...Или будет? (СИ) - Муратова Ульяна Страница 2

И тут я вспомнила эпизод на кухне утром после нашей первой ночи. То, как странно он взял меня за горло и как я испугалась такого простого жеста. В тот момент он хотел меня убить? И передумал? Или отложил? Решил просто поразвлекаться со мною, пока не сможет открыть обратный портал, чтобы с трупом в квартире не сидеть? И если передумал, то когда? До или после того, как я рассказала про детей?

Дальнейшее поведение Алекса стало более понятным. Он хотел меня убить, но вместо этого решил использовать как постельную игрушку. И надо сказать, что я сама сделала всё, чтобы ему угодить: прыгнула в койку и едва ли не выпрашивала ласку. А он? Равнодушие, вот как охарактеризовал профессор его ко мне отношение по метке.

Сомнения в равнодушии мужа взметнулись, разгоняя мысли, вырывая из памяти картинки близости и заботы.

Но… Алекс же сам говорил, что не любит меня и не может предложить большего. А я надеялась… на что? Заслужить любовь? Или что он всё вспомнит? Но вот прошло уже столько времени, а ничего из этого так и не случилось.

Возможно, всё его отношение к себе я придумала! Видела то, что хотела видеть своим зашоренным влюблённым взглядом, искала знаки внимания и заботу там, где была простая вежливость. Да, он был ласков со мной, но я для него лишь любовница, после стольких лет воздержания его интересовал только секс. И потом, разве не естественно вести себя с любовницей мило и вежливо, если она старается угодить?

Но ведь могло что-то измениться? Раньше контур был почти чёрным, это я точно помню, возможно, судить пока слишком рано.

Да, цвет его метки поменялся. Каким он был, когда Алекс только вернулся?

Я закрыла глаза, вспоминая его появление. Вот он оттаскивает от меня Марка, вот делает странный жест рукой. На руке — чёрный узор в более светлом контуре.

Стоп!

А что за жест? И не от него ли у Марка случилась полиорганная недостаточность? Алекс же целитель, а любой врач — это ещё и очень, очень умелый убийца, вопрос только в этике.

Внутри всё похолодело.

Алекс действительно собирался меня убить. По-настоящему. И это не пустая угроза — он на такое действительно способен.

К моменту, когда муж попытался зайти в мои покои, я так и не пришла ни к какому выводу. Времени не хватило, чтобы собраться с мыслями, поэтому когда я открыла ему, то действовала на эмоциях, они звенели внутри, требуя выхода.

Слова сами слетели с губ.

— Алекс, ответь мне, пожалуйста, на вопрос. Когда ты пришёл в мой мир, то сказал, что планируешь снять брачную метку. Как ты хотел это сделать?

Он замер передо мной, глядя сверху вниз. Его поза и выражение лица почти мгновенно изменились, он скрестил руки на груди, и я сразу поняла, что он не ответит. Не скажет правду.

— Это уже неважно.

Вполне ожидаемый ответ, упавший между нами невидимой глыбой.

— Мне сказали, что метку можно снять только убив одного из супругов. Или есть другой способ? — не унималась я.

До невозможности хотелось поверить, что другой способ существует.

— Я уже сказал тебе, что это больше не имеет значения, — резко ответил муж, раздражаясь.

— Хорошо. Тогда поцелуй меня! — вскинула я подбородок, пытаясь найти на его лице отголоски тех эмоций, что испытывала к нему я.

— Нет!

Ответ прозвучал так звонко, как пощёчина.

— Хорошо. Скажи, а в смерти Марка замешан ты?

— Какого Марка? — нахмурился он.

Неужели он вот так просто, походя, убил человека и забыл о нём?

С каким монстром я связала жизнь?

— Того соседа, которого ты выкинул из квартиры, когда открыл портал ко мне. Ты его убил?

— Не люблю насильников, — он пожал плечами так, будто убийство даже не стоило обсуждения.

Я в шоке смотрела и осознавала, кем является муж.

— Знаешь, Алекс, я доверилась тебе дважды. Но третьего раза не будет!

Глупые, рискованные слова вырвались сами собой.

