Шэрон Кендрик - Не покидай меня, любовь

Шэрон Кендрик

Не покидай меня, любовь

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Эмма почувствовала, как холодок самого настоящего страха пробежал по коже. Она взглянула на долговязого блондина, стоящего перед ней, и постаралась, чтобы лицо не выдало ее паники.

— Но я не могу платить за квартиру больше, Эндрю, — тихо проговорила она. — Ты же знаешь.

Мужчина пожал плечами, выражение его лица не изменилось.

— А я не занимаюсь благотворительностью. Извини, Эмма, но я мог бы получить в четыре раза больше, чем платишь ты, если б снова выставил жилье на рынок.

Эмма кивнула. Конечно, мог бы. Маленькие коттеджи в симпатичных английских городках расхватывают как горячие пирожки. В последнее время, похоже, всех потянуло к сельской жизни.

Мужчина примирительно тронул ее за локоть.

— А попросить тебе не у кого? Кто-нибудь мог бы помочь? Как насчет твоего мужа?

Одного упоминания о мужчине, за которого Эмма вышла замуж, достаточно, чтобы она почувствовала слабость. Но слабости нет места в ее теперешней жизни.

— Очень мило, что ты беспокоишься, но это моя проблема, — сказала она.

— Эмма...

—Пожалуйста, Эндрю. — Она пребывала в непривычном волнении, потому что никогда и ни с кем не говорила о Винченцо. — Либо я найду способ платить больше, либо перееду в какое-нибудь место подешевле. Другого выбора у меня нет.

Эмма знала, что есть еще и третий вариант, Эндрю ясно дал это понять. Но она не собирается встречаться с ним только для того, чтобы меньше платить за жилье, и, в любом случае, ей не нужен приятель. В ее жизни нет ни времени, ни места для мужчины, а желание умерло в тот день, когда она ушла от Винченцо.

Как только Эндрю удалился, Эмма на цыпочках прокралась в маленькую спальню, чтобы взглянуть на своего спящего сына.

Ему уже десять месяцев, просто не верится! Он растет не по дням, а по часам и уже становится личностью.

Малыш сбросил одеяльце и обнимал вязаного зайца. Сердце Эммы сжималось от любви и тревоги. Если бы дело было только в ней, никакой проблемы не существовало бы. На рынке труда предлагается много работы, вместе с которой дается комната, и она бы с радостью взялась за какую-нибудь из них.

Но она не одна, ей надо думать о сыне, и у него должно быть все самое лучшее. Он не виноват, что его рождение поставило ее в сложное положение.

Эмма закусила губу. Может, подумать над тем, что сказал Эндрю? Сможет ли она проглотить гордость и пойти к своему мужу, с которым они не в разводе, но живут отдельно, и попросить его о финансовой помощи?

Или, быть может, ей положено что-то по закону? Винченцо очень богатый человек, и хотя сейчас он и сказал, что больше никогда не желает ее видеть, что ему стоит выделить скромную сумму, если она попросит его о разводе?

Эмма устало потерла глаза. Какой еще у нее выбор? У нее нет никакой квалификации, чтобы хорошо зарабатывать. Сперва она взялась присматривать за детьми, но через некоторое время мамаши стали жаловаться, что ее коттедж бедноват и недостаточно обустроен. Двое даже забрали своих детей, и Эмма подозревает, что вскоре и остальные последуют их примеру. И тогда у нее не останется средств к существованию.

Как, скажите на милость, она прокормит себя и Джино? Как обеспечит ребенку крышу над головой, если Эндрю повысит плату? Эмме хотелось плакать. Но она знала, что не может позволить себе подобную роскошь.

Выдвинув ящик тумбочки для телефона, она вытащила визитную карточку. Рука ее задрожала, когда она взглянула на имя.

Винченцо Кардини.

Среди прочих контактных телефонов в других городах, здесь был номер его лондонского офиса, в котором, она полагала, он по-прежнему регулярно бывает.

Было так больно сознавать,- что он проводит много времени в той же стране, что и Эмма, и ни разу — ни разу — даже не подумал приехать и посмотреть, как она. Хотя бы ради того, что у них было...

С чего бы ему делать это, напомнила она себе. Он больше не любит тебя, и выразил это вполне ясно. Вспомни его последние слова, произнесенные убийственно холодным тоном: «Уходи, Эмма, и не возвращайся — ты мне больше не жена».

Эмма уже дважды пыталась позвонить ему, и оба раза он отказывался разговаривать с ней. С чего она взяла, что в этот раз будет по-другому?

Однако Эмма знала, что ради сына должна попытаться снова. Он имеет право хотя бы на минимальные удобства, которые его отец может ему обеспечить. Разве это не важнее всего? Она должна сделать это ради Джино.

Эмма поежилась, поплотнее укутавшись в шаль. С тяжелым сердцем она осознала, что нет другого выхода, как позвонить Винченцо. Облизав внезапно пересохшие губы, она сняла трубку и дрожащим пальцем набрала номер, чувствуя, как неистово колотится сердце в груди.

— Алло? — Голос ответившей женщины был ровным, без акцента. Вообще-то Винченцо нанимал к себе на работу только тех людей, которые говорят по-итальянски, и даже предпочитал тех, кто говорит с особым сицилийским акцентом. Сицилийцы заботятся друг о друге, как-то сказал он ей с гордостью. В сущности, Эмма вообще удивлялась, почему он женился на ней, ведь она говорит только на своем родном языке.

Он женился на тебе из чувства долга, напомнила она себе. Разве не говорил он тебе это много раз? Как и то, что ваш брак распался из-за того, что ты не смогла выполнить свою часть сделки.

Эмма прокашлялась.

Вы не могли бы соединить меня с синьором Кардини?

Могу я узнать, кто его спрашивает? — поинтересовались на другом конце провода.

Эмма сделала глубокий вдох. Ну вот, начинается.

Меня зовут... Эмма Кардини. Последовала короткая пауза.

И вы звоните по поводу...

Ни узнавания ее имени. Ни признания ее статуса. Ни уважения. В душе Эммы поднялись обида и боль.

— Я его жена, — прямо заявила она.

Эмма почти слышала, как женщина думает: «Что же, черт возьми, мне ей сказать?»

— Пожалуйста, не кладите трубку.

Эмма была вынуждена ждать, казалось, целую вечность, чувствуя, как на лбу выступает испарина, несмотря на то, что в коттедже довольно прохладно. Наконец, в трубке снова раздался голос телефонистки:

— Синьор Кардини просит передать вам, что у него встреча и его нельзя беспокоить.

Как удар в солнечное сплетение! Эмма обнаружила, что так сжимает трубку, словно хочет раздавить ее в мокрой ладони.

— Но он сказал, — продолжала женщина, — что если вы оставите номер, по которому с вами можно связаться, то он вам перезвонит.

Гордость диктовала Эмме передать ему, что он может идти к черту, если не потрудился даже поговорить с женщиной, на которой женат. Но она усмирила гордость ради сына и продиктовала свой номер.