Георгий Дзюба - Во всём виноват Гоголь Страница 21

— Восемьдесят тысяч чего? — как бы очнулся гость после столь удивительного и поучительного примера.

— Целковых, почтенный Павел Иванович, ещё тех, самодержавных и дореволюционных целковых, что вполне замещались тельцом из банков…

— Да… Мудрецы равные небу на дороге не валяются… Любопытно-с…

— Так, именно так, Павел Иванович. Мудрецы, я бы заметил, превосходящие могущество земли и неба! А теперь ещё страничку перекинем наугад из ненужного вам тома, — неудержимо продолжал Бронькин. — И что мы видим? Ага, химера выдумки поэта повесть «Нос». Ну вот, пожалуйста, майор Ковалёв как раз приезжает в газетёнку дать объявленьице, что у него потерялся его личный нос. Читаю: «По сторонам стояло множество старух, купеческих сидельцев и дворников с записками. В одной значилось, что отпускается в услужение кучер трезвого поведения; в другой — малоподержанная коляска, вывезенная в 1814 году из Парижа; там отпускалась дворовая девка 19 лет, упражнявшаяся в прачешном деле, годная и для других работ; прочные дрожки без одной рессоры, молодая горячая лошадь в серых яблоках, семнадцати лет от роду… там же находился вызов желающих купить старые подошвы…»

Полная скука от будто бы и не влекущих граждан перечня товаров: подошвы, люди, кареты, лошади… У нас и сегодня всё это можно легко купить, были бы только рубли. А тут хитро задумано. Поначалу, кажется, что-то и правда отдаётся в услужение, то есть напрокат или в лизинг. И кто сразу докопается и поймёт сходу, что после запрета тогдашним царём объявлений о продаже крепостных людишек в печати придумали лукавое отпускание «в услужение»? Вот ведь как! А как вам «…молодая горячая лошадь в серых яблоках, семнадцати лет от роду»? Здесь же полная турбулентность! У нас в газете «Тойота-Карина», 1994 г.в., уверенно ездит и на ходу? Вчера сам видел в городской «Чистой правде». Тьфу на неё! Кому она нужна с таким примитивным представлением и мнением о её качестве? Я, правда, может быть, и купил бы, да пока что не за что, но это уже личное…

А заметьте девушку 19 лет, «годную и для других работ». Напрягите кругозор, Павел Иванович, как это зачастую отражается в жизни? Не хочется даже поминать наших мулаток-шоколадок, что беспрестанно торчат в соляриях, а после них, как извещают в наших объявлениях, «не знают никаких смущений, тормозов и исключений в утехах с нежадными и даже с малосильными джентльменами, круглосуточно». Весь город их знает! Общежитие «Точэлектровинтажа», что на Клары Цеткин дом 9 комната 64. Увидишь их лишь однажды и до конца года заикой останешься. Одна лишь там правда, что с ними неземное или адское наслаждение будет. Баба Яга против них бисквитно-кремовой молодухой покажется. Разве здесь есть почтение к публике и мысль об ответственности?

— Мн… да… Занимательные рассужденья… Тоже ведь ниша… Что же мешает вашим дрянным танцорам из газеты правильно организовать это дело, — негромко произнёс Павел Иванович, подвигая к себе блюдо с сухарями ещё ближе…

— Видите ли, Павел Иванович, — счёл возможным осторожно заметить Бронькин после образовавшейся паузы и как бы изучая узоры на посуде. — В произведениях того тома, против которого вы уже битый час как противитесь, расположен ещё и прекрасный «Ревизор», где Хлестаков крепче Чичикова будет. Почему я говорю это? Господин Чичиков, которым вы так стремительно интересуетесь, и, правда, большой виртуоз мыслей и генератор идей. Он вершит свершенья продуманно и с завидным упорством, чем в ряде случаев удачно продвигает свои бизнес-проекты к деньгам. Господина Чичикова и его соратников, включая туда и других героев нашего времени, я даже в центральной оппозиционной газете района публично защищал и потому предмет знаю. Но если откровенно, то в дни, когда Чичикову Павлу Ивановичу случалось вступать в некоторые проекты втёмную — случались уже не его именины. Не его свадьба скакала за гармонистом по селу. А Хлестаков…

— Стоп, стоп, стоп, командир! — холодно прервал его ночной гость. — Не надо мне здесь распускать язык и пальцы! Я бы рекомендовал вам воздержаться от непропорционального мнения в отношении господина Чичикова, — словно маникюрным перочинным ножичком щекотливо и аккуратно остановил его клиент.

