Антология - Русская эпиграмма второй половины XVII - начала XX в.

Русская эпиграмма второй половины XVII — начала XX в

О РУССКОЙ ЭПИГРАММЕ

Вступительная статья

«Окогченная летунья», как назвал эпиграмму Е. Баратынский, прошла белее чем двадцатипятивековой исторический путь.

Античная эпиграмма на заре своего существования описательна и статична, ибо она немало унаследовала от своего предка — эпитафии. В ту пору она еще достаточно строга и даже сурова, поскольку сохранила многое от надгробной надписи. Однако в ходе эволюции формирующийся жанр постепенно утрачивал первоначальные качества собственно надписи («эпиграмма» в переводе означает «надпись») и, осложненный либо лирическим, либо драматическим элементом (отсюда порой обращение поэтов-эпиграмматистов к форме диалога), обрел черты краткого и меткого воплощения остроумной мысли. Когда такое лаконичное дву- или четырехстишие, посвященное какому-либо событию, лицу или предмету, получило особую форму под пером Луцилия, Марциала, Лукиана и других античных поэтов, насытивших этот жанр шуткой, иронией, сатирической экспрессией, эпиграмма приняла свой классический вид краткого стихотворения «на случай», высмеивающего то или иное явление общественно-литературной жизни, то или иное лицо.

В средние века не столько пишутся эпиграммы, сколько издаются и переиздаются греческие и римские образцы. Возрождение эпиграммы как жанра происходит в эпоху Просвещения, хотя в народном творчестве (польские фрашки, немецкие шпрухи) линия насмешливо-остроумной стихотворной миниатюры не прерывалась.

В эпиграмме — жанре, чутко отражавшем социальные коллизии, насыщенном страстями своего времени, его философией и этикой, — запечатлены в острой чертежной манере, как на лаковой миниатюре, непростой рельеф возмущенной души человека, эволюция художественных стилей и методов.

Структура эпиграммы не есть нечто застывшее и из века данное. По своей природе — это сатирико-публицистический, нередко памфлетный жанр, сочетающий остроту мышления с мимолетным откликом на конкретные события эпохи. Эпиграмма широко взаимодействовала на разных исторических этапах с близкими или смежными жанрами (притча, басня, пародия, фельетон, памфлет, анекдот). При всей своей миниатюрности (что является одной из важных ее примет), эпиграмма, как и всякое художественное произведение, есть единство композиции, сюжета, образов, стиля, языка и других компонентов, переживших на протяжении столетий более или менее существенные преобразования.

Сборники или антологии эпиграмм — традиция давняя, также восходящая к античности. Собрание эпиграмм одного автора — привилегия наиболее известных и плодотворно работавших в этом жанре поэтов (Луцилий, Марциал, Клеман Маро, Ж.-Б. Руссо и другие). А. С. Пушкин, насчитав у себя во второй половине 20-х годов около пятидесяти сатирических миниатюр, собирался издать их особой книжкой.

Краткость — один из главнейших признаков жанра. Еще античный поэт Парменион писал:

Музам противно, по мне, если много стихов в эпиграмме.

        Разное дело совсем — стадий и длительный бег:Много кругов совершают соперники в длительном беге,         Больших усилий зато требует стадий в одном[1].

Чтобы сообщить миниатюре содержательность и динамизм, прибегают к особому мелодическому рисунку ритма и стремительности в раскрытии сюжета.

Эпиграмма характеризуется обычно как «малый жанр сатирической поэзии, небольшое стихотворение, остроумное и язвительное, направленное на определенное лицо»[2]. Это действительно очень короткое, обычно от одного-двух до восьми-двенадцати строк, стихотворение, шутливо оценивающее, едко высмеивающее или беспощадно осуждающее определенное лицо, факт, случай, произведение, общественное явление.

Элемент инвективы здесь неизбежен, но только к инвективе эпиграмма отнюдь не сводима. Не сводима хотя бы потому, что эпиграмматист в своем творчестве так же часто пользуется как гневным осуждением, так и юмором, как сарказмом, так и шуткой. Он отыскивает в эстетически несовершенном или этически неполноценном (порочном, злом, пошлом) смешные стороны, комические несообразности. То есть источник отрицательных эмоций подается как нечто вздорное, несуразное, как источник смеха.

