Виктория Готти - Суперзвезда

Виктория Готти

Суперзвезда

ПРОЛОГ

Клиника «Кедас Синей», 1966 г.

Дети родились с интервалом в десять минут. Это были две девочки, одна жизнерадостная и здоровая, другая совсем слабенькая. Такие разные, и это было особенно заметно в свете флуоресцентных ламп больничной палаты. У медсестры Патриции Хансон были строгие указания действовать быстро и решительно. Она с нетерпением ждала, пока ассистентка поместит ребенка в кувез. Как только молоденькая ассистентка закончила, Хансон обратилась к ней:

— Сходите в двести десятую палату и посмотрите, как там миссис Мерфи. Она жаловалась на сильное кровотечение.

Когда девушка подошла к двери, Хансон, натянуто улыбнувшись, добавила:

— Если что, сразу вызывайте меня.

Как только дверь закрылась, лицо ее исказил страх. Затаив дыхание, она откинула одеяльца обеих девочек. Ребенок, рожденный первым все еще плакал. Патриция погладила пальцем розовую нежную щечку, и малышка, причмокивая губками, повернула голову в сторону, протянутой руки. Хадсон повторила движение со вторым ребенком — никакой реакции. Патриция взглянула на монитор. Жизненные показатели были в норме, но младенец не шевелился. Она коснулась крошечной ручки, но ребенок по-прежнему не реагировал.

Как она могла согласиться на эту гнусность? Как могла взять на себя право вершить чью-то судьбу, навсегда изменив жизни этих крошек? Ее сердце сдавило чувство вины. Сможет ли она жить с таким грузом на совести?

Патриция заставила свое сердце замолчать и подчиниться голосу разума. И дело было не только в деньгах, которые ей предложили всего несколько минут назад, — это необходимо было сделать по многим соображениям. Здоровенькая девочка родилась у одинокой матери без средств к существованию. У Роджера и Ланы Турмейн родилась дочь, которая вряд ли выживет. Не лучше ли будет здоровой малышке в тех условиях, которые смогут предоставить ей благополучные Турмейны? Только здоровый ребенок мог оправдать надежды тех, у кого для их осуществления были и деньги и власть. Неужели Патриция допустит, чтобы эти мечты пропали зря?

Надо было спешить. Ассистентка могла вернуться в любой момент. Не теряя ни секунды, Патриция сняла с маленькой ручки пластиковый браслет и надела его на запястье другой девочки, затем аккуратно закрепила второй браслет на руке первого ребенка. Одно быстрое движение — и жизни малышек изменены, с этого момента каждая из них обрела новую судьбу.

Ежегодно в течение последующих двадцати лет и одного года на ее имя в швейцарском банке будет переводиться определенная сумма денег. Выплаты продолжатся, если никто, особенно Лана Турмейн, не узнает о том, что произошло в этот день.

ГЛАВА 1

БЕВЕРЛИ-ХИЛЛЗ, 14 апреля 1976 г.

С момента триумфа Вивьен Ли в «Унесенных ветром» Голливуд не знал такого ажиотажа, который вызвал показ нового фильма киностудии «Метро-Голден-Мейер» «Укрощенная» с Ланой Турмейн в главной роли. Лана была ослепительна: золотоволосая и дерзкая, в свои тридцать три, она была богиней. Красавица с кошачьими зелеными глазами, изящным нахальным носиком и пухлыми губами, Лана поражала своей точеной фигурой, которая особенно притягивала взгляд на фоне постных, плоскогрудых особ, переполнивших Голливуд, Нью-Йорк и другие модные города планеты. «Лана переплюнула даже саму Мерилин», — восхищались ее чувственной игрой зрители во время показа «Укрощенной».

Обычно приглашения на бесконечные приемы по случаю премьер раздавались изустно, но это событие было необычным. Прием по поводу «Укрощенной» должен был стать событием десятилетия. Как только пятьсот тисненых цвета чайной розы приглашений были доставлены по адресам, самые влиятельные персоны Голливуда — руководители студий, продюсеры, агенты, режиссеры — приняли их как завидные трофеи. Каждый понимал, что приглашение на банкет к Турмейнам означает, что ты кое-что из себя представляешь. А разве не ради этого жил Голливуд?

Женщины немедленно нанесли визиты во все модные салоны Родео-Драйв. Боб Марки в тот год был на подъеме, поэтому многие обзавелись обновками, которые в любом другом городе, кроме Голливуда, казались бы рискованными, если не вызывающими. Кристиан Лакруа заполонил город платьями из тафты, Холстон предлагал безупречные, изящные женские смокинги. Большинство дам облачились в традиционные маленькие черные платья.

