Персональное чудовище для принцессы (СИ) - Орлова Марина Страница 19

Я замерла, не веря своим глазам и некрасиво открыв рот от удивления, даже когда мужчина немного отстранился, оценивая свою работу. Перевел взгляд на меня, что-то выискивая в моем лице. Кажется, не нашел и сильно данным фактом озадачился.

– Странно, – вновь произнес он. После перехватил мою ладонь так, что она полностью скрылась в его руках и вновь по телу разнеслась теплая волна.

Восхитительно!

– Что чувствуешь? – пытливо следил он за мной, не прекращая своего лечения.

– Тепло, – восторженно улыбнулась я, когда на свет показалась абсолютно чистая, без единого пореза или синяка ладонь. Мужчина моих восторгов не разделил и, почему-то, нахмурился.

Когда у меня потребовали вторую ладошку, я не раздумывая, с готовностью протянула в сторону мужчины требуемое. Дар ехидно усмехнулся, но комментировать не стал, отвлекшись на работу.

Я же стала украдкой разглядывать более чем необычную внешность, не менее необычного мужчины.

«Красивый» – пронеслось у меня в голове внезапно. Даже не поняла, с чего бы такие мысли. А после только кивнула своим мыслям, подтверждая правдивость данного определения.

Да, красивый, в своей необычной, хищной и пугающей красоте. Так можно смотреть на извергающийся вулкан. Издали смотришь – безусловно красиво, завораживающе и пугающе, что невольно чувствуешь восхищение. Но только пока ты далеко. Потому что, как бы не завораживало тебя зрелище, понимаешь, что куда безопаснее наслаждаться видами на расстоянии. Значительном.

– Нравлюсь? – не поднимая на меня взгляд, но заметив мое внимательное изучение, спросил мужчина неожиданно. Я не посмела соврать, как и в прошлый раз. Вот только на этот раз ответ мой был иным:

– Пугающе красив.

– Но не нравлюсь?

– Нет, – так же искренне ответила.

Мои слова его заинтересовали и на меня перевели любопытствующий взгляд.

– Как это понимать?

И опять ответила правду:

– Внешность необычная, но стоит привыкнуть немного, и приходится признать, что красота почти противоестественная и завораживающая. Для нас, людей, – уточнила я. – Это пугает. Настолько, что неосознанно хочется держаться как можно дальше, – уже тише заметила.

Мужчина смерил меня ехидным взглядом, но комментировать данное заявление не стал. Только бросил почти безразлично:

– Это хорошо, что боишься. Разумно.

Теперь я не нашлась, что ответить. И вообще отвернулась, не рискуя быть пойманной на разглядывании.

До тех пор, пока не потребовали сесть на стол.

– Ни за что! – возмутилась я. Меня окинули раздраженным взглядом, а после, видимо, не желая продолжать спор, просто подхватили под бедра, усадили на столешницу и бесцеремонно задрали подол юбки. Я настолько опешила, что пропустила момент, когда с меня ловко сдернули чулки и бинты, со странным выражением осмотрев мои покалеченные ступни. Смотрелись они действительно прескверно.

Но паники и страха за свою честь от подобной близости мужчины и возмутительной позы, несмотря на все, я не ощущала. Наверное, этому способствовало безразличное, безучастное выражение лица мужчины, что совершенно возмутительным образом устроился между моих голых, разведенных им в стороны, ног. И все это было с таким скучающим видом, что я как никогда поняла насколько я для него «не женщина». Смотря на мужчину, любая мысль о домогательствах с его стороны отпадала моментально.

Против всех законов логики, совершенно иррационально, почувствовала себя оскорбленной. Поэтому чисто из чувства вредности не стала прикрывать ноги юбкой. Раз ему так противно со мной возиться, пусть мучается, борясь с брезгливостью.

Сложив руки на груди, мрачно следила за его механическими действиями. Через пять минут мои ступни и голени имели совершенно здоровый, нетронутый вид. А вот я, несмотря на все мои негативные мысли у чувства, в крайнем смущении лихорадочно натягивала юбку на голые ноги. Потому что на ступнях мужчина не остановился и, не спрашивая моего мнения, продолжил лечение, занявшись бедрами. Незащищенными даже чулками, обнаженными бедрами. А лечил он прикосновениями!

