Поймать балерину - Мария Зайцева Страница 14

А я не могла.

Закрыла глаза, уткнула лицо в колени и спрятала голову в руках.Как смогла, обезопасила себя от будущих кошмаров. И старательно не думала о том, сколько человек сейчас погибает в ледяной воде.Задыхается в тесном, переполненном трюме.Не надо про это думать, не надо, не надо!!! Все равно ничего не изменить. Совсем ничего!Это было малодушие, конечно, но в тот момент я словно заледенела, не могла пошевелиться.Рядом раздался крик, я открыла глаза и успела увидеть, как грузный мужчина, муж рыжеволосой женщины, летит в воду. И моментально тонет.

- Роберт! Боже мой, Роберт!!! – его жена кинулась к краю лодки, страшно раскачивая ее и угрожая всем оставшимся гибелью.

Я схватила ее за юбку и насильно усадила рядом. И обняла.Ее муж не был одет в жилет, тот на нем не сошелся, и мужчина просто отбросил его в сторону…И теперь не было ни одного шанса, что его удастся спасти.

В этот момент от затонувшего «Титаника» пошла огромная волна, и нашу лодку закачало на ней, словно в девятибалльном шторме.

Дальше я ничего не помнила.Мы сидели с рыжеволосой женщиной, обнявшись, обе плакали и держались друг за друга, словно были самыми близкими, самыми родными…Не знаю, сколько прошло времени, когда я подняла голову, огляделась…И не увидела в темноте ни одной лодки.Вообще ничего.Только чернота. Только ночь.И мы, словно в Ноевом ковчеге, затерянные среди волн.

Спасение

- И вот, представляете, Роберт неожиданно заходит в гостиную, где я мирно сижу за вышиванием, и говорит: «Я видел тебя на улице, с молодым человеком!», а это газетчик, я просто газеты покупала к завтраку! А потом он берет подтяжки, складывает их этак вдвое… Ну, я уже ждать не стала, как побежала на второй этаж!

Бормотание Мадлен, уже успокоившейся и опять ударившейся в воспоминания о счастливой супружеской жизни с месье Борчиком, убаюкало меня, несмотря на ужас ситуации и пронизывающий холод.

Сквозь ее рассказ я слышала, как ругались мужчины, в очередной раз выясняя, в какую сторону грести, как пытались с ними обсуждать этот вопрос женщины…

Я ничего не хотела обсуждать.

Мы находились в открытом море, по моим наблюдениям, уже целую вечность, я  давно не чувствовала своих ног, и радовалась только, что пальто, купленное в Париже Диким Даниэлем, был длинным и теплым. Меховая горжетка служила исключительно декоративным целям и не добавляла тепла, но , по крайней мере, под нее не задувало. У некоторых моих спутников ситуация была гораздо хуже.

Особенно страдала от холода маленькая девочка, хотя  мать ее и прижимала к себе, стараясь согреть теплом своего тела.

Но одежда у них обеих была скудная и явно не для путешествия по волнам.Ребенок плакал, мать ничем не могла ей помочь, она и сама посинела от холода.

Не выдержав, я неловко расстегнула пальто, выпростала из рукавов руки и прямо под ним сняла теплую блузу от дорожного костюма и теплую русскую шаль, доставшуюся мне в подарок от самого Дягилева.Ветер мгновенно проник под распахнутые полы пальто, и я  тут же промерзла до костей. Быстро запахнув полы,  протянула блузу и шаль женщине.

- О… Спасибо вам! Спасибо!

Она начала торопливо кутать малышку, хнычущую от боли в руках и ногах.

- Разотрите ей ножки и обмотайте шалью, - посоветовала я, вспоминая, как сама мерзла зимними парижскими ночами в своей плохо отапливаемой каморке.

- Ох, добрая вы душа, Анни, - покачала головой Мадлен, - вот и мой месье Борчик был…

Я плотнее запахнулась в пальто, сунула руки в рукава и прижалась к рыжеволосой болтушке, бессовестно пользуясь теплом ее тела.

Закрыла глаза, стараясь вспомнить что-то приятное. Отвлечься от ужасающего холода, тяжелого плеска волн за бортом и мыслей о скорой смерти.

Вспоминался все тот же холодный Париж.Правда, тогда я не мерзла. Некогда было мерзнуть.Дягилев принял меня во второй состав, на подтанцовку к примам.Как я радовалась, Боже мой!Не каждая танцовщица имела возможность видеть в живую, да еще и репетировать в одном помещении с такими яркими балетными звездами, как Павлова, Карсавина, Больм, Нижинский!Это был незабываемый опыт, непередаваемые ощущения!У меня эти люди вызывали одновременно восхищение, страх, зависть и отчаяние.Последнее – потому что, глядя на них, я отчётливо понимала, насколько прав Артур. Мне никогда не достичь их высот.

Это были времена счастливые и одновременно несчастные.Артур оставил меня в покое, он , наверно, что-то пытался сделать, как-то испортить мою репутацию, но Дягилев, принимавший все решения по составу труппы, с ним не общался и не принимал во внимание его доводы.Мне было известно про подковерную возню, затеянную моим первым мужчиной, все же артисты мало что способны удержать в тайне, и от осознания своей слабости делалось больно.Как я могла ему поверить?Как могла не увидеть в нем обыкновенного альфонса?Может, потому что не считала себя никогда лакомой целью для подобных мужчин? Я все же очень плохо знала мир, проведя десять лет своей жизни за закрытыми дверями пансиона.Только потом я поняла, что Артур меня практически воспитывал под себя. Внушал, что хотел, обучал, чему хотел. Он внушил мне, что я могу быть знаменитой танцовщицей, водил на балеты и тайком показывал чудесные и редкие даже в Париже записи выступлений русских балерин.Он все делал для того, чтоб я считала его самым близким человеком, своим учителем, единственным, кому следовало доверять.И он добился своего.Следующим логичным шагом была наша любовная связь.И она случилась в итоге. Пусть не так скоро, как того хотел Артур, но я все же сдалась.Конечно же,  Артур был уверен в моей податливости, после всего случившегося у меня не оставалось другого выбора, только выйти за него замуж.Несмотря на то, в Париже, а уж тем более в труппе, нравы были более, чем свободные,  в любом другом городе Франции, да хотя бы в моем родном Руане, меня бы заклеймили позором…И потому Артур и не смог сдержаться, когда я поступила не так, как он хотел. Не оправдала ожиданий и вложенных усилий.А уж после того, как я твердо дала понять, что не собираюсь больше быть с ним…Да, он имел право озлобиться.Я его понимала, но прощать и идти к нему с повинной не собиралась.Несмотря на то, что Артур считал меня никудышной танцовщицей, все факты говорили об обратном.

Меня ценили в труппе, и постановщик балета, и сам Дягилев.А импресарио, Сол Ёрок, напрямую говорил, что готов меня предлагать в известные балетные труппы.Балеты «Русского сезона в Париже» шли с