Мужчины тоже удостоили магазины своим вниманием. Шон Коннери, Джек Николсон, Уоррен Битти и даже Ричард Гир явились в двубортных, с широкими лацканами смокингах, сделанных на заказ.

В день приема витые чугунные ворота виллы «Шепот ветров», частного владения Роджера и Ланы Турмейн в Беверли-Хиллз, гостеприимно распахивались, пропуская шикарные лимузины. В тени пальм, за шестью массивными белыми колоннами, скромно прятался особняк в голливудском стиле, который запросто мог вместить пятьсот гостей.

Возле парадного входа стоял Роджер Турмейн. Резную дубовую дверь, привезенную из Тасканы, украшал старинный витраж, который разливал на ступенях разноцветный узор. Роджер лично приветствовал каждого из прибывших гостей. Рядом с хозяином особняка стоял его сын, Джонатан. Угрюмый семнадцатилетний юноша даже не пытался скрыть своего отвращения к происходящему. Он стоял, прислонившись к косяку, засунув руки в карманы безупречного смокинга от Олега Кассини. Этот вечер принадлежал Лане Турмейн, и Джонатану не было никакого дела до его мачехи. Несколько раз он спрашивал отца:

— Ну и где же эта пчелиная матка?

О том, куда подевалась Лана, думал не только Джонатан. Его отец натянуто улыбался, поглядывая то на лестницу, что вела во внутренние покои дома, то на свои часы. Проходящие мимо гости, еще не попробовав шампанского и изысканных закусок, спрашивали о Лане. Они ждали не только звезду экрана; каждому хотелось ощутить ее необыкновенное очарование, почувствовать ее редкую способность соблазнять и убеждать, что она, Лана Турмейн, действительно рада каждому, кто оказался рядом с ней. И эта теплота в ней была совершенно искренней. Ни для кого не секрет, что Роджер сам создал Лану, сперва вдохновив свою молодую протеже, бывшую секретаршу с актерским дарованием, на серьезную учебу актерскому мастерству, а затем шаг за шагом сделав ее карьеру. Он уже был преуспевающим директором, когда объявил, что они с Ланой должны быть вместе. И к тому времени, когда Лана Хант стала Ланой Турмейн, она была уже звездой.

Роджер всегда верил в их союз, они были идеальной парой во всех отношениях. В последнее время Лана сильно сдала, спиртное и таблетки совсем подорвали ее силы, но в этот вечер она его не подведет. По-другому просто не может быть, она обещала держать себя в руках. Роджер вспоминал о приемах и вечеринках, когда она заливалась слезами из-за воображаемого оскорбления, или набрасывалась на жену какого-нибудь сотрудника студии за то, что на той было платье такого же цвета, что на Лане, или в пьяной истерике могла расцарапать лицо красивой кинозвезды из Европы. Но только не сегодня. Это был его вечер, его триумф.

Главный холл, ведущий в большой зал, был убран роскошными букетами из цветов, которые любила Лана — нежно-розовых и кремовых роз. Стеклянные двери зала, выходящие на террасу и в сад, походили на декорацию к кинофильму. В саду шелестел кронами деревьев ночной ветерок, и гости, разбредаясь по дому, могли заметить, что бассейн заполнен лепестками гардений, а воздух пронизан их нежным ароматом.

Потолок в столовой украшала замысловатая хрустальная люстра в стиле Людовика XIV, столы были сервированы лиможским фарфором, который Роджер подарил Лане в день их свадьбы. В каждом углу имелся особый столик, уставленный фотографиями в литых серебряных рамках с изображением Ланы и Роджера.

Оркестр грянул «Суперстар» — традиционный подарок Роджера своей жене, — но Лана так и не вышла.

Стоя в опустевшем отделанном мрамором фойе, он еще раз взглянул на закрытую дверь, ведущую во внутреннюю часть дома. Вдруг он почувствовал у себя на плече чью-то руку.

— Будь внимателен, партнер. — Это был Джеймс Рентрю, лучший друг Роджера и к тому же его адвокат.

Роджер бессмысленно посмотрел в спокойные карие глаза Джеймса. Минуту спустя опомнился, сильно прикусил нижнюю губу и, сделав большой глоток скотча с содовой, кивнул и направился туда, где звучала музыка и смех.

— Только не сегодня, Лана, — шептал он себе под нос. — Не сегодня.

Лана замерла, вдыхая аромат сорока восьми роз Черная красавица, что стояли в хрустальной вазе посреди круглого викторианского стола в ее спальне. Розовый абажур с волнистыми краями отбрасывал на розы пятно света. На карточке в букете она прочла: «Самые лучшие пожелания в день вашего успеха — Президент и миссис Форд».