Марина Рыбицкая - Люблю. Целую. Ненавижу. Кэмерон

Юлия Славачевская, Марина Рыбицкая

Люблю. Целую. Ненавижу. Кэмерон

Мечты тоже разбиваются на счастье.

Двадцать восемь лет назад

Грохот китайских шутих, фейерверков и петард буйствовал за окном. Окружающие дом деревья и кусты купались в лучах прожекторов и мягком сиянии новогодних электрических гирлянд.

Бомм! Бомм! – пробили старинные часы, и за столом раздался звон бокалов с шампанским. В доме царила радость: ожидали появления наследника хозяина дома!

Гости вкушали дорогие вина из хрустальных бокалов, деликатесы на серебряных блюдах и вполголоса переговаривались между собой, ощущая атмосферу празднества.

Первый крик новорожденного раздался в богатом особняке с колоннами на фасаде как раз в то мгновение, когда старый год сменяет новый и наступает минута безвременья. За окном мягко падал снег, засыпая землю белым пуховым одеялом, вдалеке раздавался разухабистый свист и гремела музыка.

– Что вы скажете, любезнейший? – поинтересовался гордый отец у известного астролога, стоя в щупальцах яркого заоконного света и прижимая к груди долгожданного сына. – Что сулят планеты моему ребенку?

– Это очень странно, – бормотал индийский астролог, полностью погруженный в расчеты. – Но у вашего сына нет предписанного пути. – Он поднял на молодого отца ошарашенные глаза. – Все перечеркнула падающая звезда…

– Вы шарлатан! – сдвинул темные брови мужчина, глядя на безмятежное личико младенца. – У всех есть своя предписанная судьбой дорога в жизни, и звезды обязательно отображают этот путь.

– Только не у этого ребенка, сэр, – поправил на носу очки астролог. – У вашего сына нет ничего определенного, лишь путеводная звезда, к которой его будет тянуть всю его жизнь, и…

– Немедленно покиньте мой дом! – приказал багровый от злости мужчина, выходя из комнаты с сыном. – Вам пришлют чек на оплату ваших неоказанных услуг, но не надейтесь на рекомендации!

– Первый раз такое вижу, – бубнил астролог, не обращая внимания на угрозу и рассеянно вращая в руках листок с натальной картой. – Где же я ошибся? Как можно быть одновременно счастливым и несчастным? Победителем и проигравшим? Ничего не понимаю…

Наше время

Быстрые шаги за моей спиной. Шаги, переходящие в тяжелый топот. Мне опять, уже в который раз, снился странный сон: я в легком струящемся платье и летних босоножках стремительно убегала по темной аллее, а за мной кто-то гнался следом. Я точно знала, что он, этот безликий некто, кричит, зовет меня в ночи, но вот имени, что произносил, как ни старалась, расслышать не могла.

Я убегала от этой темной фигуры, мчалась изо всех сил прочь в липкую тьму. В этом месте после перекрестка в меня всегда больно врезалось что-то огромное, и я бесконечно долго падала-падала-падала на землю, через мгновение ощущая холодный асфальт под щекой…

– Мисс Доусон, – разбудил меня скрипучий голос сто раз перепроверенной спецслужбами горничной. – Пора вставать, если хотите успеть на все встречи.

Я медленно открыла глаза и обвела взглядом унылую безликую спальню. Ну вот. Начался еще один напряженный трудовой день.

И хотя я в принципе не хотела ничего, кроме пары дополнительных часов сна, тренированный мозг уже приступил к своей ежеутренней загрузке, сканируя доступную информацию и размещая ее по ячейкам памяти.

Итак, меня зовут Джейн Доусон. Это для публики. И «объект Ди» – для всего остального мира. Поясню: остальной мир – это спецслужбы, секретные службы и сверхсекретные службы, которые презирают первые две категории, но ничем особым от них не отличаются. Кстати, в каком качестве я представлена президенту и его советникам – не знаю. Если честно, просто не интересовалась. Это последнее, что меня волнует на данный отрезок времени.

Вот что меня действительно беспокоит – это полнейшая безэмоциональность. Я, как оказалось, совершенно неспособна испытывать хоть какие-то чувства. Вообще. Но намереваюсь это исправить, начиная с сегодняшнего дня. Потому что у меня состоялся весьма странный разговор с одним из советников президента.

Вчера

– Мисс Доусон, – спросил меня советник по государственной безопасности, разглядывая из-под насупленных кустистых седых бровей, – вам действительно абсолютно безразлично, когда вы озвучиваете количество жертв, которые может повлечь за собой то или иное решение? Или вас так хорошо натренировали?

