Некромантка на практике (СИ) - "Likaona"

— Чтобы я еще хоть раз повелась на твои авантюры! — яростно прошипела Сильва и, высунувшись из-за камня, пустила струю пламени.

— Ну прошлая же удалась! — нервно возразила Аля, продолжая вычерчивать на земле пентаграмму и гадая, чего в голосе подруги больше — гнева или отчаяния.

В отношении себя самой Аля склонялась к отчаянию, потому как зыбкая почва под ногами поглощала все линии, чем их не рисуй — хоть пальцем, хоть кинжалом, хоть неизвестно как завалявшимся в сумке прутиком. Хорошо хоть оставалась достаточно твердой и не проваливалась, грозя поглотить не хуже болота. Лишь намекала, что стоять долго и упорно на одном месте не стоит — затянет. Так что девушкам приходилось еще и елозить за своим довольно сомнительным укрытием, чтобы не «утонуть».

Сам монументальный камень (высотой по грудь и шириной в рост Али) и не думал проваливаться, от чего появлялась мысль — а камень ли это? Может оголовье какой-нибудь колонны, уходящей вглубь если не веков, то почвы, потому и возвышается нерушимым памятником. Точнее говоря — возвышался, пока за ним не нашли укрытие две незадачливые студентки. Камень с достоинством, выработанным веками, все еще принимал на себя все удары, что судьбы, что магические, но с каждым ударом все больше потрескивал, ближе подходя к своему пределу прочности.

— Это какая эта? — поинтересовалась тяжело дышащая рыжая, сдувая со лба прилипший локон.

Ее ручной элементаль бесновался, пытаясь от избытка чувств прыгать по клетке. Однако «переноска» оказалась явно мала для подобных упражнений, и Пуся с негромким рычанием вцеплялся в прутья решетки в попытках разгрызть их и выбраться на волю. Хорошо хоть не орал раненым в самое сокровенное павлином — подобное музыкальное сопровождение сделало бы положение просто невыносимым.

— Ты еще скажи, что вызволение господина Рута прошло неудачно, — хмыкнула Аля, предпринимая очередную попытку хоть как-то воспроизвести магический символ.

Художественно раскрошенную булку земля тоже пожрала, как девушке даже показалось — с особым удовольствием. По крайней мере ощущение плотоядного интереса почвы к людям еще больше усилилось. Но подобный эффект мог появиться и от приближения незримого противника.

Сильва вспыхнула и тут же побледнела, сдавленно просипев:

— Он меня убьет…

— Не думаю, — оптимистично возразила Аля, резкими рывками пытаясь оторвать рукав блузки — вдруг из полосок ткани удастся сложить нужные символы. — К тому же ты любимый дедушкин э…

Аля замешкалась, и рыжая, одним рывков обезрукавив блузку подруги и протянув ей полученную тряпочку, ядовито подсказала:

— Экспонат.

— Я хотела сказать — экземпляр, — уточнила Аля, разглядывая свой бывший рукав. — Подопытный. Так что дедушка не даст тебя убить эм…

— Все-все, я поняла, — быстро прервала ее Сильва.

После снятия проклятия с господина Рута, родственные связи Али хоть и не изменились, но словесно описывать их стало затруднительно. Особенно с учетом того, что господин Рут, он же — прадедушка Али, Олеандры Белой, он же — отец жены дедушки Али, Нарциссы Белой, урожденной Рут, был нынче наставником Сильвы.

Просто произнести — язык сломается, а уж попытаться понять неподготовленному человеку — мозг вовсе в коллапс отправится. Так что девушки обычно общались между собой о родственниках по линии Али невнятными обозначениями. Благо, без перевода понимали друг друга, какой дедушка — дедушка, а какой — прадедушка.

Сильва попыталась выглянуть из-за камня чуть подальше — оценить диспозицию. Ударившая почти в лицо хрустальная струя заставила девушку отшатнуться обратно в укрытие и ударилась о камень, рассыпавшись в пыль с мелодичным стеклянным переливом.

