Нора Робертс - Огнепоклонники

Нора Робертс

Огнепоклонники

ПРОЛОГ

Огонь родился из жара, дыма и света. Как некий доисторический зверь, когтями прокладывающий себе путь из утробы, он ожил с треском, быстро переросшим в рев.

В один миг огонь изменил все вокруг.

Подобно зверю, огонь полз, змеился по дереву, оставляя на всем, что было чистым и ярким, черные отметины своих сильных пальцев.

У него были глаза – красные, всевидящие, он был наделен таким мощным, таким всеобъемлющим разумом, что не упускал ничего, оказавшегося в его орбите.

Он воспринимал огонь как некую сущность, как золотисто-алое божество, живущее только уничтожением. Огонь брал, что хотел, без жалости, без стеснения. С такой жадностью! С таким пылом!

Все падало ниц перед огнем, все было отдано ему на растерзание. Но это он сотворил огонь, он вызвал огонь к жизни. Значит, он был богом огня. Он был сильнее пламени, коварнее жара, душнее дыма.

Огонь не жил, пока он не вдохнул в него дух.

Наблюдая за возникновением огня, он влюбился.

Отблески пламени трепетали на его лице, плясали в его зачарованных глазах. Он взял бутылку пива и с наслаждением глотнул терпкий холодный напиток, пока его кожа криком кричала от жара.

В желудке у него было неспокойно, его разум пребывал в ошеломлении. Множество невероятных возможностей мелькало в его воображении, пока огонь карабкался вверх по стенам.

Огонь был прекрасен. Огонь был могуч. С огнем было здорово!

Наблюдая за зарождением огня, он словно сам рождался заново. Его судьба была мечена огненным клеймом подобно тому, что спаяло его сердце и душу.

ТОЧКА ВОЗГОРАНИЯ

Точка возгорания – место возникновения огня.

Все, начатое дурно, крепнет злом.

1

Балтимор, 1985 г.

Детство Катарины Хейл окончилось душной августовской ночью, через несколько часов после того, как «Балтиморские иволги»[2] разгромили «Рейнджеров» на Мемориальном стадионе, раскроили их техасские задницы девять к одному, как сказал ее отец. Ее родители взяли редкий для себя выходной и отправились на стадион смотреть игру всей семьей, отчего победа показалась им еще слаще. Обычно один из них, а чаще оба, допоздна работали в пиццерии «Сирико», которую унаследовали от деда Катарины с материнской стороны. Здесь, в пиццерии, ее родители встретились восемнадцать лет назад. Ее матери было восемнадцать, когда двадцатилетний Гибсон Хейл согласно семейной легенде заглянул в заведение за порцией пиццы.

Зашел за пиццей, любил повторять он, а получил итальянскую богиню.

Ее отец часто говорил странные вещи, но Рине нравилось слушать.

Пиццерию он тоже получил. Десять лет спустя, когда деда и нуни[3] решили, что пора им повидать мир. Бьянка, младшая из их пяти детей и единственная дочь, вместе со своим Гибом взяла на себя управление хозяйством: ни один из ее братьев не захотел возиться с пиццерией.

Пиццерия «Сирико» сорок три года простояла на своем месте в Маленькой Италии Балтимора. Она была старше папы: у Рины это не укладывалось в голове. И вот теперь ее отец – а ведь у него не было в жилах ни капли итальянской крови! – управлял заведением вместе с мамой, которая была итальянкой до мозга костей.

В «Сирико» почти всегда было полно посетителей, а это означало очень много работы, но Рина, хотя ей тоже приходилось помогать, была не против. Ее старшая сестра Изабелла шумно выражала свое недовольство, потому что по субботам, вместо того чтобы отправиться на свидание или на вечеринку с друзьями, должна была помогать родителям в пиццерии. Но Белла вечно была чем-нибудь недовольна.

Ей особенно не нравилось, что у их самой старшей сестры Франчески была собственная спальня на третьем этаже, а вот ей, Белле, приходилось делить спальню с Риной. У Сандера тоже была своя отдельная комната, но ведь он был единственный мальчик в семье, хотя и самый младший из детей.

Делить комнату с Беллой было даже весело, пока Белла не достигла подросткового возраста. А уж когда она его достигла, других занятий, кроме как говорить о мальчиках, листать модные журналы и менять прически, у нее не было. Для всего остального, решила Белла, она стала слишком взрослой.

Рине было одиннадцать и пять шестых. Пять шестых – это была существенная деталь. Это означало, что всего через четырнадцать месяцев она сама достигнет подросткового возраста.[4] С недавних пор это была ее самая заветная мечта, подавившая даже желание стать монахиней или выйти замуж за Тома Круза.

В эту жаркую и душную августовскую ночь, когда Рине было одиннадцать и пять шестых, она проснулась в темноте от судорожной боли в животе. Она свернулась калачиком, подтянув колени к подбородку и закусив губу, чтобы не застонать. Кровать Беллы была отодвинута на максимально возможное расстояние, словно она не желала иметь ничего общего с Риной. Белла мирно посапывала.

Рина осторожно потерла живот. Ей вспомнились съеденные на стадионе сосиски в тесте, попкорн и мороженое. Мама тогда ей сказала, что она еще пожалеет.

Ну почему мама не могла хоть раз ошибиться?

Она попробовала молиться, как учили монахини, чтобы ее боль засчиталась какому-нибудь несчастному грешнику. Но ей все равно было больно!

А может, сосиски в тесте тут вовсе и ни при чем. Может, это из-за того, что Джоуи Пасторелли ударил ее в живот. У него из-за этого вышли крупные неприятности. За то, что сбил ее с ног, порвал на ней блузку и назвал ее нехорошим словом, которого она толком и не поняла. Мистер Пасторелли и ее папа даже повздорили, когда папа пошел к ним в дом «обсудить создавшееся положение».

Рина слышала, как они кричали друг на друга. Вообще-то ее папа никогда не кричал. Ну… почти никогда. Кто у них в семье умел кричать, так это мама. Она была стопроцентной итальянкой, и нрав у нее был крутой.

Но, боже, как же папа кричал на мистера Пасторелли! А когда он вернулся домой, то крепко обнял ее. И они пошли на бейсбол.

Может, это бог ее наказал? Она же позлорадствовала, что Джоуи Пасторелли теперь накажут! И еще она даже порадовалась, что Джоуи Пасторелли сбил ее с ног и порвал на ней блузку, потому что именно из-за этого они пошли на стадион и посмотрели, как «Иволги» надрали задницу «Рейнджерам».

А может, у нее есть внутренние повреждения?

Рина знала, что можно получить внутренние повреждения и даже умереть, потому что смотрела «Скорую помощь», у них с Сандером это был любимый сериал.

Эта мысль привела за собой еще одну острую судорогу. У Рины даже глаза заслезились. Она стала вылезать из постели – ей хотелось к маме – и вдруг почувствовала что-то влажное между ног.