Андрей Старостин - Встречи на футбольной орбите Страница 32

– Валерий Чкалов погиб, – услышал я голос журналиста Бориса Громова, одного из челюскинских сподвижников, в свое время чемпиона страны по спринту, моего давнего приятеля и одноклубника.

Сраженный невероятной новостью, я лишь прошептал: «Боже мой!» Непостижимость, неожиданность происшедшего ошарашила: как это так – Валерий Чкалов погиб?

Позднее выяснились обстоятельства катастрофы. При очередном испытательном полете забарахлил мотор. Пилот с трудом дотягивал до Ходынского поля. На беду, когда самолет пролетал над Хорошевским шоссе, из фабричных ворот вышла группа рабочих. Избегая возможных жертв, летчик вынужден был взять в сторону, потеряв надежду избежать аварии. Может быть, она и не закончилась бы летальным исходом – тело пилота осталось невредимым, но злой рок жестоко сгримасничал: при падении летчик головой ударился о валявшуюся близ дороги чугунную полуось с колесом, что и послужило, как объясняли, первопричиной его смерти. Надо же было именно здесь валяться проклятой полуоси.

Эта трагедия произошла позже, а пока Валерий при встречах тоже выговаривал мне, как и Бейлису, – чего, мол, вы их испугались, этих басков, смелее атаковать надо!

Я бы и рад атаковать, но у меня болела нога. Поскользнулся на тренировке во время удара по мячу, и в паху отозвалось резкой болью. Чего я только не предпринимал: и грязи, и физиотерапию, и массаж – ничего не помогало. Хожу – не болит, как только делаю рывок – словно шилом в пах колет!

– Ну что, Нога, – употребляя юношеское прозвище, сочувственно обращается ко мне Петр, – плохо с ногой?

Я безнадежно отвечаю: «Плохая нога». И мне завидно глядеть, как мои одноклубники с азартом тренируются – у них впереди баски! А я стою за бровкой поля, в какой уже раз проверяю больную ногу, пытаясь вытянуть ее, как говорят гимнасты, «впреднос», но куда там, нога бессильно опускается вниз.

Непреодолимое желание сыграть с испанскими футболистами заставляет меня прислушиваться, казалось бы, к самым невероятным советам. Наблюдая однажды за моими попытками вытянуть ногу после приема парафиновой процедуры, Евгений Захарович Архангельский порекомендовал мне применить лошадиные лекарства. У вас, мол, «брокдаун», и лечить его надо лошадиными средствами.

Я отправился к своему старому знакомому, выдающемуся жокею, впоследствии тренеру Джамбо Михайловичу Камбегову.

Поговорили о больной ноге. Джамбо вспомнил про Романиста. Был такой жеребенок. Незадолго до Всероссийского «Дерби» захромал. Вильям Кэйтон втер ему лекарство под названием «навикулин». Жеребенок вышел на старт как ни в чем не бывало. Побежал и приз выиграл. Все это он мне рассказывал, роясь в старинной укладке, на дне которой наконец обнаружил пожелтевший листок бумаги и, осторожно развертывая его, боясь порвать на сгибах, обратился ко мне:

– Вот рецепт, мне его сам Вильям Франкович записал. Попробуй, Петрович, потереть по больному месту, может, и ты вроде Романиста свой приз выиграешь.

Компонентов, входящих в состав лошадиного лекарства, насчитывалось более двух десятков. И камфара, и какие-то эфирные масла, и муравьиный спирт, и много другой разогревательной всякой всячины, и даже яичный желток.

Я посоветовался с Бондаревским. «Валяй, – сказал он, – хуже не будет!» Врач нашей команды Лев Осипович Кагаловский был очень удивлен количеством и сочетанием компонентов лекарства, а когда я ему сказал, что оно для лошадей, недвусмысленно посмотрел мне в глаза и протянул: «Н-да-а-а!»

Но, использовав свои обширные возможности по обеспечению футболистов редкими медикаментами, Кагаловский все составные навикулина достал, и целительный препарат был изготовлен по строгой методологии Кэйтона. Лекарство представляло жидкость с желтоватым оттенком, которую я не без опаски стал втирать в области пахового кольца.

Не знаю, как чувствовал себя во время процедуры Романист, но я при первом же сеансе втирания заржал от боли и забил ногой об пол, как копытом. Кожу палило огнем и мышечную ткань пронизывало иглами.

Лекарство оказалось чудодейственным. Впрочем, может статься, это было «чудо», совершенное баранкой, съеденной после трех калачей, и просто настал уже срок выздоровлению вследствие длительного лечения, которым я пользовался до навикулина, но факт остается фактом: несколько втираний – и боли стали ослабевать, я смог начать форсированную подготовку к встрече с басками. А спортивный накал вокруг гастролей басков все нарастал. Как снежный ком, катящийся с горы, увеличивается в размерах, так возрастали победы испанцев, одержанные в самых крупных футбольных центрах страны – Москве, Киеве, Тбилиси, Минске. Восторженные рецензии, хвалебные обзоры не были преувеличениями достоинств футболистов с Пиренейского полуострова, они действительно демонстрировали высшее мастерство.

