Дочь реки (СИ) - Счастная Елена Страница 8

Вечерняя заря обливала башни города светом, обещающим наутро прохладу, словно малиновым соком. Пока шли до пристани струги, светило и вовсе уж тронуло верхушки сосен, что частоколом непроглядным росли вдалеке — за широким палом, за околицей веси, что разрасталась тут с каждым летом все больше. А после Око начало тонуть и тонуть в бескрайнем море леса. Когда сошли на берег, уже смеркалось. Резво сбежали по сходням ватажники, на ходу прощаясь с гридями и желая им теперь уж под горячую руку русинам не попадать. Помогли и тела соратников вынести.

— Мирной тебе дороги, княжна, — напоследок подошел к женщинам Рарог. — Как вновь решишь на нее вернуться.

Беляна кивнула ему чуть напряженно, будто и слова подбирала, и не знала, что сказать.

— И тебе Рарог спокойной реки. Спасибо, что помогли нам. Что до дома так быстро проводили.

Она покосилась на Твердяту, который встал в стороне, без особой-то благодарности во взоре наблюдая за старшим находников. И по его лицу, словно огрубевшему, легко можно было понять, что просьба княженки не выдавать помощников очень ему не нравилась. Не привык он перед князем юлить — да и обернуться может скверно.

— Бывай, Лиса, — парень повернулся к Грозе.

И отчего-то не оказалось в его голосе извечной насмешки. Не виделось в глазах желания уколоть, как только она что-то ему ответит.

— Прощай, — уронила она, словно камень в воду: аж у самой кругами по душе качнулось такое же тягучее сожаление, что прорезалось в линии плотно сжатых губ Рарога. Не задалось толком их знакомство. Да каких только в жизни ни случается — обо всех не напечалишься.

Но только собирался десятник отправить двух кметей вперед в детинец, чтобы телегу к пристани прикатили: тела погибших гридей на нее уложить — только повернулся Рарог, чтобы на струг свой вернуться, а не пришлось. Спустились с высокого берега к самой пристани двое стражников. Больно хмурые: взглядами все шарили по стругам, полным еще ватажников, как будто точно знали уже, кто они все такие. Старшой находников и глаза закатил на миг: видно, хоть и надеялся, что обойдется все, да не слишком.

Гриди подошли ближе.

— Здравы будьте, — кивнули всем разом.

И тут же вперились в Рарога так, будто это он собственными руками кметей убил и княжне ногу ушиб.

— Мы и сами до детинца дойти можем, — едва не фыркнула Беляна, сразу разгадав, верно, зачем они сюда пришли.

— Князь велел проводить, — неохотно пояснил один из стражников. — И старшого тех, кто вас сюда привез — тоже.

Рарог улыбнулся натянуто, когда пытливый взгляд гридя снова уперся прямо в его лицо.

— Думается, гостеприимством князя я пренебречь не могу… — вздохнул так, будто сейчас огонь из его груди вырвется — до того взъярился, хоть вида и не показывал.

— Думается, нет, — ответил за кметей Твердята.

И почудилось в его голосе невольное облегчение от того, что укрывать что-то от Владивоя не придется, хоть он и готов уже был пойти на поводу у княжны — да лишь в благодарность за то, что ватажники всех до Волоцка в сохранности доставили. Рарог повернулся к своим людям и жестом подозвал двоих к себе. Те приблизились с видимой опаской: уж заприметили, что так просто им в стороне остаться и по-тихому из Волоцка уйти не удалось. Слишком зоркими оказались часовые на городнях. Слишком быстро их донесли ноги до детинца и обратно.

— Надеюсь, мед князь для встречи гостей уже приготовил, — проворчал старшой.

Оружия, кроме ножа на поясе, он с собой не взял. Наверное, показать хотел, что никакого зла в душе не несет, и ватажникам своим приказал кистени да ножи оставить на струге. Остальные проводили их обеспокоенными взглядами, но вмешиваться не стали. Люд на пристани даже гомон свой извечный притушил: до того всем любопытно стало, что такое вокруг вернувшейся в Волоцк княжны происходит. Но мужчины женщин плечами да спинами своими загородили — не разглядеть. Так и пошли вверх по пригорку до ворот, что к пристани выходили.