И что самое обидное, я вспыхнула от одного его касания, прежде чем почувствовала, что он стал вливать в меня магию, просто от прикосновения горячей ладони. Вдруг поняла, как мне резко стало не хватать кислорода, в то время, когда не один мускул на лице Дара не дрогнул, а дыхание мужчины оставалось спокойным и размеренным!

Смущенная и (черт зная почему) оскорбленная в лучших чувствах, я сдавленно поблагодарила, чувствуя, как лицо заливает краска стыда. И хотела проворно спрыгнуть со стола и скрыться в своей комнате, когда красноволосый неумолимым, твердым тоном сообщил:

– Мы не закончили. Остались сильные ушибы торса. И простуду бы неплохо излечить.

– Благодарю, но не стоит, – панически пискнула я, затравленно ища пути отступления, понимая, что до смерти не хочу, чтобы он снова ко мне прикасался. – Правда, мне гораздо лучше, – неубедительно сообщила я, то и дело, бросая взгляды на дверь.

Неужели он не понимает, как возмутительно, неправильно все это выглядит со стороны? Пусть он воспринимает меня чем-то средним между мартышкой и разумным существом, но это не отменяет как неприлично и безобразно подобные моменты воспринимаются мной! Для меня он – мужчина. Пусть пугающий, пусть странный, и я далеко не горю желанием назвать его «моим». Но он – мужчина! И то, что он делает – неправильно, возмутительно, неприлично, вопиюще и вообще бог знает что!

Во мне воспитывали правило, что подобные прикосновения позволены только мужу. Мужу! Но никак не странному, пугающему и брезгующему мной мужчине.

– Я уже говорил, что не стоит со мной спорить, – ровно сообщили мне. – Во-первых – бесполезно. Во-вторых – не всегда безопасно. Ясно?

А я поняла, что все мои слова и заверения – бессмысленны. Чтобы я не сказала, просто не будет услышано и принято к сведению.

И сдалась.

Обреченно кивнула и отвернулась.

– Одежду оставить можно? – убитым голосом, с отчаянной тоской, спросила я, не желая оголяться перед ним. Поймала себя на странной и возмутительной мысли, что неизвестно, что было бы лучше в моей ситуации: его безразличное отношение к моему телу, что втаптывает мою самооценку в грязь, или масляные взоры, которые я порой ловила на себе во дворце, чувствуя липкое неприятное чувство, заставляющее желать поскорее помыться.

Подумав, решила, что его поведение все же лучше. Самооценка восстановится со временем. А вот страх быть изнасилованной и дальнейшая моральная травма меня пугали.

Дар окинул меня странным взглядом, помолчал о чем-то задумавшись, нахмурился, поднял бровь, видимо, от своих мысленных умозаключений и вновь посмотрел на мое пылающее лицо. Но уже внимательно и цепко улавливая все нюансы.

– Я не трону, ты же знаешь. Можешь не стесняться, – чуть было не съязвила, но вовремя призвала себя к порядку. Все же, он сразу сообщил, что я его не интересую. Это я с чего-то решила пожалеть свое оскорбленное самолюбие. – К тому же, я уже все видел, – теперь я действительно была возмущена, причем уже вполне обоснованно. Но видя, что мужчину мои мысли не интересуют, только сильнее сцепила челюсти. – Нижнюю сорочку можешь оставить, – милостиво разрешили мне, отстраняясь и позволяя спуститься со стола.

Не сдержала облегченного вздоха и плавно соскользнула на каменный пол, невольно подумав, что в его близости было теплее. Не без радости отметила, что боли от соприкосновения каменного пола с ногами не чувствую. Приободренная этой мыслью, я скинула платье и тут же почувствовала, что кожу закололо от прохладного воздуха. Моментально покрылась мурашками и обхватила себя за плечи, переминаясь с ноги на ногу.

Мужчина заметив, раздраженно вздохнул, пробурчал «люди», подхватил на руки и усадил в глубокое кресло, накрыв пледом. А я с некоторым огорчением рассталась с теплом мужского, ненормально горячего тела, поняв, как он живет в таком холодном месте. Его собственная температура греет. А вот я подобным похвастать не могла и сейчас позорно тряслась от холода.