Дороти Кумсон - Спокойной ночи, крошка Страница 38

Мэл начал петь, и я задрожала от его голоса, пробивавшегося ко мне сквозь стену и стекло. Когда Мэл и Корди пели дуэтом, а такое часто случалось, когда мы были помоложе, это у всех вызывало улыбку. Я уже много лет не слышала, как Мэл поет. А теперь он исполнял серенаду в одиннадцать вечера под моими окнами. Это было бы невероятно романтично, если бы Мэл не был женат и его жена не попросила бы родить за нее ребенка.

Я знала, почему Мэл так поступает. Мы не разговаривали уже неделю. Он крутился у моего дома, звонил мне, но я не отзывалась. Я не могла говорить с ним после того, что сказала мне Стефани. И поэтому я начала избегать Мэла. А теперь он пытается привлечь мое внимание.

Я распахнула окно.

— Ладно, ладно, я поняла! — крикнула я. — Прекрати!

В квартире на первом этаже щелкнули тумблером, заливая Мэла желтым светом. Он продолжал петь, казалось, нисколько не думая о том, что сейчас на улицу выйдет мой сосед, качок, бывший вышибала и подражатель Элвиса. Этот тип всыплет Мэлу по первое число.

— Быстрее заходи! — прошипела я.

Мэл продолжал петь. Улыбка не сходила с его лица. Он не сдвинется с места, пока я не спущусь к нему. Я схватила ключи с прикроватного столика и выбежала в коридор, набросив пончо, чтобы скрыть пижаму и отсутствие лифчика.

Перепрыгивая через две ступеньки, я помчалась вниз по лестнице, добежала до двери и выскочила наружу.

Во всех квартирах на первом этаже уже горел свет. Словно по команде, на окнах отдернулись занавески — это зрелище немного напоминало «волну», которую болельщики пускают на стадионе. Скоро кто-нибудь вызовет полицию. Или выйдет на улицу, чтобы запихнуть гитару Мэлу в глотку.

В книге или фильме люди, ставшие свидетелями такого момента, прониклись бы романтикой ситуации: женщины заломили бы руки, любуясь нами, а мужчины, заметив, какой эффект возымело такое представление, и сами задумались бы о том, чтобы устроить подобный сюрприз любимым. Мы с Мэлом поговорили бы, разговор завершился бы страстным поцелуем, а соседи разразились бы бурными аплодисментами.

Но в реальной жизни Мэла арестуют за нарушение покоя, а соседи начнут приставать ко мне с разговорами о том, как было бы здорово, если бы я съехала отсюда. И чем скорее, тем лучше.

— Ну все, перестань, перестань! — Я положила ладонь на струны гитары. — Я уже здесь. Перестань.

Мне нравилось жить на этой улице.

Мэл пропел еще одну строку и опустил гитару, поставив ее на мостовую.

— Ты от меня прячешься? — спросил он.

Я видела решимость в его глазах. Мэл был настроен «выяснять отношения».

— А чего ты ждал? — Я старалась говорить потише. — Как я могу общаться с тобой, после того…

— Тебе было достаточно отказаться, — возразил Мэл. — Тебе не нужно было игнорировать меня. Нас. Стефани терзается оттого, что якобы разрушила наши отношения. И, знаешь, мне не нравится, когда мы не разговариваем. Есть в этом что-то неправильное.

— Как я могла отказаться? — Я всплеснула руками, чувствуя, как отчаяние, вина, разочарование, все то, что я испытывала эту неделю, поднимается во мне. — Как я могла бы сесть перед Стефани и сказать: «Я разрушу все ваши надежды на то, что вы станете родителями»? Как бы я могла поступить так? Как мне вам теперь в глаза смотреть?

— Ты не разрушишь все наши надежды. Мы найдем другой способ. Найдем другую суррогатную мать.

— Да? И кого же?

Пока мы разговаривали, свет вокруг потихоньку гас. Волнение улеглось, люди вернулись в свои кровати, к своей жизни, к своим запутанным отношениям.

— Не знаю, — признался Мэл. — Но мы кого-нибудь найдем. Мы не можем перестать дружить из-за этого. Это было бы глупо. Как это мы с тобой не разговариваем?! Это немыслимо!

— Ладно. Но ты понимаешь, почему я не могу этого сделать, верно? Я ни за что не смогла бы отдать своего ребенка. Не смогла бы расстаться с тем, что было частью меня. Помнишь, как я расстроилась, когда умерла наша золотая рыбка? Я не смогла бы… И как бы я могла дружить с тобой, видеть этого малыша, этого прелестного мальчика… или прелестную девчушку… и знать, что это мой ребенок? Это свело бы меня с ума. Я бы… И что бы мы сказали малышу? Ты думаешь, он бы понял, почему я отказалась от него? Я не смогла бы пойти на это.

