Карен Рэнни - Шотландская любовь Страница 28

В детстве Гордон боялся отца, потом стал проклинать.

На горизонте кипели и пенились пышные облака, от них по небу расходились тонкие полосы облаков перистых. Великолепный сентябрьский день в Нагорье, ветер несет намек на прохладу…

Фабрика Инвергэр-Уоркс, которой уже больше семидесяти пяти лет, в былые времена предоставляла работу тем жителям Инвергэр-Виллидж, которые не желали разводить овец, пахать землю или добывать и сушить водоросли.

Десятилетиями в этом здании производили порох. Но пока он служил в Индии, фабрика закрылась: слишком много проблем, мало работников и недальновидное управление сделали свое дело.

А в Глазго до сих пор выпускают дымный порох и торгуют им со всем миром.

Может статься, некоторые из пуль, ранивших его за время многочисленных боев, были сделаны в его же собственных цехах.

Об этой иронии судьбы Гордон говорил только с Фергусом.

Он устал воевать. Но на кладбищах полным-полно мужчин, которые ненавидели войну. Если мужчина хочет выжить, он убивает. Если хочет победить, он разрушает. Единственное, что есть в войне хорошего, – это то, что она все же заканчивается. И лучшим полководцам это известно. Если ему удастся осуществить задуманное, фабрика приобретет множество рабочих рук, расширится и станет работать с совсем другой целью.

Вот оно, трехэтажное здание красного кирпича. Три высоченные дымовые трубы торчат из крыши. Окна черные от пыли и пороха. Дорожка и крыльцо почти полностью заросли травой…

На втором этаже, где осуществлялись основные работы, имелись огромные высокие окна: зажигать масляные или газовые светильники рядом с порохом было слишком опасно.

Гордон открыл железную дверь и вошел внутрь, удивившись, что пахнет здесь не углем, серой или поташом, а травами и пряностями.

Некогда здесь работало более двадцати человек. За свой рисковый труд они получали хорошее жалованье. Правда, взрыв на фабрике прогремел лишь однажды, по причине неверно смешанного состава. К счастью, никто не погиб, рабочие получили лишь незначительные ранения, однако пришлось заново отстраивать всю западную стену и перекрывать часть крыши.

Кабинет управляющего располагался в восточной части здания. Большое окно выходило из него в цех на втором этаже – чтобы управляющий мог следить за работой. Гордон, зная, что уже почти год эта должность никем не занята, ожидал обнаружить кабинет в запустении, однако за столом он увидел Рани Кумара, который, не поднимая головы от бумаг, махнул ему рукой.

– Провидение привело тебя ко мне именно в тот момент, когда мне понадобились ингредиенты.

Гордон улыбнулся.

Сегодня Рани оделся по европейской моде – брюки, рубашка, жилет, а на крючке висел сюртук. Однако кроме того, что он сменил привычную тунику и мягкие штаны на европейскую одежду, за те месяцы, что Гордон не видел его, Рани не изменился ни капли: такой же невысокий, сухощавый, с прямыми черными волосами до подбородка.

– У тебя что, глаза на затылке? – полюбопытствовал Гордон.

– Я видел тебя в окно, – сказал Рани и убрал наконец-таки в сторону свои записи. Его карие глаза смотрели на Гордона не мигая. Потом Рани улыбнулся и, встав со своего места, обнял Гордона. – Рад тебя видеть, друг мой.

– И я тебя, Рани. Как прошло путешествие? Сносно?

Рани покачал головой из стороны в сторону: жест обозначал, что плавание далось ему не легко и не тяжело, а как-то средне. Будучи индусом, Рани о большей части вещей предпочитал молчать, и преуспел в этом искусстве, что делало его человеком для Ост-Индской компании совершенно загадочным.

Уроженец Хайдарабада, штата, не поддержавшего сипайское восстание, Рани оказался незаменим в вопросах снабжения для группы войск, которой командовал Гордон. Он давно подозревал, что Рани – принц Хайдарабада или по крайней мере человек ну очень благородного происхождения. Образованностью он не уступал Гордону, а иногда и превосходил его, а изысканность манер и умение владеть собой выдавали в нем человека, которому много и часто досаждали подчиненные и мелкие чиновники.

Хотя, возможно, так Рани реагировал на постоянную предвзятость: «Он чужеземец, сэр».

Гордону часто доводилось слышать эти слова от собственных сержантов.

Ему, как шотландцу, и самому приходилось сталкиваться с предвзятостью и несправедливостью. Возможно, именно это подвигло его изначально встать на защиту Рани. Так началась их дружба, долгие разговоры – и взаимная заинтересованность в том, что вскоре может стать совместным открытием.

– Ты давно здесь? – спросил Гордон.

Рани вернулся за стол и махнул рукой:

– Всего два месяца.

– Почему же не сообщил раньше?

– Не было нужды, Гордон. Я прекрасно устроился.

Гордон обвел взглядом кабинет:

– Надеюсь, ты не здесь спишь?

Рани покачал головой и улыбнулся:

– Я снял замечательную комнату в доме очень понимающей шотландской леди.

Это означает, что его домовладелица отнеслась к нему без излишних предрассудков. Они множество раз обсуждали нетерпимость каждого из народов.

– Я шотландец, Рани. В Шотландии человека ценят за то, что он собой представляет. Чем более ты независим, тем лучше.

Рани только улыбнулся: об этом они тоже говорили уже тысячу раз.

Гордон взял табурет и уселся напротив друга.

– Предполагалось, что ты будешь моим гостем.

– Работодатель не принимает у себя работников, как гостей, – ответил Рани, продолжая улыбаться.

– Я бы сказал, что мы партнеры.

Их отношения походили на симбиоз в определенном смысле слова. Он нуждался в Рани, чтобы вывести и опробовать формулу. Рани нужно было место, чтобы изготавливать взрывчатку, и финансовая поддержка. Вместе они могли воплотить каждый свою мечту.

Рани жаждал послужить своей семье и народу. А он? Какова его цель? Не столько богатство, сколько независимость. Он был верным слугой Короны, исполнительным офицером, послушным сыном. Но бывал ли он самим собой?

– У меня хорошие новости. – Рани взял со стола лист бумаги. – Я закончил с подсчетами. – Он протянул документ Гордону. – По-моему, у нас есть формула превосходной взрывчатки.

Гордон посмотрел на документ, но ему было трудно угнаться за мыслью Рани. В отличие от него он не ученый, он солдат. Он видел, как рвутся пушечные ядра, видел, как застит поле битвы черный дым, он изобрел способ повысить меткость ружей – но все это лишь потому, что с детства пропадал на фабрике. Дымный порох был знаком ему, как грохот битвы, – но все остальное требовало участия экспертов.

– Что требуется от меня?