Два имени чаще других упоминались в жарких спорах о предстоящих и прошедших встречах с испанскими футболистами – Луис Регейро и Исидро Лангара.

Я уже повидал их и в жизни и на поле.

Первый был капитаном команды. Небольшая узкая голова с темноволосой гладкой прической на пробор и с залысинами на висках. В облике нечто аскетическое, что не мешало разглядеть доброжелательность во взгляде черных, как маслины, глаз и мягкую открытую улыбку. Ладно, по-футбольному скроен: в меру высок, в меру широк, ни грамма лишнего веса. Своей игрой он подтверждал известное правило, что все звезды мирового футбола являются неутомимыми тружениками. Колесил по футбольному полю, не зная усталости. Настоящий капитан, личным примером увлекающий партнеров искать победу только в воротах противника. Его авторитет в команде был неколебим, поскольку покоился на выдающемся мастерстве, воспитанности и такте.

Второй – Исидро Лангара – поражал своей физической мощью. Это был самый габаритный центральный нападающий из элиты мирового футбола. Он не обладал верткостью вьюна, свойственной, скажем, Сергею Ильину, или математически рассчитанной точностью паса «профессора» Исакова, но в совершенстве владел своим грозным оружием, против которого пока наши футболисты не нашли должной защиты: он шел к воротам противника кратчайшим путем и при первой реальной возможности наносил сокрушающий удар по цели. Быстрый бег, высокая техника и неустрашимая борьба за верхние мячи позволили ему блистательно защитить свое звание, единодушно присвоенное ему прессой на мировом чемпионате в Италии всего за два года до его приезда к нам: «Золотой канонир». В каждом матче на наших полях он забивал «свой» гол.

– Ну, как будем играть с басками, по большому счету? – задал мне вопрос Александр Александрович Фадеев, сидя в машине, когда мы с ним ехали к нам на дачу в Тарасовку.

Должен несколько отвлечься, чтобы стало понятно это «по большому счету». Дело было в Сухуми, где я, находясь на сборе с командой, после изнурительной тренировки накануне наслаждался выходным днем и в числе многих отдыхающих, разморенных жарой, встал в очередь к буфету гостиницы «Рида», чтобы выпить чего-нибудь освежительного.

– Вы последний? – спросил я у высокого мужчины с моложавым лицом, не по погоде одетого в защитную гимнастерку, брюки «галифе» и сапоги.

– Теперь вроде бы вы, – усмехнулся «военизированный тип», как я про себя его обозначил, готовясь уже задиристо ответить на насмешливый тон незнакомца. Но я удержался от выпада, потому что в его иронии не почувствовалось язвительности. Наоборот, лицо моложавого мужчины освещалось явно благожелательной улыбкой. Рано поседевшие волосы отсвечивали голубизной. Все в нем дышало простотой, жизнерадостностью и вызывало ответную улыбку. Не случайно Юрий Карлович Олеша называл его «наш голубой Сандро».

Мы разговорились. Коснулись, конечно, футбола. Как потом выяснилось, он тоже играл в юности и в футбол и в хоккей где-то у себя на родине в Приморском крае. Я, маскируя горечь поражения нашей команды в товарищеском матче здесь, в Сухуми (любые неудачи переживал тяжело), отшучивался: играли, мол, по малому счету, проходной матч, результат значения не имел. Собеседник, сразу став серьезным, сказал: «Играть всегда надо по большому счету!»

Когда подошла наша очередь, буфетчица вопросительно поглядела на нас, ожидая заказа. Сухое вино наливалось в большие и в маленькие кружки.

– Две больших, – попросил я и, обратившись к собеседнику, добавил: – Будем играть по большому счету? – Он ответил заливистым смехом.

Мы довольно долго просидели в буфете. Сначала он отрекомендовался: «Саша». Каким-то чутьем, не спрашивая, я догадался, что это знаменитый автор «Разгрома». К писателям у меня с самого раннего детства был повышенный интерес. Многих видел, слышал с эстрады, с кем-то знакомился. Но вот так, запросто – с самим Фадеевым! Что-то чудилось в этой случайности предопределенное. Однако я совсем не испытывал смущения. Отношения упрощались с каждой минутой. Вскоре мы были на ты – Саша и Андрюша. Именно так он меня называл в отличие от всех моих родных, друзей и знакомых, для которых я – только Андрей. Однако ласкательная форма не звучала фальшиво, и пришли мы к ней без всякого брудершафта.