Рассуждения Гегеля из «Науки логики» об остроумии, законспектированные Лениным в «Философских тетрадях», помогут постичь природу рассматриваемого жанра: «Остроумие схватывает противоречие, высказывает его, приводит вещи в отношения друг к другу, заставляет „понятие светиться через противоречие“…» [3]

Эпиграмма и есть такая материализация остроумных, то есть неожиданных, идей и наблюдений, которые отражают многообразные конфликты действительности. При этом суждение, вывод художника начинает «светиться через противоречие», переданное особой формой стихотворной строки, ритма, языковых контрастов (игра слов, двусмысленность, каламбур, смешение стилей и т. п.).

Уже во времена А. П. Сумарокова складывается представление, согласно которому истинная эпиграмма не должна быть ни грубой, ни бранной, ни злоречивой. Резкость, колкость, язвительность допустимы, если они соседствуют с парадоксальным поворотом мысли, веселостью, шуткой, ироническим и даже игривым тоном. Там, где обычно не помогают ни строгая логика критических рассуждений, ни сердитый разнос, ни упреки в нарушении хорошего вкуса, на помощь приходит эпиграмма. Так поэт не просто сохраняет достоинство в затянувшемся и, по-видимому, бесплодном споре, но и одерживает в нем верх, когда все обычные приемы полемики уже исчерпаны.

Эпиграмма, особенно сатирическая, это испытанный в веках поэтический жанр, это вид словесной дуэли, та изящная и неотразимая форма расчета с противником, которая вряд ли когда-нибудь исчезнет из литературы.

История русской эпиграммы насчитывает более двух столетий. Вторая половина XVII века, XVIII век, пушкинская пора, эпиграмма эпохи революционных демократов, эпиграмма начала XX века — таковы основные этапы развития жанра, образной и стилевой его системы.

Новая русская литература заговорила с читателем языком сатиры. Антиох Кантемир стоит у ее истоков. По словам В. Г. Белинского, «сатирическое направление со времен Кантемира сделалось живою струею всей русской литературы»[4], определило на протяжении XVIII–XIX веков пафос нашей словесности.

Кантемир выразил назревшую потребность растущего национального и эстетического самосознания русского общества. В то время литература развивалась в рамках классицизма. Мир действительной жизни более всего находил отражение не в таких привилегированных торжественно-парадных формах, как ода или трагедия, но в «низких» жанрах: стихотворной сатире и сказке, басне, ирои-комической поэме, комедии. Первый наш сатирик Антиох Кантемир стал и первым крупным эпиграмматистом.

Петровская эпоха подготовила почву для развития такой тонкой и оперативной формы выражения общественного мнения, как эпиграмма. Правда, попытки написания подобного рода произведений в допетровское время уже были. Однако ни Симеону Полоцкому, хотя в его творчестве представлены разные виды сатирических стихотворений, ни даже Феофану Прокоповичу в пору еще недостаточно развитых литературно-общественных отношений, когда отсутствовали объективные социально-исторические предпосылки, не удалось создать образцы публицистически заостренной сатирической миниатюры. Возникновение эпиграммы как особого вида литературного творчества связано с творчеством Антиоха Кантемира.

Согласно рационалистическим постулатам эстетики классицизма, дидактика, поучение, просветительство определяли характер литературного творчества. Именно поэтому ведущим жанром Кантемира стали сатиры. Однако при всей важности и серьезности содержания этих произведений осознавалась потребность в веселом, шутливом, непринужденном тоне. К тому же роль автора в классицистическом произведении сильно возросла. Личностное начало, неведомое литературе русского средневековья, побуждало к разработке жанров, ранее не культивировавшихся. В результате этого пробуждения личности, социально-исторической дифференциации общества, то есть вследствие возникновения новых черт мировосприятия, появляется тяга к художественно-публицистическим жанрам, и прежде всего к эпиграмме.

Собственно живописные, изобразительные средства эпиграмм Кантемира еще довольно скромны, описание в них господствует над изображением. Вместе с тем привлекает тематическое и видовое разнообразие его стихотворных миниатюр. Тут встретим обличение спеси и надутого фанфаронства («На самолюбца»), порицание таких общечеловеческих слабостей и пороков, как глупость («На Брута»), тщеславие и претенциозность («О прихотливом женихе», «На Леандра, любителя часов»), В ряде эпиграмм («На гордого нового дворянина», «К читателям сатир») поэт возвышается до открытого гражданского пафоса, до суровой сословной самокритики.