Ты - наша - Мария Зайцева Страница 10

Забывшись, прижимаю ладони к стеклу, изо всех сил вглядываясь в происходящее, боясь пропустить детали.

А их много, этих деталей.

Тяжелые, ленивые движения Камня. Попытки двух из четырех отброшенных им в сторону парней встать. Оскаленные рты, явственно слышимый унылый и однообразный мат. И, в противовес издаваемым ругательствам — поистине каменное молчание… Камня.

Леша. Его Алексей зовут.

Ему идет это имя. Сильное, чуть жестковатое, очень классическое… Традиционное, я бы сказала, тяжелое и надежное. Он сейчас — словно богатырь русский, сражается с половцами, недругами, нападающими на отечество…

Ох, как меня несет, мама дорогая… Это все издержки воспитания. Мама любила нам перед сном читать про защитников земли русской…

Леша, между тем, не стоит на месте, ожидая, когда враги придут в себя и набросятся на него, а спокойно и методично решает вопрос с теми, кто в состоянии встать. Обратно их укладывает.

Еще двое парней не поднимаются, хотя один, я ясно вижу, уже вполне пришел в себя.

Но, наверно, удар Леши вправил остатки мозга в пустую голову, потому что парень притворяется, что без сознания, надеясь, что Камень обойдет его своим вниманием.

Леша подходит к одному из лежащих на земле, особенно пострадавшему, громко стонущему, но, как ни странно, находящемуся в сознании парню, наклоняется, что-то коротко говорит и, порывшись в кармане, с размаха лупит ему по лицу с пачкой денег.

Судя по всему, банкноты не закреплены, потому что, ударившись плотным комом о физиономию парня, чуть рикошетят и разлетаются на низкой траектории по земле рядом с его головой.

Камень поднимается, что-то снова коротко говорит, обращаясь уже к остальным нападающим, и те, о чудо! — воскресают!

Поднимаются, шатаясь на разные лады, и прижимая к особо пострадавшим местам руки, кто-то ползком вообще, кто-то на четвереньках, двигаются в сторону машины.

В этот момент из-за руля выпрыгивает еще один парень!

Я в изумлении открываю рот.

Он что, все это время просто сидел там, освещая место действия, и вообще никак не желая помочь своим друзьям? Ничего себе, вот это поддержка! На высоте!

Камень ему что-то отрывисто говорит, в приказном тоне, я слышу только отголоски. Что-то вроде:

— Говно… Забери…

Водитель, опасливо косясь на Камня, подпрыгивает к лежащему в ворохе купюр парню, подхватывает его под мышки и волоком тащит в сторону машины.

— И бабки! — громко говорит Камень.

Парень, устроив своего приятеля на заднем сиденье, возвращается и нервными судорожными движениями собирает разлетевшиеся по земле бумажки.

— Пересчитать не забудь, лошара, — все так же громко приказывает Камень, наблюдая за происходящим. В этот момент он поворачивается в профиль, и я вижу на лице его брезгливую усмешку. Словно на тараканов смотрит, раздумывая: давить эту пакость, или не пачкать подошву ботинка?

Парень, прижимая к груди бесформенный комок купюр, бежит в сторону машины, загружается, заводится, и через секунду свет фар ослепляет меня, а затем пропадает.

Я оторопело смотрю вслед уезжающей машине, моргаю, приводя зрение в норму, перевожу взгляд на одинокую фигуру Камня, который тоже глядит в сторону сбежавших нападающих.

Сейчас, когда фары уже не освещают ярко дорогу и обочины, его силуэт теряется на фоне окружающего мрака.

И только когда он разворачивается ко мне, я вижу бледное лицо с сдвинутыми сурово бровями. И понимаю, что надо открыть дверь, я же закрыла!

Торопливо нажимаю на кнопку разблокировки, толкаю дверцу и чуть ли не вываливаюсь из машины, забыв, что на коленях стояла все это время!

Камень внезапно оказывается очень-очень близко, подхватывает меня, не давая упасть. Снова.

Вытягивает из машины, придерживает за талию, и я, взбудораженная, напуганная и одновременно испытывающая невыносимое облегчение от того, что все так разрешилось, принимаюсь быстро говорить:

— Ох, ужас какой, тебе больно? Ударили сильно? Кто это вообще? Чего они хотели? Я так испугалась, я думала, что они тебя убьют, их четверо, верней, пятеро, это же ужас, как ты…

Но мой безумный и бессмысленный поток внезапно прерывается.

Жестким, грубым поцелуем.

14

Я успеваю издать какой-то жалкий, бессмысленный всписк и упереть ладони в ходящую ходуном обжигающую грудь Камня.

Больше ничего.

Вообще ничего.

Задыхаясь от перехлестывающих через край эмоций, дикой смеси из удивления, страха и волнения, со стоном сжимаю пальцы на хлопке футболки, уже не отталкивая, а стремясь хотя бы на ногах устоять.

Камень — жесткий, как… Как камень! Тот самый, что долго-долго лежал под раскаленным солнцем пустыни, и теперь малейшее прикосновение к нему грозит ожогом.

Я горю в его руках, тело буквально плавится от напряжения и остроты эмоций.

А он не останавливатеся, лишь сильнее напирает!

Губы, жесткие, опытные, и поцелуй — безумный, дикий и принуждающий к ответу. Я не могу сопротивляться. И не могу тормознуть его.

Позволяю себя трогать, грубо, сильно, гладить тяжелыми ладонями по талии, бедрам, выше, ниже, боже, да везде, везде!

И целовать, если то, что со мной делает Камень, вообще можно назвать поцелуем.

И не остановить это безумие, не сделать ничего, ничего!

Он рычит, словно зверь, возбужденно и глухо, ладони смыкаются на моей заднице, и я, уже второй раз за этот проклятый вечер, взлетаю вверх, теряя опору под ногами!

И второй раз за вечер оказываюсь в ужасной опасности, в лапах зверя, спастись от которого не в состоянии самостоятельно!

С Лисом мне помогло везение и его повышенная блядовитость.

А здесь мне ничего не поможет…

Никакая случайная подружка Камня не прилетит заявлять свои права на него и спасать меня!

Мы за городом, на малолюдной трассе, вокруг темнота и пустота!

И у Камня, похоже, на фоне адреналина из-за драки, полностью снесло крышу.

Растерянно хватаюсь за широченные мускулистые плечи, стискиваю пальцы в темных волосах на затылке, мычу протестующе, пытаясь дать понять, что не согласна с тем, что он со мной делает! Не согласна!

Как будто мое согласие сейчас играет хоть какую-то роль…

Это смешно, и часть мозга, уже уплывающего в какой-то коматозной отключке, потому что этот гад умеет целовать, и напор такой дикий, и что-то он все же задевает внутри такое непонятное, странное, то, чего раньше, до этого проклятого вечера, не испытывала… Часть мозга сладко уговаривает не сопротивляться, пустить все на самотек… В конце концов, такой парень… Такой… Си-и-ильный… Краси-и-и-вый… Ай, како-о-ой… М-м-м…

И, одновременно, жесткой автомобильной сиреной вопит моя сознательная, правильная, рассудочная часть, та, что всю жизнь руководила, та, что делает из меня ту самую хорошую девочку, никогда не допустившую бы подобного треша.

Я понимаю, что надо