Марина Суржевская - Янтарь чужих воспоминаний Страница 40

— Я не сумасшедшая… Не сумасшедшая…

Сад молчал, лишь слегка шуршал опадающими листьями и чуть слышно бухал тяжелыми каплями ночного дождя, срывающимися с деревьев.

Еще постояв, Кристина вернулась в дом, тщательно заперла все двери и залезла под горячие струи душа, уверяя себя, что колотит ее от холода, а не от страха.

— Кофе. Надо много кофе, — вслух сказала она, возвращаясь в гостиную и на ходу вытирая волосы.

Остановилась. Все четыре фонаря в саду исправно работали, заливая пространство веселым желтым светом.

Лето

Кай

Синевласка ушла, а я заметил это лишь через несколько дней. Просто однажды обнаружил, что в доме стало грязно. Закончилась еда и чистая одежда. И Мрак встретил меня возмущенным голодным воплем. Некоторое время я сидел на ковре, раздумывая. Потом накормил кота и налил себе виски.

— Она умнее, чем кажется, — сообщил я чудовищу в камине. Оно не ответило и не расхохоталось, как я ожидал. Чудовище качало всеми тремя головами и смотрело задумчиво.

Влив в себя бутылку виски, я полез сдирать с потолка паука. Отвратительное создание цеплялось за жизнь и штукатурку всеми восемью лапами, и жалило меня разбитыми светильниками. А ведь раньше у него было лишь четыре лапы… Отрастил, сволочь. Но я оказался сильнее, хоть и приложился головой о доски пола, когда паук устал сопротивляться и, сдавшись, рухнул вниз. Вместе со мной, понятно.

Полежал какое-то время, удовлетворенно разглядывая развороченный крюк на потолке, откинул поверженного паука. Потом свернулся и уснул.

Проснулся от холода. С легким недоумением рассмотрел разгромленную гостиную. Помимо люстры мне, похоже, не понравилась вся обстановка в целом, потому что от гостиной остался только камин. Мрака видно не было, благоразумный кот решил убраться подальше и переждать в безопасном месте приступ моего безумия.

Сходил в садовый домик, полюбовался на чистоту и общую стерильность единственной комнаты. Аккуратно закрыл дверь и подумал, что мне нужна новая домработница. Вызвал людей, чтобы убрать в доме последствия моего приступа. Отдал им ящик девятилетнего виски и все запасы спиртного, что у меня были.

И забыл про девочку с синими волосами.

У меня это отлично получается. Забывать.

Осень

Кристина

В хранилище она явилась злая и невыспавшаяся. И удивилась, увидев, что куратор уже сидит за столом, проверяя накопители.

— Ты вообще никогда не спишь? — несколько раздраженно бросила Крис.

— А тебя, кажется, кошмары мучают? — не поднимая головы, поприветствовал ориту Шелд. Девушка замерла в дверях, настороженно разглядывая склоненную над кусками железа светловолосую голову.

— С чего ты взял? — голос прозвучал хрипло, и она торопливо налила себе воды. Выпила.

— Просто предположил, — Шелд наконец оторвался от описи и окинул Кристину внимательным взглядом. — Но судя по твоей реакции, я прав.

— Не лезь в мою голову! — Крис выпалила это прежде, чем подумала, и смутилась под спокойным взглядом куратора.

— Даже не пытался.

— Извини. Я… не выспалась…

Шелд снова уткнулся взглядом в накопители, сжал один в ладони.

— У нас очень хорошие врачи, Крис. Если тебя мучает бессонница, то стоит обратиться к ним. Они выпишут средство.

Она содрогнулась. Не все эмпаты были дознавателями, некоторые, малая часть — врачами. Теми, что специализировались на душевных болезнях и нервных расстройствах. Ну уж нет, к ним она точно не пойдет. И никому не позволит залезать в свою голову.

— У тебя сильная защита от чужого влияния, — Шелд на миг оторвался от железяк. — И это не сфера. Экран. Покойный муж ставил?

— Да, — Кристина взяла себя в руки, повесила пальто на вешалку, прошла к своему рабочему месту.

— Хорошая работа, — одобрительно кивнул куратор. — Такой почти невозможно взломать.

— Не почти, а невозможно, — рассеянно отозвалась Кристина. — И чужое влияние я чувствую почти мгновенно.

— Да? — мужчина, казалось, удивился. — Надо же… Профессор действительно был гением.

— Да.

— Кажется, он умер от сердечного приступа?

Кристина осторожно положила на стол лист бумаги, на который смотрела. Что на нем написано, она так и не поняла.

— Да. Сердце отказало.

— Жаль, жаль, — она вскинула голову, с подозрением всматриваясь в зеленые глаза куратора. Показалось, или в них, и правда, мелькнула насмешка?

— Ему было за шестьдесят, — проклятье, да что написано на этом листе? — Ничего удивительного.

— Конечно. К тому же, в смерти вообще нет ничего удивительного, — улыбнулся Шелд. И подмигнул девушке. — Мы имеем честь каждый день в этом убеждаться. И кстати, у нас снова выезд.

— Куда? — выдохнула с облегчением, радуясь, что можно сосредоточиться на работе и не думать о ночных кошмарах.

— Ты любишь лошадей, Крис? — мягко улыбнулся Шелд.

Длинные невысокие конюшни выглядели совсем не так, как их представляла себе Кристина. В ее голове была красивая картинка из дамского журнала: чистые денники, пахнущие свежеобстуганным деревом и немножко — клевером, изогнутые шеи смирных лошадей, манеж, присыпанный опилками, и наездницы в белых бриджах, зеленых курточках и изящных шапочках для верховой езды.

Реальность оказалась несколько иной.

И первым делом Кристина вляпалась в эту реальность своими дорогими туфлями цвета пудры на высоком каблуке.

— Дерьмо, — мрачно констатировала девушка, разглядывая обувь, измазанную в навозе.

— Под ноги смотреть надо, дамочка. Тут вам не мостовая! — хмыкнула мощная тетка в грубых мужских штанах и безрукавке, открывающей накачанные, почти мужские плечи. И не надо было быть эмпатом, чтобы заметить мелькнувшее в глубоко посаженных глазах, никогда не знавших косметики, злорадство. Крис почти видела мыслишки, что ворочались в голове с засаленными волосами: так тебе и надо, фифа городская. Хлебни-ка навоза, чтобы жизнь медом не казалась!

— В квадрат никто не заходил? — голос Шелда отвлек от невеселых мыслей и созерцания испорченных туфель.

— Так оцепили-то! Законники! — тетка всплеснула руками и скривилась, показывая свое отношение к этим самым стражам порядка. — Совсем без мозгов ведь! Одна надежда на вас, господин дознаватель! Там же лошадки, понимаете? Рядом с трупом… слышите, как плачут, маленькие? Это ж сердце разрывается, как плачут! И голодные…

Лицо мужеподобной тетки смягчилось при упоминании «лошадок» и озарилось таким светом всепоглощающей любви, что стало почти красивым. Но морок быстро пропал, стоило ей увидеть невысокую фигуру щуплого законника.