Ирина Ильина - Мятая конфетка

Ирина Игоревна Ильина

Мятая конфетка

Оперуполномоченный Живобегов грустил за столом в собственном кабинете, глядя в огромное окно на кучерявые верхушки кленов. Последний рабочий день недели подходил к концу. Знойная летняя пятница. "Две субботы — без трупов. Почему? — думал он, — маньяк взял таймаут? Болен?" Отсутствие убийств покоя в те выходные не принесли. Ночами оперуполномоченный просыпался каждый час: снился телефонный звонок. Днями не выходил из дома, сидел в кресле и смотрел на телефонный аппарат — ждал. Чаще всего убийства происходили под утро, каждый раз по-новому. Вот уже несколько лет! Живобегов с тоской оглянулся на огромный, заваленный папками стеллаж. Все субботние убийства сведены в одно дело. Пятьсот девяносто шесть томов. Он знал их наизусть. Повторов не было!

"Завтра суббота, — думал наемный убийца Степанов, сидя в кафе, — а заказов нет! Третья суббота без дела! Скучно". Он работал только по субботам. Каждую операцию продумывал до мелочей. Ни одной ошибки за столько лет! Не зря он был так востребован на рынке криминальных услуг. Заказы принимал в четверг и пятницу. У него был четко отлаженный жизненный график. Как в аптеке, и он этим гордился. "Облом! Случилось! Не нужен!" — Степанов окончательно расстроился. Обидно в таком деятельном, зрелом возрасте выходить на пенсию. Денег у него достаточно в швейцарском банке, можно не переживать, но чем заполнить субботы?

Он вспомнил свою последнюю трудовую неделю: обычное убийство в субботу, в воскресенье, поход в оперу, лучший тенор исполнил его любимую арию, после чего убийца спустился в кафе и с наслаждением выпил коньячку, потом вышел на бульвар в ночную прохладу. Домой пришел под утро, успокоенный и расслабленный. В понедельник исповедовался, после чего весь день исполнял наложенную на него епитимью. Во вторник купил индульгенцию на следующий грех. В среду написал стих. Он всегда писал стихи по средам. И по поводу написанного им шедевра снова выпил коньячку. В четверг купил газету, но объявлений не было. Две недели скомканы. В оперу пошел — тоска, коньяк купил — лажа, исповедоваться было не в чем, но пошел, священник смотрел на него с недоверием, но епитимью наложил, стих не написался. И вот, очередная пятница, тоже ни объявлений, ни звонков! "Неужели кончились разборки? Не нужен! — снова огорчился он, — заказов нет. Не у дел!"

Юная мама пыталась успокоить своего малыша, горько плачущего около фонтана. Он хотел в прохладные струи, а мама не пускала. Четырехлетний тиран размазывал слезы и сопли грязными кулачками по лицу и на все мамины предложения отвечал диким ревом: "Неааа!" Наконец договорились о покупке водяного пистолета и походе в кафе мороженое. Мама умыла крикуна водой из фонтана, вокруг которого расположились лотки с недорогими игрушками-однодневками, купила водяной пистолет. Они увлеченно заполнили его водой, и направились в ближайшее кафе.

Грустил оперуполномоченный из страха перед очередной субботой, грустил убийца в тоске по работе. Веселились мальчик и его мама. Малыш радовался пистолету, мама — покою, который принесла покупка. Степанов сидел в том же кафе, смотрел на малыша и умилялся: " Надо же, такой маленький, а как умело держит пистолет! А я — безработный!" В это время увлеченный мальчуган прицелился и выстрелил струей воды в лицо Степанову, тот улыбнулся, пересел за их столик:

— Отдыхаете? — вежливо спросил он.

— Да, — с мягкой улыбкой ответила мама.

— Я вот тоже, не у дел! — с горечью произнес убийца.

— Вы потеряли работу? — поняла собеседница.

— Почти, — принимая участие постороннего человека, ответил убийца.

— О, это так ужасно! Как я вас понимаю, — воскликнула она, — когда мой муж в прошлом году потерял работу, мы долго страдали. Но вы не переживайте, вы еще устроитесь.

— Видите ли, вся проблема в том, что работу мне желательно найти до сегодняшнего вечера. Иначе может быть поздно — теряются навыки.

— Ах, какой ужас! — прониклась пониманием собеседница.

— А что это ты выстрелил в меня? — расплываясь в приветливой улыбке, спросил убийца мальчика.

Мальчишка расхохотался и прокричал:

— Пиф, паф, — и снова выпустил струю воды в собеседника, — Столб, ты труп!

— Как же — труп? Вот, сижу с тобой, разговариваю, сейчас кофе закажу.

Степанов улыбнулся веселой, ласковой улыбкой:

— Какой шустрый у вас малыш, и как ловко стреляет! Ты будешь снайпером?

