Роберт Стивенс - Тайна королевы Елисаветы Страница 31

— Что такое? — крикнул на него Гель так громко, что констебль слегка смутился, — что я сделал такого, за что я должен отправляться в тюрьму?

— Дело в том, — заметил констебль примирительным тоном, — что место предварительного заключения у нас обставлено очень хорошо, даже лорд или пэр не должен гнушаться войти в него. Что касается пищи и питья…

— Черт побери вашу пищу и питье, а также вас самих! — крикнул ему Гель. — Отдайте мне мое оружие и пропустите меня. Я должен ехать дальше. Какое право имели вы, негодяи, задерживать верноподданного ее величества, который едет по спешному делу?

— Нет, сударь, я исполняю только свой долг, — заметил констебль спокойно. — Я задержу вас до тех пор, пока не вернется сюда наш судья, мистер Лудвайд: он поехал в Честерфильд, и пока он не вернется…

— Мне дела нет до того, куда и зачем поехал ваш судья, — продолжал кричать Гель, — я требую, чтобы меня пропустили, так как должен ехать дальше.

— Я — здешний констебль, и знаю, в чем состоят мои обязанности. Я должен задерживать всех, кто обвиняется в измене, а там уже дело судьи разобраться, правы вы или виноваты.

Констебль говорил с большим достоинством, по-видимому, он рисовался перед м-с Хезльхёрст и своими согражданами, он придавал себе храбрый вид, хотя в душе сильно трусил, это был простак, старавшийся казаться очень умным и хитрым.

— Вы говорите, что знаете свои обязанности? — повторил Гель. — Так вы должны в таком случае знать, что констебль не имеет права задерживать кого-либо из дворян без письменного на то приказания, а где эти приказания, позвольте вас спросить?

— Что говорить о пустяках? Вот подождем, пока приедет наш судья, он уже все разберет, и хотя у меня и нет письменных приказаний арестовать вас, но зато я могу представить лицо, по доносу которого я вас арестовал, — и он посмотрел по направлению, где стояла Анна.

Гель с грустью задумался о том, что плохо ему придется, если он действительно станет ждать прибытия судьи или Барнета и его людей, и хотя каждую минуту должны были подъехать Боттль и Антоний, но что они могли поделать против подобной огромной толпы? Он подумал немного, потом ответил:

— Вы говорите, что у вас есть свидетель, все это прекрасно, но уверяю вас, что мне некогда ждать вашего судью, и потом не забудьте того, что, когда нет налицо судьи, верховным судьей является констебль, так ведь? И хорош тот констебль, который верит первому встречному и по его наущению хватает совершенно ни в чем неповинных людей без всяких доказательств их вины. Если он выслушал первого свидетеля, почему ему не выслушать второго, какой же он судья после этого?

Констебль, видимо очень польщенный, что обращаются к нему, как к судье, принял очень гордый и независимый вид и сказал:

— В том, что вы говорите, есть доля правды, сударь.

Гель не преминул, конечно, воспользоваться благоприятной минутой и продолжал:

— В таком случае, устройте нам очную ставку, т. е. сведите нас вместе, и затем уже судите сами, кто из нас окажется прав, кто виноват.

— Пусть нашего пленника поведут за мной, — важно произнес констебль и пошел вперед по направлению к пивной, а за ним повели Геля, предварительно развязав ему руки и ноги; позади него несли все оружие, взятое у него. Торжественная эта процессия медленно проследовала по улице, и наконец все вошли в пивную, где констебль уселся за стол, а перед ним поставили его пленника, и сейчас же со всех сторон их окружила опять та же толпа, но, минуту спустя, толпа эта расступилась, чтобы дать дорогу Анне, которая, увидев из своего окна, что Геля куда-то повели, немедленно спустилась вниз, чтобы узнать, в чем дело; вслед за ней вошел и ее паж Френсис. Констебль велел себе подать перо и бумагу и приказал одному из присутствующих сесть и записывать все показания свидетелей, чтобы придать всему делу законный вид.

— Итак, сударь, — начал констебль с видом настоящего судьи, — мы начнем прежде всего с вопроса: правда ли вы изменник, которого следует предать правосудию?

— Я имею полное право ответить сейчас же на этот вопрос, — прервал его Гель, — никогда я не был изменником, наоборот, я самый верноподданный своей королевы.

— Позвольте спросить ваше имя, сударь, — продолжал констебль, как бы не слыша слов подсудимого.

Не успел Гель ответить, как уже Анна ответила за него:

— Зовут его сэр Валентин Флитвуд, и он бежал от правосудия:

— Пиши: сэр Валентин Флитвуд, — прервал ее констебль, обращаясь к писцу.

— Нет, не пишите этого! — крикнул Гель. — Пишите: Гарри Мерриот, дворянин и придворный актер, — и, говоря это, Гель взглянул на Анну презрительно и вместе с тем вызывающе. И раньше, чем кто-либо успел сказать слово, он продолжал: — эта дама, здесь подтвердит при всех, что, так как я не Валентин Флитвуд, то и не обвиняюсь ни в какой измене.

Анна на эти слова только улыбнулась, так как она была в полной уверенности, что Гель захотел прибегнуть к хитрости, и это невольно вызвало на уста ее пренебрежительную улыбку.

— Какое же мне имя записать? — спросил писец в недоумении.

— Пишите: сэр Валентин Флитвуд, — приказала ему Анна строго. — Я удивляюсь, что дворянин способен прибегнуть к такой лжи, только бы спастись от рук правосудия?

— Пиши: сэр Валентин Флитвуд, — сказал и констебль, — и надеюсь, что этот господин сознается, что это — его настоящее имя.

— Ничего подобного! — воскликнул Гель с жаром, — предупреждаю вас, что вам будут большие неприятности, если вы не поверите мне, что я — не сэр Валентин Флитвуд.

Констебль, напуганный решительным и уверенным голосом Геля, смотрел в недоумении то на него, то на Анну.

Анна Хезльхёрст смотрела на Геля с презрением и со страхом, так как она боялась, что констебль поверит его лжи, и страшно негодовала на то, что дворянин мог прибегнуть к подобной неблагородной лжи, только бы спасти свою жизнь. Это как раз было на руку Гелю, который хотел, чтобы она думала, что он лжет, и в то же время стремился к тому, чтобы констебль все же поверил его словам. Конечно, ему неприятно было, что после этого она должна была еще больше ненавидеть и презирать его, но в то же время он мысленно уже слышал, как приближались Барнет и его люди, и должен был всеми силами отстаивать правду, которая в ее глазах казалась ужасною ложью.

Но Анна быстро овладела собой и приняла совершенно спокойный и бесстрастный вид, так как торопиться ей было некуда, и она хотела только задержать Геля до прибытия Барнета, для него же каждая минута была дорога, и поэтому он решил действовать более уверенно:

— Послушайте, констебль, — сказал он, — я готов принять на себя ответственность за все поступки, сделанные придворным актером Мерриотом, но только, прошу вас, поторопитесь, так как мне некогда. Я клянусь вам именем Бога, клянусь вам моим мечом, что я не сэр Валентин Флитвуд и поэтому не могу отвечать за его поступки.