Джорджия Ле Карр - Я не твоя собственность-2

Джорджия ле Карр

Я не твоя собственность

Серия: Босс русской мафии - 2

Любое копирование текста без ссылки на группу ЗАПРЕЩЕНО!

Перевод осуществлен исключительно в личных целях, не для коммерческого использования. Автор перевода не несет ответственности за распространение материалов третьими лицами.

Переведено группой Life Style ПЕРЕВОДЫ КНИГ

Посвящается:

Моей любимой музе Снежане Сьют, сокращенно Сноу.

Я просто сказал тебе сколько стоит в долларах — такова цена места в Раю.

1.

Александр Маленков

Я забыл их имена давным-давно. Но они все еще здесь, на кладбище моей души, ноющие своими расчлененными телами, проклинающие и ругающие меня, но я стараюсь их не слышать. Я освоил искусство делать вид… что кровь, капающая с моих волос — моя корона, моя жидкая корона. Но ее появление, как лопата врезается в землю, поднимает все похороненные и забытые воспоминания. Я опять начал слышать их голоса. Слишком тихие, но близкие...

— Александр, — зовет меня отец, возвышаясь в своем кресле, как на троне.

Я бросаю своих солдатиков, расставленных боевыми рядами на полу своей комнаты, и бегу, чтобы предстать перед ним.

— Да, папа.

Я восхищаюсь своим отцом. Он высокий, с сильными мясистыми плечами, как рулька ветчины. Он способен поднять маму одной рукой, словно она весит не больше бутылки водки. Не отрывая глаз от меня, он подносит свою большую волосатую руку к правому уху, прислушиваясь.

— Кажется, мои часы снова перестали ходить, — он опускает руку и задумчиво смотрит на меня. — М-да... мама печет пирог на кухне, но сегодня не мой день рождения, и я думаю к чему бы это? — Он приподнимает кустистые брови. — Случайно не твой?

— Да, папа, — взахлеб кричу я.

— Ну тогда, сколько же тебе сегодня исполнилось, сын? — спрашивает он.

— Семь. Мне сегодня исполнилось семь, — говорю я ему, выпрямляясь, и пытаясь вытянуться насколько могу вверх, чтобы стать выше.

Еле заметная улыбка, еле-еле заметная, появляется у него на губах. Его лицо настолько знакомое и родное, что я улыбаюсь в ответ. Не знаю почему, но в квартире вдруг становится совсем тихо. Даже шум маминой готовки на кухне затихает. Так тихо, что я слышу, как тикают папины часы. Тик-так, тик-так. Всплывают какие-то смутные и очень давние ужасные воспоминания. Мама вся в крови, и я прячусь под кроватью. Как я мог забыть об этом?

Испугавшись, я отступаю на шаг назад.

Папа ухмыляется, глядя на меня, счастливой улыбкой еще до всего произошедшего. Я был тогда маленьким мальчиком, и мы вместе, в его большом кресле, пили сладкий черный чай из одной кружки. Тогда мне показалось, что это всего лишь дурной сон. «Мама не была вся в крови, и я не прятался под кроватью». Я усмехаюсь в ответ отцу. Я люблю своего отца, и все сделаю для него. Мне хочется, чтобы мы продолжали пить чай из одной кружки.

Папа наклоняется вперед.

— Мы должны примерить перчатки? — бормочет он.

Я радостно киваю. Когда я родился, папа купил мне боксерские перчатки и в каждый день рождения, сколько я себя помню, мы примеряли их, до рос я до них или нет. До сегодняшнего дня, я пока не до рос.

— Принеси боксерские перчатки.

Я бегу в комнату родителей и открываю ящик. Вижу потрепанные большие боксерские перчатки, объемом с мое лицо, и маленькие ярко-красные, блестящие новенькие, свои. Бегу обратно к папе с ними.

— Снимай футболку, — говорит он.

Я быстро стягиваю ее через голову, зимний воздух заставляет меня подрагивать.

— Бррррр..., — говорю я, специально стуча зубы, пока тело покрывается мурашками и дрожит от холода.

Мама бы рассмеялась и назвала меня клоуном, но папа нет. Я перестаю клацать зубами и дрожать, стою неподвижно, пока папа надевает мне на руки и крепко закрепляет перчатки.

— Папа, они подходят, — с радостным воплем кричу я. Наконец-то папа будет учить меня драться. Он терпеливо столько лет ждал этого дня, чтобы начать мое обучение.

— Да, подходят. Ты стал мужчиной, Александр, — говорит он.