Земля звучно чавнула, и перед камнем вновь оказалась круглая чистая «полянка», посыпанная черным, кварцево блестящим песочком и окруженная черными силуэтами высохших на корню деревьев. Казалось, тронь листву, и она осыплется пеплом, но это впечатление было обманчивым. Листва больше всего походила на тонко звенящее на ветру «черное железо», а стволы — на камень. Что «железо», что «камень» не поддавались ни одному известному орудию (даже заговоренное ломалось), ни магии. Некоторые с успехом отражали все боевые заклинания или просто поглощали энергию. Куда она исчезала, никто точно не знал, однако большинство что теоретиков, что практиков склонялись к мнению, что уходила на Ту Сторону, подпитывая ее силу. Так что в подобных «рощицах» старались не применять обычную боевую магию, только оружие, химер и химероидов.

Черный кварцевый песочек покрывал землю повсюду, в том числе за камнем, где прятались девушки. С нежной ласковостью примерялся не только к сапогам Али, но и пытался забраться в клетку элементаля, где тут же застывал красивыми глянцевыми лужицами черного стекла. Если бы Пуся не нервничал и не искрил, можно было бы аккуратно повыковыривать из клетки застывшие стекляшки для исследований. Но нервный огненный элементаль просто не дозволял песку окончательно превратиться в стекло и, дергая клетку, разбрызгивал раскаленные капли вокруг. Хорошо хоть охранная аура работала, и девушки могли не опасаться ожогов. Хоть какой-то положительный момент в сложившейся черной, как и все вокруг, ситуации.

— Еще немного, и мне придется снять ограничитель, — спокойным голосом поведала рыжая, аккуратно касаясь золотого обруча, охватывающего голову — словно в попытке проверить, на месте ли он.

Аля глянула на светящийся прямо в центре обруча «изумруд»-накопитель, впитывающий излишки магии подруги, опасные для ее здоровья, и охнула. Судя по интенсивности цвета, накопитель почти заполнился. Сильва работала на пределе своих возможностей, и если снять ограничитель — точно перегорит! После подобного приходилось очень долго восстанавливаться, к тому же магия могла и не вернуться полностью. Даже калекой остаться можно.

Судорожными движениями располосовав тряпку, Аля быстро выложила из нее пентаграмму, одновременно разрезая себе руку — кропить собственной кровью по всем правилам времени не было. Оставалось надеяться, что смочить «стороны» магического знака ничуть не хуже, чем окропить. Пока жадный песок не успел всосать новое «подаяние», Аля вскочила во весь рост в центре пентаграммы и завопила что есть мочи:

— Васииилииий!

Под вдохновенные завывания Пуси, решившего не оставлять в одиночестве прекрасное начинание, крик вышел особенно впечатляющим. Даже противостоящая сторона смолкла.

На полянку опустилась зловещая тишина.

Некоторое время назад

Для любого студиоза слово «практика» имеет свое, волшебное звучание. Для некоторых — пение волшебных флейт, для других — барабанная дробь перед финальным испытанием, для третьих — фанфары победителя и так далее.

У Али в голове звучал оркестр. По мере приближения вожделенного события, он то пускался в разнос, заполняя разум какофонией, то вдруг превращался в симфонический, выступающий на Большой Императорской сцене с виртуозно исполняемыми классическими произведениями.

Основными лейтмотивами подобного разброса являлись внутренние вопли «Ааа! Я еду в лагерь пограничного отряда!» и «Ыыы! А вдруг я не справлюсь?!». С чем именно не справится, панические вопли не сообщали, опуская данную деталь как несущественную. Просто потому что до сей поры третьекурсников не пускали не только в Постграничье, но и в Приграничье. Пусть даже стычек давно не было, не то что противостояний, но — это же Граница! А Аля всего на третьем курсе.

Успокаивающими лейтмотивами звучали две вещи.

Первая: Сильва же со второго курса там «продолжает обучение», пусть и под присмотром величайшего героя и бла-бла-бла, то есть господина Эдельвульфа Рута.

Вторая: собственноручно изготовленный разумный химероид.

Согласно программе обучения к химерам и химероидам приступали на пятом курсе, а разумными занимались на шестом, последнем курсе. Но то ли гены прадедушки сказались, то ли наставничество господина Берна, то ли желание этому самому господину Берну, то есть Райли, конечно, что-то доказать, но…