Александр Мазин - Я – инквизитор Страница 70

Будний день. Перерыв. Андрей отправился на угол, в кафе. Хотелось пить, и он купил литровый пакет яблочного сока. Еще взял рыбный салат и пару бутербродов. Не потому, что хотел есть, а чтобы потянуть время.

— Разрешите к вам присоединиться? — спросил женский голос.

Андрей вздохнул обреченно, но, подняв голову, обнаружил, что перед ним — почти знакомые. Девушки из «гусёвой» группы: «гимнастка» и грудастенькая, приглянувшаяся Митяю.

Он пожал плечами: присаживайтесь.

Не слишком вежливо, но Ласковин не был расположен к флирту. В данное время.

Девушки устроились напротив: минеральная вода, бутербродики с икрой, шоколадное мороженое.

— А можно вас спросить? (Грудастенькая.) Вы давно занимаетесь каратэ? Лет десять, наверное, судя по тому, что мы видели?

«Судя по ушам и по яйцам, этому зайцу уже лет двести!» — сказал Фурманов Василию Ивановичу, изучив осла.

— Больше.

— А ваш соперник? Такой большой? Он, наверное, еще дольше? У него такие мощные удары, даже страшно становится!

Ласковин заметил, как вторая, «гимнастка», улыбнулась, не поднимая головы.

— А где вы работаете? — осведомилась грудастенькая. Ласковин посмотрел на ее руки: ногти, покрытые серо-зеленым (под покойника?) лаком, перстни, часики с самоцветами. Из-под песцовой шубки — зеленый пиджачок «деловой стиль».

— Нигде не работаю, — буркнул Андрей и посмотрел на часы. До поезда еще сорок пять минут.

— Я могла бы помочь. — Грудастенькая немедленно взяла покровительственный тон.

— Вряд ли.

Что-то слишком часто ему сегодня работу предлагают.

— Нет, правда! Молодой человек с вашими данными…

— Не люблю эмансипированных женщин! — сказал Андрей. — Спину можно отлежать!

«Да заткнись ты, наконец!»

Грудастенькая заткнулась. На пару секунд. Задумалась: то ли ей обидеться, то ли сделать вид, что удачная шутка. Выбрала второе и засмеялась, как механическая игрушка: ха-ха-ха!

— А какие женщины любят вас? — спросила «гимнастка».

У нее был негромкий, неожиданно «взрослый» голос. Без кокетства. Сначала Андрей решил, что ей лет восемнадцать, но теперь понял, что ошибся. Лицо озорного мальчишки, погруженного в свои мысли. Короткая стрижка. Ласковин больше любил длинные волосы, но этой девушке шло. Он взглянул на ее руки. Руки и шея говорят о женщине то, чего не узнаешь по лицу.

Крупные кисти, длинные пальцы, одно-единственное колечко на среднем правой руки. Не замужем? Простое колечко с алмазной пылью. На суставах красные пятнышки — от отжиманий. Кожа гладкая, тонкая, с остатками летнего загара. Ногти тоже гладкие, блестящие, без лака. Розовые. Здоровая молодая девушка.

— Меня зовут Наташа.

Андрей в первый раз встретился с ней взглядом. Глаза у Наташи оказались — не оторваться. Удлиненные, черной синевы. Невероятные глаза.

«Эй, — одернул себя Ласковин. — Два шага назад!»

— А я Вероника! — сообщила грудастенькая. — Хотите знать, сколько зарабатывает у нас энергичный рекламный агент?

Ласковин ее не слушал. Секунду назад за столом сидели три человека. Теперь — двое и одна.

Вероника продолжала чирикать.

«Сейчас я возьму ее за руку, — подумал Андрей. — И мы…»

Но он медлил, и рука отодвинулась.

— Так что вы о нем скажете? — во второй раз, повысив голос, спросила Вероника.

— Что? О ком?

— О нашем тренере. Он хороший тренер? А то платить такие деньги за непрофессиональную работу…

— Вы платите, — усмехнулся Ласковин, — значит, вас устраивает.

— А вот вас бы такое устроило?

— Нет.

— Почему?

— У меня другой стиль. («С тебя коньяк, Гусь!»)

— У вас другой уровень, — заметила Наташа. Она не спрашивала, просто отмечала факт.

— Меня зовут Андрей. (Дурак!) Вы гимнастка, Наташа?

— Нет. Сейчас — нет. Я занимаюсь танцами. Современными танцами.

— Танцуете?

— Немного. В основном преподаю.

«Ей наверняка больше двадцати пяти», — подумал Андрей.

— А зачем каратэ?

— Надо же уметь себя защитить.

— Да, да! — тут же вмешалась грудастенькая. — Сейчас это, знаете, крайне необходимо!

«Господи, — подумал Ласковин, глядя, как Наташа ест мороженое. — Что же это за время, если такой девушке приходится защищать себя самой!» — «Нормальное время! — ответил он сам себе. — Жизнь жестокая, а защитники… себе дороже!»

— …постоянно рискуешь нарваться на грубость. Гегемон…

— Вероника, — сказал Ласковин, чтобы прервать этот поток. — Я вам очень советую носить на тренировках бюстгальтер.

— А? Зачем?

— Чтобы избежать… травм.

— О, я думаю…

— Прошу прощения, — сказал Андрей, поднимаясь. — Мне пора.

Смотрел он только на Наташу.

— Еще увидимся.

— Непременно, — тихо ответила девушка.

«Ей надо сказки по радио читать», — подумал Андрей.

Уже отойдя, он услышал реплику Вероники:

— Грубый, но интересный, правда?

Ответа Ласковин не разобрал.

Выйдя, повинуясь импульсу, позвонил, загадав: вернулся отец Егорий — еду домой, нет — во Всеволожск.

Отца Егория не было. И не ждали раньше семи вечера.

«Судьба», — подумал Андрей и пошел покупать билет.

Глава четырнадцатая

Ехать пришлось около часа. Андрей рассеянно поглядывал в окно на снег, на сосны, на ровные белые поля замерзших озер. Знакомые места. Сколько раз ходил здесь на лыжах. Каждую зиму. Но не эту. Андрей поймал себя на том, что барабанит пальцами по стеклу. Нервы? «Прошлое до рождения»? То, откуда его сны? Кармическая память? Генетическая?

У каждого свое место под солнцем. У некоторых — довольно темное.

На другом конце вагона возник скандал. Кто-то кому-то что-то загородил. В почти пустом вагоне. Андрей вздохнул: как шавки по разные стороны забора.

Приятная усталость после тренировки ушла. В вагоне было холодно: из разбитого окна рвался внутрь морозный ветер.

Всеволожск.

Дорогу он представлял лишь в общих чертах. Но знал, с какой стороны шоссе, по которому ехали в прошлый раз, и положение перекрестка, где они останавливались. Найдет. Площадь с другой стороны железной дороги густо обросла киосками. Продавали гвоздики, и Ласковин подумал: не купить ли? Не стал. Все же не любовное свидание. А что? Деловой визит? Купить что-то надо. Торт? Конфеты? Вино?

Ласковин купил пакет кошачьего корма. Самого кота он не видел, но запах характерный учуял и следы когтей на косяке двери заметил.

По правую руку Ласковин увидел деревянную церковь. Повинуясь импульсу, свернул с дороги, подошел. Церковь оказалась закрыта. Он перекрестился и, испытывая непонятное разочарование, двинулся дальше.