Немая (СИ) - Колч Агаша Страница 30

– Не бойся, голубка моя, – куда-то в макушку прошептал жених. – Я тебя никому в обиду не отдам.

Ох, как же стыдно-то, граждане! Стыдно мне за то, что по сути пользуюсь я хлопчиком. Прячусь за его широкую спину, за статус невесты будущего студиозуса, а у самой даже мысли нет, что замуж за него когда-то пойду. Пока у меня другие цели.

Главной целью после осознания того, что я попала, было выжить. Найти еду, прикрыть нагое тело, встретить добрых людей. Спасибо светлым богам этого мира, всё по желаниям дали. Теперь следующая задача: необходимо научиться зарабатывать, чтобы самостоятельной стать. Здесь большинство женщин зависят от мужчин. Девочки и девушки от отцов или братьев, взрослые тётки от мужей, сыновей взрослых или, опять же, от братьев. Мало кто своей жизнью сам распоряжается. На нашей улице только соседка Боянка сама себе хозяйка. Содержание от казны получает за героически погибшего мужа. Был он военачальником средней руки. Погиб, границы от супостатов защищая. Сыны тоже помогают, но живут отдельно.    

У меня кроме деда Осея никого нет. Мужем обзаводиться пока рано. Значит, есть время организовать свою жизнь так, чтобы быть независимой.

А Ерофей… Хороший парень, но пока моё взрослое сознание к нему кроме дружеского участия, толики материнского инстинкта и благодарности за помощь ничего не чувствует. Надеюсь, что шесть лет отсрочки что-то изменят. «Или ишак сдохнет, или эмир умрёт».  

– Зачем мы опять на торжище идём? – уже подходя к распахнутым воротам в высокой ограде базара, поинтересовался спутник.

Показала движение пальцами, на вязание похожее.

– Спицы купить хочешь, чтобы носки связать?  

Спицы хочу купить, правда, не знаю, есть ли здесь такие, а вот носки вязать не хочу.

Моя странная память «здесь помню, здесь не помню» выдала мне чёткую информацию – носки и рукавицы вязать не люблю. Лучше покрывало два на два метра, чем пара носков. Поэтому носки мы купим. Приценимся, поторгуемся и купим шесть пар: деду, Ерофею и мне.

– Эй, малец, – позвал жених мальчишку, старательно делающего вид, что мы его так сильно не интересуем, что третий раз прошмыгнул рядом с нами совершенно случайно; но на окрик он обернулся. – Подь сюды. Хочу тебя и друзей твоих предупредить, что эта барышня внучка чародея. Прежде чем на торг отпустить, мэтр заколдовал наши карманы и кошельки. Сунется кто, враз рука отсохнет.

– А у мене нету интересу до твоих карманОв, – деланно беззаботно отозвался мальчишка, шмыгнул носом и вытер его грязным рукавом.

Хотел было в толпу нырнуть, но вопрос Ерофея его остановил:

– Денежку хочешь заработать?

– А то! Чё сделать?

– Проводи ближайшим путем к рядам с вязаниями, – попросил парень и кинул мальчонке грошик.   

Выбор чулочно-носочных изделий был на любой вкус. Хм, а теплые чулки – это дело. Только колючие очень, – размышляла я, рассматривая и трогая вязанье. Мы прошли почти до конца длинного прилавка – цена у всех одинакова. Десять грошиков за чулки, пять за носки. Женский труд всегда дёшево ценился. Кто думает о том, что прежде шерсть нужно очистить, промыть, вычесать, спрясть и только потом связать что-то. Мороки и затрат временных, на мой взгляд, на серебрушку, но кто же за носки столько заплатит.

Мы хотели было уже назад повернуть, к присмотренным мною носочкам, когда чумазый проводник, пряча руки за спину, позвал Ерофея:

– Дядь, а дядь…

– Чего тебе? – пряча улыбку, вызванную предусмотрительными действиями пацана, отозвался парень.

– Вы же носки ищите? Купите у сеструхи моей, – шмыгнул носом юный зазывала.

– А где она торгует?

– Туточки, рядом, – обрадовался мальчишка и поманил нас в конец ряда, куда мы так и не дошли.

Девчушка лет семи выложила своё вязание на тряпицу, расстелив её прямо на земле. Носки светло-серого цвета даже на вид были мягкими. А когда их в руки взяла, то выпускать уже не хотела. Эти точно не будут колкими.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Мне не хотелось торговаться с малышкой, но Ерофей знал законы рынка, поэтому спросил:

– Сколько просишь, хозяйка?