Я опустила голову, чтобы не показать застывшие в глазах слёзы, и закрыла дверь перед его лицом. Нам больше нечего друг другу сказать. Ни за что больше к нему не прикоснусь! И не позволю прикоснуться к себе. Пусть теперь сам себе массаж делает и осваивает искусство аутофелляции!

Какая же я непроходимая наивная дура! От клокочущей внутри боли едва получалось дышать. Как же я могла так ошибиться? Как могла понадеяться, что покрытый шрамами убийца — это тот Алекс, которого я когда-то полюбила? Как могла рассчитывать, что он меня вспомнит?

Или на что я вообще рассчитывала-то?

Ведь не девочка же, знала, что любовь нельзя ни купить, ни тем более заслужить. Хотела стать удобной и приятной? Окей, стала. Но дальше-то что? Каков был мой план на случай, когда я устану прощать, сглаживать углы и ходить на задних лапках? Олеся же предупреждала: «будь осторожнее, ты в этих отношениях на тринадцать лет дольше, чем он». Но я положила к его ногам всё, что могла — сбережения, себя, детей, свою свободу и право выбора.

И теперь полностью зависела от человека, для которого убийство — это дело, не стоящее даже запоминания.

Я почувствовала себя не просто глупой и преданной, а разорванной в клочья, раненной в самую душу, изломанной изнутри. Боль была настолько сильной, что я могла только сидеть, уставившись в одну точку, и молча смотреть, как по полу плавно перемещается серебристое пятно лунного света, а потом по тёмной комнате постепенно разливается утреннее сияние двух солнц.

Когда десять лет назад Алекс не вернулся, я теряла веру в его любовь постепенно. Тогда не было этого жестокого «Нет!», разделившего моё сознание на до и после. И у меня были дети.

Дети.

Они всё ещё нуждаются во мне. Я должна быть сильной. Если не ради себя, то ради них.

На завтрак вышла, механически передвигая ноги, глядя в пол и не давая ни малейшего повода к себе прикоснуться. Словно если муж до меня дотронется, я получу ожог кислотой. На Алекса смотреть не могла, это оказалось за гранью возможностей, даже слышать его голос было невыносимо. Держалась из последних сил, и меня едва хватило на то, чтобы сесть в седло. Полёт, который раньше вызывал восторг, теперь стал испытанием, ведь я знала, что когда он закончится, снова придётся столкнуться с мужем лицом к лицу. Причём в месте, которое принадлежит ему, и где никто не придёт мне на помощь.

Не стоило садиться в седло!

Остаток пути до лейства собиралась с мыслями и пыталась вернуть самообладание. Боль душила, и я то плакала, то бездумно смотрела на сине-зелёный горизонт.

Нужен план, нужна какая-то программа действий, иначе сойду с ума. К счастью, я так и не отдала Алексу бирюзу, подаренную Олесей и Василием Ивановичем. Интересно, на сколько этого хватит? Жить в одном доме с Алексом я точно не смогу, вернуться в свой мир самостоятельно тоже. Нужно вообще узнать, действительно ли взросление на Земле может быть опасно для мальчиков, или муж и тут меня обманул? Получается, что я больше ни в чём не могу ему доверять, и необходимо перепроверять каждое слово.

На сам особняк я даже не обратила внимание. Механически спустилась с башни, была кому-то представлена, но не запомнила ни имён, ни лиц. Меня поселили в какую-то комнату, к счастью, не слишком близко от спальни Алекса. Детские комнаты оказались по соседству.

Обедать я отказалась, аппетита не было совершенно. Дети начали что-то подозревать, но я успела шепнуть им пару слов по-русски о том, что мы поговорим позже.

После обеда сыновья отправились изучать дом, а я осталась у себя, насилуя голову в попытках придумать выход из создавшейся ситуации. Кажется, ещё никогда в жизни мне не было так плохо. Что делать дальше? Что говорить детям? Я никогда не хотела и не умела им врать, с детства говорила всё как есть, подбирала простые слова и примеры по возрасту.

Что я могла сказать им сейчас? Что папа хотел убить маму, но передумал? Но мама была настолько ослеплена своими желаниями, что догадалась об этом только сейчас? Что мать — клиническая идиотка, а отец — психопат? А на психиатра им придётся копить самим, так что лучше начинать прямо сейчас?