своей ладони.

 - Осторожнее, Тана! - он подает мне крепкую руку, все еще усмехаясь над моей нерасторопностью, - вставай!

 - Я просто не заметила камень…

 - Чтобы стать хорошей охотницей, нужно иногда смотреть себе под ноги, - его белые зубы сверкают на солнце.

 Я не отвечаю - он очень язвительный, этот Тункан, все старшие братья такие.  От меня он обиды не дождется, я знаю, как держат спины свободные женщины из племени сиу.

 Мы продолжаем путь по холмам молча, я спотыкаюсь все чаще, и он уже, наверно, пожалел, что взял меня с собой.

 - Если  устала, можно сделать привал, -  говорит Тункан.

 Брат достал из кожаного мешка ломоть сушеного мяса и протягивает мне. Я знаю, что это последний запас еды и нужно поделиться с братом, но ничего не могу с собой поделать: я прожорлива, как койот. Так говорит моя мать и смеется. Мать говорит, что в моем теле наступила весна, и оно готовится  к тому, чтобы стать подарком для достойного мужчины.

 Я опрокидываю лицо в синее небо, во мне плывут огромные облака, щебечут невидимые птицы и волнуется далекая кромка лесов, похожее на гигантское объятие. Все во мне и я во всем, так было и будет, так говорили мои предки и так чувствую я, вдыхая терпкое лето полной грудью...