— Я теперь мужчина, — эхом повторяю я, рассматривая свои руки в боксерских перчатках. Папа говорит, что если я буду тренироваться каждый день, то стану таким же большим и сильным, как он.

— А что делают мужчины?

— Дерутся, — гордо кричу я ему в ответ.

— Видно, что это мой мальчик, — говорит папа с большой счастливой улыбкой.

Я так счастлив, что сердце готово просто лопнуть в груди от гордости.

— Надеюсь, ты готов приступить к тренировке.

— Да, папа.

Папа надевает свои перчатки, я встаю в стойку, прикрывая кулаками лицо и пританцовываю на месте, именно так делают боксеры по телевиденью. Чувствуя себя сильным и счастливым (поскольку теперь я стал мужчиной) даже совершил несколько ударов в воздух правой рукой.

— Ты готов? — спрашивает папа.

Я перестаю пританцовывать и остановливаюсь.

— Да.

— Держи руки над головой.

Я сразу же поднимаю обе руки.

— Первый урок — научиться держать удар по-мужски, — говорит он и ударяет меня в бок.

Удар болезненный, но я по-прежнему держу руки вверх.

Папа смотрит мне в глаза и кивает с одобрением. Я чувствую гордость от его взгляда. Я действительно стал мужчиной.

Я глубоко вздыхаю, и он ударяет меня снова. Я резко выдыхаю, этот удар более болезненный.

— Хорошо, — говорит он, прежде чем ударить меня снова, еще сильнее. И прежде чем я восстанавливаю свое дыхание, он ударяет меня в четвертый раз, сбивая с ног, и так два раза, я непроизвольно обхватываю живот руками, чтобы защититься.

— Руки вверх, — приказывает он.

Я смотрю на него в полном шоке. Я не узнаю этого человека, который так сердито глядит на меня. Это не мой папа.

— Руки вверх, — говорит он сурово. — Я делаю это для твоего же блага.

Я медленно выпрямляюсь и поднимаю руки вверх.

— Давай посмотрим, у меня сын или девчонка, — говорит он.

Его рука совершает молниеносный удар. Бух. Боль такая сильная, что горячие слезы чуть ли не текут у меня из глаз. Я не хочу плакать, я же теперь мужчина.

— Если ты не в состоянии это выдержать, то как ты собираешься стать величайшим бойцом в мире?

Удар.

— Ради Бога, перестань хныкать, как маленькая девчонка, я даже не использую и половину своей силы.

Удар.

Он смеется.

— Ты думаешь легко быть лучшим бойцом в мире, да?

Удар.

На этот раз я падаю на пол, не в состоянии дышать.

Отец вскакивает со своего кресла.

— Вставай, жалкий маменькин сынок, — остервенело выплевывает он.

Схватив меня за волосы, тянет вверх, пытаясь поднять. Я начинаю плакать еще сильнее. Он наклоняет свое лицо почти впритык к моему, я вижу маленькие поры у него на коже, его яркие глаза светятся безумным светом.

Мама появляется в дверях с побелевшем лицом.

— Достаточно, — умоляет она. — Пожалуйста, Игорь. На сегодня хватит. Он всего лишь ребенок.

Отец пялиться на меня, по моему ошарашенному лицу текут слезы, и сопли, тело все трясется то ли от страха, то ли от боли.

— Ты отвратителен, — говорит он и отпускает мои волосы.

Я падаю обратно на пол, но он не собирается заканчивать.

— Встать, — приказывает он.

— Пожалуйста, Игорь, — умоляет мама дрожащим голосом, в котором сквозит страх.

— Я сказал встать, — кричит отец.

Я упираюсь на руки и колени, и покачиваясь встаю. Голова немного кружится, коленки, как желе, подкашиваются, живот и ребра сильно болят, мне кажется, что я умираю.

— Сейчас же, бл*дь, руки вверх.

Я изо всех сил стараюсь не плакать, но все мое тело горит в агонии, я поднимаю руки вверх.

Отец наносит удар. Я лечу спиной и падаю в кресло, соскальзывая на пол, ударяюсь спиной.

— Встань и борись, — кричит отец.

Хныкая и ссутулившись, я смотрю с недоумением на маму. Она бежит ко мне, но не успевает. Отец схватил ее за волосы и дергает назад. Я вижу, как у нее открывается рот, но ни звука не выходит. Он отбрасывает ее в сторону, и она врезается в стену с ужасным грохотом. Я ошалело смотрю на нее, лежащую у стены, ноги широко разведены в разные стороны, что вижу ее нижнее белье.

Папа шипит на маму, как змея, называя ее плохим словом.

— Держись подальше, ведьма, для своего же блага.