Филиппа Грегори - Белая королева

Филиппа Грегори

Белая королева

Посвящается Энтони

Пробираясь сквозь заросший старый парк, молодой рыцарь услышал плеск воды в фонтане задолго до того, как увидел и мраморный бассейн, и блеск лунных лучей на почти неподвижной воде. Он рванулся было вперед, мечтая окунуть голову в воду и напиться ее живительной прохладой, как вдруг заметил в глубине темное движущееся пятно. От неожиданности рыцарь затаил дыхание. В глубокой чаше фонтана снова и снова мелькала зеленоватая тень, напоминающая то ли огромную рыбу, то ли утопленника. Затем тень распрямилась, поднялась во весь рост, и перед рыцарем предстала купальщица, пугающе прекрасная в своей наготе. По телу женщины струилась вода, кожа ее казалась белее даже белого мрамора чаши фонтана, а ее мокрые волосы были черны как ночь.

То явилась фея Мелюзина, водяное божество; ее часто можно встретить у источника в глубине леса, у озера или водопада в любой стране христианского мира, даже столь далекой, как Греция, а порой она купается в мавританских ручьях и фонтанах. Правда, в северных странах Мелюзина известна под другим именем; зимой на тамошних озерах трескается лед, когда она встает в полный рост. Мелюзину может полюбить смертный мужчина, но ему придется хранить ее тайну и время от времени позволять ей плавать в полном одиночестве. И Мелюзина будет любить своего избранника, но только до тех пор, пока он не нарушит данного слова — а ведь мужчины часто так поступают. Если подобное случится, Мелюзина, взмахнув мощным рыбьим хвостом, увлечет предавшего ее возлюбленного на глубину и превратит его кровь в воду.

Суть трагической истории Мелюзины, на каком бы языке и под какую бы музыку ее ни исполняли, в том, что мужчина неизменно обещает женщине, которую и понять-то порой не в силах, гораздо больше, чем способен дать.

ВЕСНА 1464 ГОДА

Мой отец — сэр Ричард Вудвилл, барон Риверс, английский аристократ, землевладелец и сторонник законных правителей Англии, то есть Ланкастеров. Моя мать из рода герцогов Бургундских, в жилах которых, как известно, течет водянистая кровь богини Мелюзины, праматери этого знатного семейства, некогда вышедшей замуж за очарованного ею герцога. Мелюзину и теперь можно видеть над крышами замка в периоды особых бед и осложнений; она горестно выкрикивает предостережения, когда, к примеру, в семье умирает сын и наследник и род обречен на угасание. Во всяком случае, так утверждают те, кто верит в подобные вещи.

При почти полном противоречии характеров моих родителей — солидном, земном характере отца-англичанина и переменчивом независимом характере матери-француженки, унаследованном ею от богини вод, — я, пожалуй, могла бы стать кем угодно: от опасной волшебницы до весьма заурядной особы. Кое-кто, правда, считает, что во мне прекрасно уживается и то и другое.

В тот день я с особой тщательностью расчесала и уложила свои густые волосы и спрятала их под самым высоким головным убором. Затем я взяла за руки двух своих сыновей-сирот и вышла на обочину дороги, ведущей в Нортгемптон, мечтая лишь об одном: быть совершенно неотразимой — я отдала бы за это все, что мне только сулила судьба.

Мне просто необходимо было привлечь внимание одного молодого человека, ехавшего на очередную битву, причем на битву с поистине непобедимым врагом. Этот молодой человек, кстати, вполне мог меня и не заметить. На попрошаек он обычно внимания не обращал, к тому же в столь ответственный момент ему явно было не до легкомысленного флирта. Мне предстояло не только пробудить в нем сострадание к моему бедственному положению и насущным нуждам, но и остаться в его памяти, причем на такой срок, чтобы он успел хоть что-нибудь для меня сделать. А между тем этого молодого человека каждую ночь поджидали объятия множества прекрасных женщин, и на каждую дарованную им должность имелось не менее сотни претендентов.

Этот узурпатор и тиран являлся моим личным врагом и сыном моего врага, но в тот момент я совершенно об этом не думала и не собиралась хранить верность кому бы то ни было, кроме своих сыновей и самой себя. С этим человеком мой отец сражался под Таутоном,[1] и ныне этот человек называл себя королем Англии, хотя по большому счету был всего лишь хвастливым мальчишкой. Впрочем, мой отец составил о нем несколько иное мнение. Отец вернулся из-под Таутона совершенно сломленным; никогда в жизни я не видела человека более удрученного; правый рукав его рубахи насквозь пропитался кровью, а лицо было белым как мел. Отец тогда сказал, что этот мальчишка оказался великим полководцем, что таких полководцев нам еще видеть не доводилось, а потому дело наше проиграно, и, если этот мальчишка останется жив, никакой надежды нет, ведь армия под его командованием положила под Таутоном тысяч двадцать. Никогда прежде Англия не знала столько павших в одном бою. По словам моего отца, это было даже не сражение, а настоящая жатва смерти. Во время битвы полегло множество родственников и сторонников Ланкастеров, а законный король Генрих VI и его супруга, королева Маргарита Анжуйская, потрясенные гибелью своего войска, бежали в Шотландию.

Но те из нас, их сторонников, кто еще оставался в Англии, сдаваться не собирались. Борьба продолжалась, сопротивление этому лжекоролю, этому мальчишке из династии Йорков, росло. Три года назад, когда погиб мой муж, командуя кавалерией во время сражения при Сент-Олбансе,[2] я стала вдовой. А земли и состояние, которые, как я полагала, принадлежали мне по праву, отняла свекровь, причем с соизволения одного из победителей — человека, который управлял молодым Йорком и считался поистине великим кукловодом, настоящим «делателем королей». Да, это был он, Ричард Невилл, граф Уорик! Это он сделал королем никчемного двадцатидвухлетнего мальчишку, а для тех, кто по-прежнему защищал интересы дома Ланкастеров, он намеревался превратить Англию в настоящий ад.

Теперь в каждом знатном доме имелись свои йоркисты, и любое приносящее доход дело, любая должность или налог — всё находилось в их руках. На английском троне сидел их мальчишка-король, сделавший новыми придворными тех, кто его поддерживал. А мы, потерпев поражение, стали нищими у себя дома, чужими в родной стране, наш король оказался в изгнании, а королева, полная мстительных планов, вступила в союз с нашим старым врагом Францией и плела интриги. Нам же, оставшимся в Англии, приходилось как-то договариваться с этим молодым тираном, с этим отпрыском Йорков, и молиться, чтобы Господь обрушил на него свой праведный гнев, позволив нашему законному королю собрать армию, устремиться с ней на юг и нанести узурпатору последний и решающий удар.