– Если вы читали мое досье, мистер Кречет, – равнодушно ответила я на этот выпад, – то вы уже знаете, что я не дружу с эмоциями. Проще говоря, у меня их просто нет. Есть факты и прогнозы – а чувства, с ними связанные, для меня невозможны и совершенно неуместны.

– Но это как-то неправильно, – сложил пальцы домиком советник, глядя на меня исподлобья и пожевывая седой ус. – Как можно так сухо прогнозировать человеческие жизни? Вы же не машина, мисс Доусон.

– Иногда я в этом сомневаюсь, сэр, – пробормотала я, испытывая странное ощущение неловкости. Как будто он пытался вскрыть мой мозг и посмотреть на него изнутри.

– В вашем досье написано, мэм, – не отставал от меня мистер Кречет, – что вы способны просчитать со стопроцентной вероятностью любую проблему и выдать несколько путей ее решения. Но я, – он подчеркнул «я» интонацией, – сомневаюсь, что мы можем использовать ваши рекомендации, если они сделаны без учета человеческого фактора. – Он поднялся. – Простите, мисс Доусон, но я буду ставить вопрос ребром о вашей непригодности для этой работы. Потому что то же самое нам может просчитать и компьютер. Но компьютер, как и вы, безэмоционален – а следовательно, не человек.

– Как вам будет угодно, – кивнула я холодно советнику и покинула кабинет в сопровождении агентов охраны, размышляя над словами высшего чиновника. Во мне зародились сомнения, если так правильно назвать сосущее чувство неуверенности в своей правоте. Может, это начало постижения новой для меня отрасли науки – человеческих эмоций и чувств?

Почему я такая – не знает никто. Почему действую и живу, как хорошо запрограммированный робот? Интересный вопрос или, скорее, загадка века. Чувства умерли во мне, не родившись, или я не способна их воспроизводить?

– Мне нужны ДВД-проигрыватель и диски во всеми романтическими или остроэмоциональными фильмами, – бросила я агентам, открывая дверь в свой гостиничный номер. – Срочно!

– Что вы подразумеваете под «романтическими или остроэмоциональными»? – полюбопытствовал один из моих безликих теней.

– Все, что может вызвать слезы и затронуть душу, – отрезала я, скрываясь внутри. Для особо «продвинутых» пояснила: – Чем больше слез и соплей, тем лучше!

– Да нет ни одного фильма в мире, способного растопить эту глыбу льда, – пробурчал мне вслед второй, такой же безликий, агент. – Если только поставить ей под задницу раскаленную плиту и включить автоген!

Я пожала плечами. Я такая, какая есть, но мне не нравится, когда меня уличают в некомпетентности. Прогнозирование – это то, что составляет мою жизнь, и в чем я полностью уверена. И если для этого мне нужно проливать горючие слезы в три ручья и изящно сморкаться в носовой платочек, говоря о жертвах, – значит, так и будет.

Через час в моем номере было требуемое. Мне принесли и подключили проигрыватель и выдали сто тридцать два диска и коробку бумажных носовых платков в придачу.

– Приятного просмотра, – ядовито пожелал мне агент, выходя из номера. Не оборачиваясь, присовокупил к сказанному: – Надеюсь, вам хоть что-то понравится, мисс Доусон. По крайней мере, мы все обзвонили своих жен, подруг и сестер, чтобы подобрать вам эту коллекцию.

– Благодарю! – кивнула я, засовывая в проигрыватель первый диск и включая ускоренный показ.

– У вас есть ровно два часа до следующей встречи! – строго заявила мне секретная горничная, поправляя на бедре пистолет под форменным платьем. – Поторопитесь!

– Непременно, – согласилась я, отключаясь от внешнего мира и погружаясь в мир кинематографа и выдуманных историй.

Пока я смотрела и впитывала в себя весь спектр человеческих проблем и переживаний, под дверью моего номера слонялись толпы агентов, периодически заглядывая и проверяя меня и коробку носовых платков.

– Все бесполезно, – заявил один из них. – Ее ничто не может сдвинуть с мертвой точки. Это не женщина, это скала. Наверняка сейчас уже плюнула и давно спит.

– Скала может раскрошиться, – возразил второй. – А наш объект – именно что объект, а не живой организм.

– Мисс Доусон, – снова нарисовалась настырная горничная, почесываясь через отверстия на месте рукавов бронежилета. Напомнила, вызывая мерзким тоном своего голоса зубовный скрежет, как от бормашины: – Вы опаздываете на совещание.