Скоро пропал за стенами речной дух, сменившись влажной пылью посада, запахом дерева от свежих срубов, что теснились вдоль стены: кто баньку справлял себе по весне, кто сарай или овин новый. В полном молчании все до крома добрались, усталые, как будто пешком все эти дни их Недоля по княжьим угодьям мотала. Беляна с Грозой только и переглядывались по дороге, безмолвно гадая теперь, как быть. И что Владивой пожелает нежданным помощникам дочери сказать. Да и ей самой тоже.

Суетно оказалось внутри. И челядь как-то все часто по двору пробегала. И голоса доносились встревоженные с другой стороны терема, что не видна была от главных ворот. Кто ж громко так кричал: никак снова сотник Деньша буйствует. Похоже, услышал уж о возвращении Твердяты, который привел назад едва не разбитый отряд, что ему вверили. Десятник, заслышав его, понурился больно: с сотником как свяжешься, потом еще день в ушах звенит.

А там на крыльцо и княгиня Ведара сама выплыла. Плотно обхватывала ее голову хитро намотанный убрус — складочка к складочке, и рясны наборные серебряные с колтами на концах свисали едва не до самых плеч, делая лицо княгини еще строже, а зеленоватые глаза — холоднее. Она обвела взглядом всех, кто вошел на двор и выхватила Беляну, которая и сжалась совсем. Строга была матушка княжны. И как ни мало в последние годы за дочерью следила, всецело обратившись после смерти третьего ребенка к мудрости Макоши, а все равно справлялась порой о ее жизни. И отчитывала, коли казалось ей, что Беляна что-то не так по ее разумению делает.

Но чаще всего княжна матери и не видела почти. Все время у княгини жречество отнимало. То ткать рушники к обрядам, то требы приносить строго в те дни, что нужно. Макоши дней в году много и мудрость ее вечно постигать можно. Только порой Гроза задумывалась: зачем мудрость эта той, кто о детях своих позабыла едва не совсем? Пусть и выросли они давно. Что Беляна, что старший брат ее Обеслав — воин сильный и достойный наследник Владивоя. Зачем набирать знания, обращаться к Богам, коли не желаешь разумение свое после детям передать? Обратить на них свое тепло, преумноженное любовью Матери Сырой Земли? Особенно на дочь, которая тоже рано или поздно станет женой и матерью.

А вслед за женой вышел и князь, на ходу укрывая плечи корзном, подбитым куньим мехом. Между бровей его уже темнела сердитая складка, а взгляд, словно зимний колодец стылый, бил каждого, на ком останавливался — но пока равно на всех, не выделяя даже Рарога и его людей. Владыка кивнул на все почтительные приветствия, что посыпались на него со всех сторон. Остановился перед прибывшими, спустившись с крыльца, не пожелав встать рядом с женой.

— Здравы будьте, — голос его упал на головы тяжелой стальной дланью. — Чего угодно ждал, а такого — нет.

И тогда-то наконец его взор остановился на Рароге. Владивой вскинул брови, отчего пепел его глаз стал чуть светлее, а старшой легонько покивал, чему-то усмехаясь. И не было на его лице почтения и опаски — только вызов один.

— Вот как, — хмыкнул Владивой. — Бывает же такое…

И как будто узнали они друг друга, но это все, о чем можно было догадаться. Внимание князя теперь обратилось к десятнику, с которого весь спрос. А Гроза, вдоволь напитавшись всеми чертами лица Владивоя — резко вычерченными даже в мягком свете вечерней зари, невольно посмотрела на княгиню. Ведара так и стояла за его спиной, возвышаясь над ним, словно Морана сама. Правду сказать, ее старшая жена князя напоминала сейчас больше, чем Макошь.

— Что стряслось, Твердята? — сразу бросил Владивой десятнику, который смело вышел вперед, готовый рассказывать обо всем, о чем его пожелают спросить. — Почему моя дочь здесь, а не садится на лодью в Росиче?

— Так русины на нас напали, княже, — развел дружинник руками. — Трое кметей погибло. Беляна, от, ногу подвернула сильно. Надо бы лекарю…

Владивой бросил взгляд на телегу, которая только-только за пришедшими в ворота въехала: тоже из детница успели отправить. Там, прикрытые большим покрывалом, лежали мертвые гриди. Затем посмотрел на Драгицу, которая стояла чуть в стороне, поддерживая Беляну под локоть. Наставница и вдохнуть забыла. Не слыл Владивой несправедливо лютым правителем. Но, коли его задеть, поплатиться можно было кепко — а Драгица, видно, чуяла за собой недогляд.