Александра Хоукинз - Мой желанный и неприступный маркиз

Александра Хоукинз

Мой желанный и неприступный маркиз

Удовольствие — это грех, а иногда грех — это удовольствие.

Глава 1

— Ты меня поражаешь, Фейрлэм. Обычно ты не столь беспечен. Но все же я не намерен искушать судьбу. Теперь ты видишь, что преимущество на моей стороне и я полностью завладел твоим вниманием… Ты готов принести извинения?

Любой другой, поумнее, кивнул бы и извинился. Но Матиас Рук, маркиз Фейрлэм, руки которого были заломлены за спину невидимым противником, находился в явно невыигрышном положении. Прищурившись, он смотрел, как к нему, упиваясь собственным превосходством, приближается знакомый темноволосый джентльмен.

Лицо Матиаса оставалось непроницаемым, но он отметил и его неряшливый смокинг, и небрежно повязанный галстук. Казалось, Оливер Брант, граф Маркрофт, в этот вечер уже с кем-то подрался или просто провел время в борделе. Матиаса не очень беспокоило, что Маркрофт подцепит сифилис от несчастной проститутки. Однако дамы высшего света были о нем довольно высокого мнения, тем более что граф был изысканным красавцем с волевым подбородком и высокими скулами.

Матиас же видел одно: ненависть, горящую в карих глазах соперника.

В возникшей неприятной ситуации винить приходилось только себя. В конце концов, он сам предложил приятелям перед возвращением домой заглянуть в эту таверну, выпить пару кружек пива. И сам же отослал приятелей за лошадьми, пока он будет расплачиваться по счету. Если бы все было иначе, их с Маркрофтом дорожки в этот день едва ли пересеклись бы.

К несчастью для всех присутствующих, именно из-за собственного решения он оказался рядом с Маркрофтом, ибо этому джентльмену всегда удавалось разбудить в нем зверя.

Матиас расправил плечи.

— Извинения? За что именно? Мои слова о том, что твоя любовница больше похожа на лошадь, не предназначались для твоих больших ушей, Маркрофт. Если ты обиделся на правду о своей милашке — жалуйся ее матушке и батюшке. Моей вины в том, что у тебя такой отвратительный вкус…

Боль фейерверком взорвалась в голове, когда правый кулак графа повстречался с левой скулой Матиаса. Голова маркиза дернулась вправо, из левого глаза посыпались искры, голова просто раскалывалась.

Матиас покачал головой, пытаясь избавиться от боли, как будто отряхивался от воды, вылитой на него из ведра. Презрительно усмехнулся, намеренно дразня противника.

— Должен признать — это достойный удар, Маркрофт! Вели своей дворняжке отпустить меня, и тогда посмотрим, чего ты стоишь, когда у противника развязаны руки — или ты у батюшки своего научился… нападаешь только на беззащитных?

— Я сам себе господин, — прорычал Матиасу на ухо тот, кто безжалостно заламывал его руки за спину.

Граф Маркрофт стал чернее тучи — несомненно, Матиас сумел нанести сокрушительный удар, даже не пошевелив и пальцем. Хотя сам Матиас не был лично знаком с отцом графа, маркизом Норгрейвом, до него доходили мерзкие слухи о чудовищных злодеяниях маркиза: всю жизнь он ради забавы не раз подстрекал неопытных соперников к дуэлям. А еще Матиас слышал, что его собственный отец, герцог Блекберн, когда-то считал маркиза своим близким другом, хотя и полагал, что это — явное преувеличение. Даже если бы герцог лично подтвердил, что слухи имеют под собой основание, Матиас никогда в это не поверил бы. Его отец — уважаемый, достойный джентльмен. Он не имеет ничего общего ни с Маркрофтом, ни с его распутным отцом.

— Отпусти его! — отрывисто приказал граф.

«Давно бы так!» — зло подумал Матиас.

Но не успел Матиас высвободить руки, как Маркрофт нанес удар кулаком ему прямо в живот. Матиас согнулся пополам, внутренние органы подскочили, выражая молчаливый протест против такого жестокого обращения. Матиасу пришлось изо всех сил бороться с тошнотой: ему очень не хотелось, чтобы все то пиво, что он выпил с приятелями, выплеснулось наружу.

Граф ухватил затянутой в перчатку рукой Матиаса за плечо, нагнулся, чтобы их взгляды встретились.

— Я устал слушать, как ты бесстыдно метешь языком, упражняясь в тупоумии, Фейрлэм. Пока ты окончательно не опозорился, я готов принять твои извинения, а потом дать тебе уйти.

Матиас медленно выпрямился и нахмурился, заметив, что Маркрофт повторяет его движения. Господи боже, как же он презирает этого темноволосого громилу!

— Отчего же ты торопишься меня выпроводить, если приложил столько усилий, чтобы завладеть моим вниманием?

Граф чуть заметно наморщил лоб — было ясно, что этот тупица со стальными мышцами не смог оценить столь тонкую остроту.

Матиас сложил губы и послал воздушный поцелуй.

— Будьте осторожнее, сэр. Страсти до добра не доведут. — И в подтверждение своих слов Матиас провел пальцем вдоль ширинки бриджей, а потом поперек горла.

Завсегдатаи таверны замерли, заметив, как скептическое выражение на лице Маркрофта мгновенно сменилось возмущением от невысказанного обвинения. Спутник графа, который стоял у Матиаса за спиной, что-то пробормотал, но сам Матиас смог разобрать только слова «ухаживать» и «смерть».

В следующую секунду Маркрофт бросился на него.

Стороннего наблюдателя расслабленная поза Матиаса могла ввести в заблуждение: казалось, что он слишком пьян, чтобы защищаться. Хотя следует признаться, что, как только Матиас заметил графа, все выпитое пиво бросилось ему в голову, и он решил спровоцировать ссору. Как бы то ни было, но именно из-за этой склонности родные и друзья давно прозвали его Забиякой-Шансом.

К счастью, удача часто улыбалась ему.

Матиас не был готов к выпаду Маркрофта. В ответ он ухватил дорогой сюртук соперника за талию, мгновенно извернулся таким образом, что создалось впечатление, что они танцуют. Где-то на середине этого грациозного поворота Матиас ослабил хватку и отправил своего обозленного противника в ближайшую деревянную стойку. Все присутствующие в таверне вздрогнули, а стойка покачнулась, но устояла.

Лорд Маркрофт упал на колени, а потом повалился на бок. И даже не пытался сесть. Или вообще пошевелиться. Кто-то из присутствующих бросился к графу оценить серьезность полученных травм.

Громила, который минуту назад помогал сдерживать Матиаса, угрожающе шагнул ему навстречу.

— Ты за все заплатишь.

Матиас оставался безучастным.

— Не волнуйся, побитая молью дворняжка. Я всегда плачу по счетам. Кроме того, сильно сомневаюсь, что от такой ласковой плюхи хоть один зуб твоего приятеля покинул его непробиваемый череп.