— Я буду наемным убийцей, — четко произнес мальчик.

— Что ты несешь? — ужаснулась мама.

— Ничего, мадам, не переживайте, вырастет — разберется, — успокоил наемный убийца.

Он хотел добавить, что сама по себе эта работа не так уж и плоха. Что имеет свои плюсы и минусы. И вообще — весьма креативна. Но почему-то не стал.

— Выпей яду, Столб! — приказал ребенок и протянул убийце мятую конфету.

Степанов вздрогнул, взял конфету, задумался.

— Пойду я, мадам, может, дела какие-то сделаю, — с грустной улыбкой произнес.

— Не обращайте внимания, вчера фильм посмотрел, вот и повторяет, — извиняющимся тоном произнесла мама мальчика, пытаясь ладошкой закрыть тому рот.

— Нет, нет, мадам, не волнуйтесь, все в порядке, — задумчиво и грустно ответил убийца, поднимаясь с места.

— Я найду тебя, Столб! Пиф, паф, — прогремел в спину голос ребенка, и очередная струя воды ударила в моментально пропитавшуюся потом рубашку.

Мама шлепнула сына по губам, он зарыдал злобным басом. И все началось сначала: ребенок орал, мама уговаривала, начался торг. Степанов медленно уходил от кафе, вертя в руках конфету. "Странный гонорар. И почему — Столб?" — думал он. Живобегов ушел домой во время, предчувствуя тяжелую субботу. Наемный убийца Степанов в своей квартире привел в порядок бумаги, выпил коньячку и лег спать пораньше. Он всегда старался хорошо выспаться, перед тем, как идти на дело.

Телефон в квартире оперуполномоченного прогремел в пять утра.

— Труп на остановке. Бригада выехала, выходите, — отрапортовал дежурный.

"Пятнадцатый том, — вспомнил Живобегов собираясь, — труп на остановке трамвая, повторяться стал".

Было чудесное теплое утро. Заливались ранние птахи, солнечные зайчики играли в салки на окнах спящих домов. Покой и нега вокруг совсем не вязались с убийством. Труп оказался на автобусной остановке. "Тома: сто семь и триста десять", — вспомнил Живобегов. Первый осмотр ничего особенного не дал. Признаков насильственной смерти не было.

— Может, сердечный приступ? — с надеждой спросил медика опер.

— А и может, — не задумываясь, обдал вчерашним выхлопом Живобегова эскулап, — подробности после вскрытия. А так как у меня нынче руки дрожат, значит — после опохмелки.

— Опять ты, Жаднотрупов! Тебя с работы выгонят скоро, — возмутился опер.

— Не выгонят, — уверенно ответил судмедэксперт, — дураков то не так много — ночами не спать, вскакивать по первому зову! Нет, меня не выгонят, не переживай. Так что, часа через три-четыре подъезжай.

— Ладно, можно подумать, у нас легче, — ответил оперуполномоченный, — иди уже, похмеляйся. Жорик, — закричал он криминалисту, — ты бутылочку-то, бутылочку захвати! Пальчики там, содержимое проверь! И отпечаток кроссовки возле трупа посмотри! Напоминает что-то.

— Да ладно вам, не впервой, не забуду, посмотрю, — ответил молодой человек в толстых, двояковыпуклых очках, — и что вам может напомнить отпечаток?

— Вспомнил, — вскочил Живобегов, — дела: шестьдесят шесть, триста двенадцать и четыреста один! Точно, отпечаток оттуда! Сравни!

— Хорошо, — лениво ответил криминалист, снимая отпечаток кроссовки и недовольно бурча себе под нос, — мало ли отпечатков на дороге, все сравнивать, что ли?

Живобегов не слушал. Осмотр завершили, труп увезли, вещдоки упаковали. Наконец, о происшествии на остановке напоминал только меловой абрис на земле. Время поползло медленно, началась обычная рутина. Оперуполномоченный, пока собирались данные, обследовались вещдоки, похмелялся судебный медик, взялся изучать тома с происшествиями на автобусной остановке уголовного дела под условным названием "Субботние убийства". Он изучал это дело тщательно, штудировал каждый день, стремясь поймать ниточку логики маньяка.

В полдень в кабинет оперуполномоченного вбежал удивленный криминалист:

— Товарищ Живобегов, — орал он, — вы только взгляните, что здесь! Это такой редкий яд — куркурносики пурпурно-продырявленной!

— Где?

— Да в бутылке с места происшествия! И пальчики четкие. В картотеке нет. Надо сравнить с пальцами трупа.

— Значит, все-таки криминал, яд он использовал пятнадцать раз. Хотя, растительный всего три — дело номер семь, двести двадцать два и пятьсот четыре, — грустно сказал Живобегов, — смотайся, сравни.