— Не смогла бы. Зря мы тебя попросили.

— Нет, я даже польщена тем, что вы попросили именно меня. Это доказывает, как много я для вас значу. И ты знаешь, что ради тебя я готова практически на все. Но… Нет. Прости меня. Нет.

— Хорошо. Я все понимаю. Но больше не поступай так со мной, ладно? Я не могу жить без тебя. Больше никогда не отдаляйся от меня, Нова. Я этого не переживу.

Его честность, его искренность обезоружили меня. Я почему-то вспомнила вечера, когда Стефани была в больнице, вечера, которые Мэл проводил у меня в квартире. Как он лежал на диване, поджав ноги. Такой испуганный. Такой ранимый. Я знала, что он был отважным ради Стефани, делал вид, что несчастный случай с ней — это пустое, но как только Мэл приходил ко мне, он терял всю свою силу. Он будто разваливался на части, а утром собирался вновь, складывался из разорванных кусочков и возвращался в привычную жизнь.

Мало людей видели Мэла в таком состоянии. Думаю, даже Стефани не видела его таким.

— Давай ты вновь будешь моим другом, ладно? Всегда будь моим другом.

— Ладно, — кивнула я. — Ладно.

Мэл положил ладонь на мой затылок и поцеловал меня в лоб и щеку.

— Хорошо. Спасибо. — Он поцеловал меня в другую щеку. — Что ж, теперь я могу отправиться домой и поспать.

— Я хочу быть папой, — сказал он.

— Чтобы ты мог всеми командовать, говорить всем, что делать, и поздно ложиться спать? — спросила я.

— Ага. И чтобы я мог заботиться о ком-то. Как твой папа. Мой папа так не делает. Но когда я стану папой, то буду заботиться обо всех. Как можно стать папой?

— Нужно завести ребенка, — пожала я плечами.

— Как те дети в колясочках, которых мы видели у супермаркета?

— Наверное. — Я опять пожала плечами. — Я как-то спросила у мамы, откуда берутся дети, но она сделала вид, что не слышит меня. А потом я спросила ее еще раз, и она велела мне поговорить с папой. Папа отправил меня спать. Корди меня высмеяла. И папа отправил спать и ее тоже.

Мэл помолчал, думая о том, откуда берутся дети.

— Неважно. Я все равно заведу ребенка. И стану папой. А ты можешь быть мамой, если хочешь.

Я улыбнулась, восхищенная его идеей.

— Ладно. Ты будешь папой, а я буду мамой.

Я должна пойти на это.

Я проснулась через двенадцать дней после серенады Мэла и поняла, что должна пойти на это. Один и тот же сон снился мне каждую ночь. Я помнила тот разговор, и он вновь и вновь возвращался ко мне во сне. Я знала, что мое сознание и мое бессознательное объединились, уговаривая меня пойти на это.

Мэлу нелегко пришлось в жизни, и он справлялся со всеми проблемами как мог. Теперь ему нужна была помощь. Мэл и Стефани счастливы вместе, я была уверена в этом. Он любил ее, она любила его. Я была уверена в том, что все ее маски спадают, когда она вместе с Мэлом. И только с ним. И неважно, когда она сказала ему о том, что не может иметь детей. Мэл не бросил бы ее из-за этого. Не такой он человек. Если Мэл полюбил, то это навсегда. Даже если ты переставал нравиться ему, Мэл все равно тебя любил. Его отношения с отцом стали подтверждением этого. Мэл ненавидел дядю Виктора за все, что тот сделал, но любил его настолько, что всегда носил его часы, ходил на кладбище на день рождения дяди Виктора и никогда не говорил о нем ничего плохого. Мэл заслужил то, чтобы стать отцом. Получить шанс стать отцом.

Я даже представить себе не могу, что пришлось пережить Стефани. Знать, что ты не можешь иметь детей из-за своего тела. Что что-то мешает тебе сделать то, что делают миллионы людей во всем мире, даже не задумываясь об этом.

Зачем я стала психологом? Чтобы помогать людям. Так я могла помочь Мэлу и Стефани. Избавить их от страданий. Я хотела помогать людям, как помогал тете Мер ее врач. Два человека, которых я любила, страдали. А я могла избавить их от страданий. Могла изменить их жизнь.

Это же всего лишь беременность. Ничего такого. Женщины все время рожают детей. Девять месяцев — и я отдам им ребенка. Они будут счастливы, и я буду счастлива, ведь я помогу двум очень важным для меня людям. Если посмотреть на это со стороны, то тут ничего такого. Если отстраниться, убрать все эмоции и хорошо подумать, то это не столь важно, как, например, начало войны.

Я взяла телефон и набрала номер. Нужно было действовать быстро, пока мною еще владели чувства из этого сна, пока я была уверена в том, что поступаю правильно.