— Удивительное дело, — подумал Бронькин, — о чём бы ни говорил сегодня посетитель, «…он всё умел облекать какой-то степенностью, умел хорошо держать себя». — Нет-нет, Павел Иванович! Я ничего, я совершенно пропорционально сообщаю вам, что для меня Чичиков Павел Иванович и Хлестаков, что Чук и Гек или, как говорится, мозг и сердце, а два сапога — пара. Только в «Ревизоре» у Хлестакова Ивана Гоголем подмечен определённо другой жизненный стиль. И я бы даже подчеркнул слово «стиль» или, если вам угодно, «манера». Хлестаков даже с самим Пушкиным был «на дружеской ноге», как в шутку черканул Гоголь, а в каждой шутке есть доля сами знаете чего. Господин Хлестаков работал современно, легко и вдохновенно, много импровизировал, порой так выходил из формата, что казалось даже, что ему во вред будет. Но нет! К примеру, спустив за карточным столом денежки одному малоизвестному пехотному капитану, Иван Александрович возвращает себе капиталы за счёт мэра и чиновников города и с большим прибытком. Делает это до необычайности изящно и… — тут Афанасий Петрович несколько поперхнулся и закашлялся. — Безнаказанно делает это, что и в наше непростое время весьма значительно… И мне всё больше и больше кажется, особенно в минуты бессонницы, что сегодня экономика и бизнес должны быть маневреннее и ближе к твёрдому берегу вызовов бытия…

— Гм… Талантливый, вероятно, юноша, этот ваш Хлестаков… Способный, видимо, малый, если даже с приходом остался… и без статьи… Здесь уж я и ему, и вам, капитан, точно похвалу выскажу. Начитались вы, вижу, как директор школы какой-то. «Слушая вас, чувствуешь прибыток сил. Дух воздвигается».

— Вот-вот! Но не меня, Павел Иванович, не меня слушая… Слушая Гоголя! Ведь это он для нас такие тропинки обустроил! — торжествующе вскочил на ноги Бронькин. — Используя эти обстоятельства, дорогой Павел Иванович, полагаю возможным «…вновь обратить вас к предмету прекращённого разговора» — принялся за своё Афанасий Петрович. — Двухтомник избранных сочинений Гоголя именно то, что вам жутко требуется, и стоит сущие пустяки… В условиях упрямства и инфантильности со стороны всеобщей необразованности и утраты ценностных ориентиров классика в бизнесе, как сообщали небезызвестные герои классики, правда, по другому поводу, — «именины сердца». С вашей, как я уже заметил, дьявольской воспитанностью и благонравием знания классики прямой путь к немеркнущей славе, — завершил Бронькин, забив по шляпку последний гвоздь своих аргументов и завинтив самую патетическую ноту на конце речи.

Клиент призадумался, и видно было, что он даже нечаянную оговорку с чёртом пропустил мимо ушей. Он зачем-то покрутил в руках чашку, словно впервые увидевши её, зачем-то заглянул в сахарницу да и замолчал зачем-то и надолго.

Уже принялись бледнеть огни рекламы за окном и смелее подкрадываться к центральной площади города NN рассвет. Всё сильнее и гуще румянились его щёки…

Глава IX

Легенда о капитане Бронькине

Думается, читателями уже подмечено, как порядочно наскучило Афанасию Петровичу вколачивать в голову посетителя правду о цене Гоголя, да и автору повествовать об этом. Если абстрагироваться лишь от одной стороны медали, то автору от Афанасия Петровича уже подеваться некуда. Никак ему не укрыться от Бронькина, особенно сейчас, когда этот безобидный и капельку недовольный своим отражением в существующей жизни капитан запаса уже почуял прибыльное для себя дело и, конечно, не в 222 рублях, а ноздри его носа уже трепетно задрожали, причём без всякой оглядки на последнюю сессию ММВБ. Даже по его взгляду, хитро направленному внутрь души своей, сейчас было ясно, что капитан уже почуял то, чего ему хотелось. А хотелось ему славы и любви приятных гражданочек и граждан, наделённых правом выбирать себе тех, кто им люб.

О, мой возлюбленный читатель!

Чувствует моё терпеливое сердце, что пора преподнесть вам истинную и трогательную сагу о ветеране Бронькине. Сагу о тех красках его доблести, что доселе неизвестны вам, славному городу NN, разветвлённой сети крайкниготорга и бронетанковым массам той страны, чьи границы даже из самой Москвы недоступны силе зрения самого дальнозоркого в мире бинокля. Ну а если учесть, что именно в этот час наш капитан уже не сидит верхом на танке, а твёрдыми стопами своими вышагивает по колеблющейся платформе предвыборных забот об избрании нового хозяина города, то не видать вам здесь родной сестры его таланта по фамилии Краткость. И хотя сейчас капитану недосуг, поскольку местность уже принялась, хотя ещё и не в ближнем бою, но густо и неостановимо наполняться его обещаниями о том, какое светлое будущее её ожидает, вам всё-таки подфартило. Подвезло именно в том, что вашему скромному повествователю уже приходилось попадаться Афанасию Петровичу на крючок его размашистых воспоминаний и размышлений о смысле былого и грядущего на случайной встрече в известном каждому рублю казино «Рок» у дяди Лысого Пимена. Кстати, там же размещён и его популярный у авторитетных городских казнокрадов и транжир ресторан «Акулька». Если у вас накоплены определённые такие привычки, то лучше пробирайтесь туда. В левом крыле районного пенсионного фонда вы легко найдёте это заведение. А если вы ещё не обзавелись у Пимена даже клубной картой, то как увидите сразу под аркой этого дворца добролюбия и почтенности правую дверь с нацарапанными часами работы «Всегда», так и звоните дважды, но коротко.