Питер Джеймс - Зона теней Страница 3

– Шамбертен семьдесят первого, – сказал Дэвид с такой гордостью, словно сам произвел его.

– Вот как. – Алекс попыталась изобразить восторг; ради его спокойствия она сделала вид, будто в самом деле может оценить хорошее бургундское и способна отличить его от кларета, чего ей никогда не удавалось, и она сомневалась, что когда-либо ей это удастся. – Спасибо, он просто превосходен.

– Что-то ты очень сдержанна сегодня. Словно за чаем у незамужней тетушки.

– Прости, я попытаюсь быть раскованней. – Она уставилась на его загрубевшие руки, короткие пальцы красного, чуть ли не багрового цвета, с черными каемками под ногтями, поношенный твидовый пиджак и мятую шерстяную рубашку под ним – то ли это часть его нового имиджа, то ли он в самом деле больше не обращает внимания на свой внешний вид? Она рассматривала его спокойное загоревшее лицо, слегка задубевшее от пребывания на свежем воздухе, его кустистые спутанные волосы, густую щетину на подбородке. Он поднял бокал, приглашая ее присоединиться:

– Твое здоровье.

Она подняла свой, и стекло зазвенело.

– Ты знаешь, почему люди чокаются? – спросил он.

– Нет.

– Вино можно видеть, обонять, ощущать, пробовать на вкус. Но слышать его ты не в состоянии. Поэтому мы и чокаемся, удовлетворяя все пять чувств.

Улыбнувшись, она вынула сигарету.

– А как насчет телепатии? Не можешь ли ты с ее помощью общаться с вином?

– Я общаюсь с ним все время. С моими винами я могу даже разговаривать.

– И они тебе отвечают?

– Они не любят много болтать. Мне казалось, что ты бросила курить.

– Так и есть.

– Вот что с тобой сделал Лондон, съел тебя с потрохами, затрахал вконец. Ты делаешь то, от чего отказалась, и не делаешь того, что сама себе обещала.

– Я делаю.

Усмехнувшись, Дэвид неохотно кивнул:

– Да. Может, и делаешь.

Алекс, улыбнувшись, вскинула брови.

– Ты здорово выглядишь.

Она покраснела. Он был не мастак говорить комплименты.

– Спасибо, – сдержанно сказала она.

– Ну вот. Снова как на чае у незамужней тетушки.

– А что ты хочешь от меня услышать?

Он пожал плечами и стал нюхать вино.

– От Фабиана что-нибудь слышно?

– Нет – вот уже несколько дней. Он возвращается завтра вечером.

– Когда он уезжает в Кембридж?

– В конце недели. – Алекс увидела, что муж огорчился. – В чем дело?

– Я надеялся, уик-энд он пробудет здесь. Мы бы занялись посадками.

Алекс отбросила с лица длинную прядь светлых волос. Дэвид заметил, что в ее жесте промелькнуло раздражение – Фабиан был болезненной темой.

– Знаешь, дорогая, это раздельное существование довольно глупо. Мы в самом деле должны… – Он не договорил, почувствовав, что между ними появилась стена.

Покрутив в пальцах сигарету, Алекс покатала ее по столу, несколько раз ткнула ею в пепельницу.

– Я немало думала обо всем этом, Дэвид. – Сигарета вывалилась из пепельницы на розовую скатерть, и она торопливо подхватила ее, смахнув пальцем горсточку пепла. – Я хочу развестись.

Дэвид продолжал гонять вино по стенкам стакана, на этот раз небрежно – несколько капель выплеснулось ему на пальцы.

– У тебя кто-то есть?

– Нет.

Она убрала с лица еще несколько прядей; слишком торопливо, подумал он, стараясь прочесть истину по ее покрасневшему лицу, в голубизне глаз, которые не отрывались от скатерти. Господи, до чего она хороша. Уверенность в успехе и упрямство, пришедшее с ним, преобразили ее, но лишь в лучшую сторону: она стала почти красавицей.

– Ты не против, если я останусь на вечер?

Она покачала головой:

– Нет, Дэвид, я бы не хотела, чтобы ты тут оставался.

– Это мой дом.

– Наш дом.

Отпив еще вина, он стал старательно вдыхать его аромат, не пытаясь скрыть разочарование.

– Тогда я поеду в Суссекс.

Дэвид высадил ее на Кингс-роуд, в начале тупика.

– Я позвоню тебе, – сказал он.

Кивнув, Алекс закусила губу, стараясь не дать воли грусти.

– Прекрасно.

Она захлопнула дверцу пыльного «лендровера» и заторопилась вниз, минуя изящные домики времен Регентства; ветер бил в лицо, и она прищурила глаза, стараясь скрыть подступающие слезы. Кинув пальто на вешалку, Алекс вошла в гостиную и стала бесцельно расхаживать по ней. Взглянула на часы. Половина двенадцатого. Она слишком взвинчена, чтобы заснуть.

Открыв дверь под лестницей, она спустилась по узким ступенькам, улавливая знакомые запахи проявителя и фиксатора из своей лаборатории. Дверь закрылась с сухим щелчком, напоминающим пистолетный выстрел. Внезапно воцарившаяся тишина вызвала у нее острое беспокойство, и на мгновение пришла мысль: неужели звуки несут с собой свет, смолкают ли они, когда свет гаснет? Алекс прислушалась к тем звукам, которые издавала сама: дыхание, шуршание блузки… На какое-то мгновение ей показалось, что она незаконно вторглась в свое собственное помещение.

Она включила свет, разложила сохнувшую ленту с негативами и внимательно присмотрелась к одному из кадров – на нее смотрел толстый темный цилиндрический предмет с двумя головками.

Алекс разрезала ленту на четыре куска и занялась печатью. Включив красный свет, она заправила в принтер фотобумагу.

– Тысяча один, тысяча два, тысяча три. – Сосчитав до пятнадцати тысяч, она потушила свет и поместила фотобумагу в плоский пластмассовый поднос с проявителем. Приподняв его, она решительным движением послала фотобумагу в дальний конец ванночки.

Алекс смотрела, как появляются кадры: сначала белые тени на белом, потом серебристо-серые очертания. Ряд дырочек перфорации и очертания двух овалов, один ниже другого. Что это такое? Нечто длинное, торчащее между этими овалами стало обретать очертания, и тут она поняла.

– Вот подонок! – сказала она, улыбаясь.

Выплыли несколько волосков, их стало больше, и наконец появился сам фаллос, толстый, обмякший, со складками кожи у головки и небольшой расщелиной впереди, напоминая уродливую ухмыляющуюся рептилию. Интересно, чей он, подумала она, кому он принадлежит. Слону? Явно не человеческий.

Усмехаясь, Алекс покачала головой, вытащила влажный лист из проявителя и опустила его в фиксатор. Несколько секунд она раскачивала ванночку, после чего, глянув на часы, подождала сорок секунд. После проявителя кадрам предстояло пойти на промывку, и она, полная нетерпения, снова сверилась с часами.

Когда прошло пять минут, она вынула влажный отпечаток и повесила его сушиться. На нее с пленки смотрели тридцать шесть фаллосов, все смахивали друг на друга, но каждый кадр был сделан под несколько иным углом.