Виктория Холт - Путь на эшафот Страница 37

Он крепко держал ее за руку. Его рука была теплой и сильной, он словно хотел раздавить ей пальцы.

Они стали танцевать. Глаза короля блестели так же ярко, как драгоценности на его одежде. Как его страсть не похожа на страсть Уайатта – она очень сильна, жизнерадостна и яростна.

Он сказал, что хочет поговорить с ней наедине. На что Анна ответила, что королева рассердится, если она покинет зал. Они сели.

– А вы не боитесь, что я разозлюсь, если вы мне откажете? – спросил он.

– Сир, королева моя повелительница.

– И строгая, не так ли?

– Нет, она очень добрая, сир. Поэтому я не хочу, чтобы она гневалась на меня.

Король вспылил.

– Послушайте, – сказал он, – мое терпение не беспредельно. Вам понравилась песня?

– Недурная песня, – ответила Анна. Теперь, когда она была с ним рядом, до нее дошло, что королевского гнева ей бояться не стоит. Он ее не обидит. В его страсти так много нежности. И эта нежность, заглушив страхи, вызвала в ней странное чувство восторга.

– Что вы хотите этим сказать? – воскликнул он и придвинулся к ней поближе. Он понимал, что за ними наблюдают, но ничего не мог с собой поделать.

– Мне нравятся рифмы, но чувства, выраженные в стихотворении, не очень.

– Хватит глупить! – воскликнул он. – Ты же знаешь, что я люблю тебя.

– Простите, Ваше Величество…

– Можешь просить прощения у кого угодно, но скажи, что любишь меня!

Она повторила то, что говорила ему раньше.

– Ваше Величество, между нами не может быть и речи о любви… я никогда не стану вашей любовницей.

– Анна, – обратился он к ней с мольбою в голосе, – если ты отдашь мне душу и тело, уверяю тебя, сердце мое будет принадлежать только тебе. Я забуду обо всех других, кто мне нравился, потому что никто никогда не вызывал у меня такого восхищения.

Она задрожала и встала со стула. Она понимала, что он не примет от нее отрицательного ответа. Она короля боялась. И тогда она сказала:

– Ваше Величество, за нами наблюдает королева. Я боюсь ее гнева.

Он тоже встал, и они начали танцевать.

– Не думай, – сказал король, – что на этом наш разговор закончен.

– Прошу Ваше Величество о снисхождении, потому что не вижу из создавшегося положения выхода, который бы удовлетворил нас обоих.

– Скажи, я нравлюсь тебе? – спросил король.

– Надеюсь, Ваше Величество, что, будучи вашей подданной, я должна любить вас…

– Не сомневаюсь, что ты можешь любить, Анна, если захочешь. И я прошу тебя захотеть. Я давно люблю тебя. И никто другой не может заставить меня забыть об этой любви.

– Я не стою вас, Ваше Величество.

И она подумала: «Слова, опять слова. Как это надоело! Я боюсь. О, Перси, почему ты оставил меня? Томас, если ты любил меня еще тогда, когда мы были детьми, почему ты разрешил им женить тебя на другой?»

Король возвышался над ней, как башня – массивный, величественный, властный. Он тяжело дышал, лицо его было красным, глаза горели желанием, рот приоткрыт.

Она подумала: «Завтра утром я тайно уеду в Хивер».

Катарина выглядела угрюмой. Она отпустила своих придворных и прошла в королевскую спальню, где стояла огромная кровать, на которой они все еще спали вместе с Генрихом, что было простой формальностью. Она спала на одном краю кровати, он на другом.

– Не притворяйся, будто спишь, – сказала она.

– Я не собираюсь притворяться, мадам, – ответил он.

– Тебе приятно унижать меня? Верно?

– Каким образом?

– Ты всегда за кем-нибудь увиваешься. Сегодня это была Болейн. Ты был обязан выбрать меня.

– Выбрать вас, мадам? – Он хмыкнул. – Этого я никогда не делал – ни сейчас, ни раньше. А выбираю, между прочим, я!

Она стала всхлипывать и читать молитвы. Она просила Бога о том, чтобы и Генрих, и она могли себя контролировать, чтобы он был с ней более мягким, чтобы предсказания врачей, что она никогда не сможет родить ему наследника, не оправдались.

А он лежал, стараясь не слушать ее бормотание, к которому привык, и думал об изящной девушке в алом и золотом одеянии, о ее распущенных волосах и тонком умном лице, о прекрасных черных глазах, самых прекрасных при дворе. Анна, думал он, ты ведьма! Я уверен, ты не уступаешь мне, чтобы разжечь мою страсть… Ему было приятно так думать. Она сдерживает себя не потому, что он ей не нравится. Но хватит, девочка! Сколько лет прошло с тех пор, как я увидел тебя в саду твоего отца? Уже тогда я желал тебя! Чего же ты хочешь? Попроси, и ты получишь все. Но полюби меня, полюби, потому что я безумно тебя люблю.

Королева перестала молиться.

– Эти женщины, которых ты желаешь, думают о себе Бог знает что!

– Послушай, ведь это так естественно. Те, кого выбирает король, должны этим гордиться.

– Но их так много, – заметила она тихо.

И он подумал, что отныне будет всего одна – Анна Болейн!

– Я бы хотела, Ваше Величество, чтобы вы научились сдерживать себя.

Боже, как ему надоела ее болтовня. Ему хотелось бы остаться одному и мечтать о той, кто ему всех милей. И он сказал ей очень грубо:

– Вы, мадам, не можете вызвать у мужчины желание, которое заставило бы его забыть о том, что существуют другие женщины.

Она задрожала, и он почувствовал это, несмотря на то, что кровать была широкой и их разделяло большое расстояние.

– Я уже не молода, – сказала она. – И я не виновата, что наши дети умирают. – Он ей ничего не сказал на это, и она задрожала еще сильнее. – Я слышу, о чем шепчутся при дворе. Я знаю об этом тайном деле короля.

Ну вот. Она добилась своего. Его грезы рассеялись. Значит, слухи все же дошли до нее. Это, конечно, должно было случиться. Но ему бы хотелось, чтобы ей сообщили об этом более пристойным образом.

– Генрих, – обратилась она к нему. В ее голосе слышалась мольба. – Ты не отрицаешь этого?

Он встал с постели, расправил свои могучие плечи.

– Катарина, ты прекрасно понимаешь, что если бы это зависело от меня, я никогда бы не стал с тобой разводиться. Но жизнь короля принадлежит не ему, а королевству. И знаешь, Катарина, ум мой смущен, и уже давно. Сомнения одолевают меня. А совесть не позволяет не прислушаться к ним. Я хочу, чтобы ты знала, Катарина, что когда встал вопрос о браке нашей дочери и герцога Орлеанского, французский посол усомнился в том, что она наша законная дочь.

– Законная! – воскликнула Катарина, приподнимаясь на локтях. – Что он имел в виду? Милорд, надеюсь, вы пристыдили его!

– Конечно. Я сделал это! Но я очень расстроился.

Настроение короля улучшилось. Теперь он не выглядел беспутным мужем, осуждаемым своей верной женой. Он был королем, для которого его страна – превыше всего. Его личные желания были на втором месте. Он говорил себе, что сперва королевский долг, а потом уж чувства. Он лежал в кровати с женщиной, бесформенное тело которой уже давно перестало его волновать, а, напротив, вызывало отвращение, и уверял себя, что он не должен сохранять этот брак.