– Дык как и все – пять грошиков за пару. – На тряпице высилась стопка носков, я готова была забрать все, но игра продолжилась.

– А сколько здесь?

– Дык сами, господине, считайте, – девочка шустро разложила стопку на пять пар.

– Не пойму, сколько платить-то надо, – строя из себя бестолкового покупателя, размышлял парень.

– Дядь, ты чего? – вмешался в торг шустрый малец, заступаясь за сестрёнку, которая расстроилась, что не может ответить на вопросы. – Вишь, пяток пар. Плати… э-э-э… – мальчишка замялся. Похоже, в уме этакая сумма складывалась с трудом.

Я толкнула Ерофея в бок и, когда он на меня посмотрел, нахмурила брови: не мучь детишек. Вспомнила, в каком из кармашков у меня отложено тридцать грошиков, выгребла и высыпала в не очень чистую ладошку девочки. Да, умею я считать. Умею. Но если ко мне этот мир добр, то и мне хочется немного от себя добавить.

Достала досочку свою и написала: «Чья шерсть?»

-–Дык Машкина, – ответил мальчик, который так и стоял рядом с сестрой, на озвученный Ерофеем вопрос. – Коза у нас Машка. Молока мало даёт, зато пухлатая страсть какая. Дуняша чешет её, пух прядёт и носки вяжет. Зимой хорошо покупают, а сейчас не очень.

Мальчишка вздохнул, шмыгнул носом и стал складывать тряпицу.

– Родня-то у вас есть?

– А как же, есть, конечно. Не безродные же мы. Бабка у нас имеется. Стара, правда, но сердитая страсть какая. Клюкой на нас с Дуняшей стучит, но мы не боимся. Ходит плохо и слепая почти. – Управившись с тряпицей, взял сестру за руку. – Ну мы пойдем?

Я отрицательно замотала головой и нацарапала: «Спроси, чулки вязать умеет?»

– Могу, – потупившись прошептала девочка, – но они дороже выходят.

Кивнула, да, знаю, но мне надо.

– Когда свяжешь? – вслух прочел Ерофей мой следующий вопрос.

Дуняша что-то прикинула, посчитала на пальчиках и ответила:

– Постараюсь через декаду. Сюда принесть?

Я опять замотала головой и, стерев прежде написанное, принялась выводить: «Начнёшь вязать, принеси примерить. Хочу, чтобы по ноге были».

Брат с сестрой переглянулись, уточнили, куда прийти и, поклонившись, убежали. Посмотрела им вслед, куда пострелята рванули. Не петушков на палочке покупать, а в ряды, где продают крупы, соль и муку. Похоже, голодно им.  

– Вернётся Богдан Силыч, в ноги поклонюсь и попрошу за мальца. Пусть к котлу вместо меня возьмёт, – сказал жених, который тоже взглядом проследил за ребятишками.  

Домой возвращались молча. Я, может, и сказала бы что, но не могу, а Ерофей, скорее всего, вспоминал свою недавнюю беспризорную жизнь. Кстати, таких бесприютных детишек, как Дуняша и её брат, я почти не видела. Или внимания не обращала? Всё же худо-бедно, но родовая связь в те времена сильной была. Вон как малышня за бабку свою цепляется, несмотря на то, что стара она и немощна. Думаю, за столом, как бы голодно ни было, первый кусок ей отдают.

Одновременно с нами к дому подкатило три подводы. Запряжённые в телеги каурые лошадки с тёмными гривами и чёлками размеренно цокали подковами по булыжнику мостовой. Возницы животинок не понукали, должно быть, руководствуясь принципом: солдат спит – служба идёт.

– Барышня, не ты ли будешь внучкой мэтра Осея? – спросил худющий мужичок, останавливая переднюю телегу рядом с нами. – Мы содержание на зиму привезли. Принять трэба и подпись поставить. Ну или крестик, ежли неграмотна.

Грамотная, дяденька. Грамотная и въедливая. А если ещё и подпись поставить надо, то… Беру бумаги со списком выданного и жестом предлагаю начинать разгрузку.

– Да ты не сумлевайся, барышня. Подписывай, а мы сгрузим. – Спрыгивает на землю дядька и ухмыляясь протягивает мне грифель, завёрнутый в бересту.

С самой радушной улыбкой киваю. Конечно-конечно, вы сгружайте, дяденьки.