Камиль Лемонье - Самец Страница 37

Его мерно-медленный голос очаровал ее, как музыка. Она опустила голову, чувствуя, как волна свежести обдала ее щеки и стала бесцельно теребить цветы букета с застенчивой грацией.

— Это правда, господин Гюбер?

Он подвинулся, ища ее руки. Она дала ее ему, как бы нечаянно, как будто думая о другом.

— Словно шелк, — пробормотал он через некоторое время, щекоча ее руку.

— Мне это уже говорили.

И она смеялась с легким трепетом во всем теле, боясь щекотки.

Потом они незаметно взяли друг друга за руки и размахивали ими с детской шалостью. Ей пришло на память, как она бегала с Ищи-Свищи по лесным тропинкам; глядя как бы полузакрытыми глазами на эти воспоминания, она испытывала нескончаемое удовлетворение обманывать их обоих. Эйо явился вовремя, чтобы нарушить однообразие ее любви к другому. Ласки, которыми забавлял ее Гюбер, вносили в ее ставшую монотонною жизнь развлечение в виде неожиданной неверности.

— Вот они, — раздались вдруг голоса.

Это был фермер с сыновьями, которые ждали их, сидя у входа в лес. Глаза старика сияли радостным смешком. Он лелеял мечту сосватать своим сыновьям богатых невест, и женитьба на мадемуазель Гюлотт одного из сыновей казалась ему выгодным и естественным делом.

Все вместе прошлись по лесу, который был собственностью банкира, и его дача, украшенная башенками, выступала немного дальше. Красноватый слой толченого кирпича покрывал середину аллей, тянувшихся змейкой сквозь плотные стены листвы, тщательно выровненных, местами вдруг обрывавшихся, и тогда открывался вид на замок. Одна из аллей вела через мостик, сложенный из груды камней, которых плющ заткал тяжелой, сумрачной завесой. Гладкие и ровные газоны, похожие на подстриженную шерсть животного, расстилались под деревьями зеленым покровом, блестевшим в лучах света изумрудными переливами.

Всех их охватило почтение перед этой буржуазной размеренностью природы. Эйо непроизвольно понизил свой голос, как будто вступил под своды храма, и рассказал историю своих сношений с господином банкиром. Человек, легко доступный, несмотря на свои миллионы, он обходился со всяким человеком, как равный. Лес не был, впрочем, открыт для всех, но он — Эйо, имел позволение гулять там, когда ему вздумается, и он дал подробные сведения о служебном персонале замка.

Они долго стояли у каменного мостика, который считался одной из достопримечательностей страны, и Гюбер предупредительно пояснил Жермене в подробностях красоту этой редкости, обдавая ее потоком пышных фраз. Они прошли еще шагов сто и остановились перед песчаной лестницей, которая вела к античному храму. Восторг был общий, так как там в углублениях, по бокам портика, стояли обнаженные до пояса статуи. Гюбер объяснил, улыбаясь, что в прошлые времена люди не имели обычая одеваться.

— Мне об этом тоже рассказывали, — проговорила Жермена с расширенными зрачками.

Кто-то пустил остроту, и все прыснули со смеху.

— Тсс, — господин хозяин может быть там, — промолвил с осторожностью Эйо, отводя их дальше.

Они двинулись не спеша по дороге к ферме, и юноши мечтали о возбуждающих округлостях мраморных фигур.

Когда они вернулись к Эйо, Матье вывел арденку из конюшни и запряг ее в пролетку. Однако фермер не хотел отпускать их, не распив последней бутылки. Его откровенность возрастала по мере того, как приближался час отъезда.

— Я весь, как на ладони, мамзель Жермена. Душа у меня нараспашку. Вы только скажите, чего вам угодно.

Бутылку выпили за здоровье Жермены — самой красивой особы, какую Эйо когда-либо встречал. И все они стояли с некоторою торжественностью друг против друга, со стаканами в руках. Так как Гюбер отсутствовал, то разговор не клеился. Жермена рекомендовала госпоже Эйо свою портниху, очень дельную женщину, и приподняла подол своего платья, чтобы показать отделку.

По камням двора раздался звук подков верховой лошади. Жермена повернула голову и увидела через окно Гюбера, стягивавшего седельную подпругу, с хлыстом под мышкой. Красный галстук, повязанный на шее, выделялся ярким пятном на его сером костюме со вздувшимися складками на спине.

Затем вошел Матье и выразил благодарность за гостеприимство:

— Позвольте поблагодарить вас, господин Эйо, — сказал он, — за честь, которую вы нам оказали. Я непременно расскажу дома о вашем радушном приеме.

— Полноте, полноте, милый мой, — ответил фермер, тряся его за руки. — Передайте мой привет вашему батюшке.

Жермена села в пролетку. Она подобрала свои юбки, стреляя глазами в сторону Гюбера, который, опершись рукою на гриву лошади и вдевши ногу в стремя, вскочил в седло, восклицая:

— Я поеду вас провожать.

Обменялись рукопожатиями. Эйо болтал без умолку, рассыпая потоки дружеских слов, и голоса перемешивались, производя шум среди надвигавшихся сумерек. Фриц украдкой созерцал кусочек белевшего чулка под юбкой Жермены. Затем Матье взялся за вожжи, прищелкнул языком, и пролетка тронулась в сопровождении Гюбера.

Они выехали на дорогу.

Над деревнями свисало красное солнце, как огненное жерло. Сумрачно-багряные полосы тянулись по глади колосьев пшеницы. Теплый туман поднимался с небосклона. И солнце медленно погружалось в сумрак, рождая тени на земле. А верхний край диска все еще ярко горел. Вся равнина, казалось, утопала в сером море, которое затушевывало деревья, землю и дома.

Пролетка катила, поднимая по дороге легкие облака пыли, которая на мгновение взвивалась позади них с едким сухим запахом, охлаждавшимся влагой от изгородей. Гюбер скакал с правой стороны пролетки, подбоченясь, вытянув ноги, порой подбодряя концом хлыста своего коня. Когда дорога суживалась, он осаживал, пропуская пролетку вперед, и Жермена, повернув вполоборота головой, видела, как красный галстук развевался и Гюбер подпрыгивал на седле.

Он вскидывал на нее полный томности взор из-под полуопущенных ресниц и, склонив немного голову вбок, порой вздыхал. Его голос, всегда такой звучный, заглушался перезвоном копыт по камням и не всегда достигал ушей Жермены. До нее иногда долетали одни лишь отрывки любезных слов. Он называл ее просто Жермена; она его Гюбер.

На перекрестке дорог, когда они вступали на шоссе, тянувшееся через лес, она хотела заставить его вернуться. Но он настоял проводить их до лачужки Куньоли. Оттуда он возвратится назад.

Когда он произнес знакомое ей имя, она невольно сделала движение.

— Вы знаете ее?

— Да, но не знаком. Она приходила к нам на ферму ухаживать за коровой.

— А…

Ночь сгущалась над листвой. Серая мгла легла на дороге, словно море, которое, разливаясь вдали, затопляло кустарники. Сквозь деревья вверху проглядывало небо, трепетавшее миганием звезд. Фигуры ехавших сливались с тенью, расплываясь с каждым мгновением в окружавшей мгле.