Мэри Симмонс - Луч надежды Страница 20

— Как для маленького ребенка, — отметила Андреа.

— Ну да, конечно, — улыбнулась ей Софи, — ведь он так и остался в своем умственном развитии ребенком. Джастин охотно проводит тут время. Здесь ему уютно, и он чувствует себя уверенно. Желание побывать в большом доме у него появляется крайне редко.

Андреа втайне устыдилась, что позволила себе посмеяться над цветистостью речи хозяина дома. Эта семейная пара отличалась такой добросердечностью! Да и несколько утрированное дружелюбие хозяйки наверняка было не более чем следствием замкнутого образа жизни. Они испытывали интеллектуальный голод и нуждались в общении.

— Я очень рада, что пришла к вам, — сказала Андреа, стремясь как-то скрасить свое прежнее упрямство. — Дом так уютен. И у вас тут такие красивые вещи!

Они вошли в кухню, оказавшуюся большой для того, чтобы наряду с прочей меблировкой установить еще и небольшой столик для завтраков.

— Ну, а мне очень приятно, что вам у нас нравится. Я уверена, что башенная комната вам тоже очень понравится. У нас там солярий… Вся мебель старинная. Некоторые предметы обстановки сохранились от прежних владельцев. Другие купил мистер Гордон.

— Знаете, а я могла бы тут заблудиться, — призналась Андреа.

— Понимаю. У нас тут слишком много дверей. В первый день по приезде я чувствовала себя так же.

Хосе уже сидел на длинной и низкой кушетке, обтянутой ситцем, когда они поднялись вверх по узкой винтовой лестнице. В башенной комнате было много удобных кресел и журнальных столиков. Кругом можно было видеть книги и различные растения. Комната создавала впечатление уюта и радости. Вместе с тем она казалась слишком забитой всякой всячиной и абсолютно не была похожа на гостиную внизу.

— О-о! Да тут же очаровательно! — восхищенно воскликнула Андреа. Если бы это был мой дом, я бы проводила большую часть времени только тут.

— Я почти всегда нахожусь здесь, наверху, — сказала Софи. — Играю на скрипке, читаю, составляю свои меню и так далее. А по вечерам сюда поднимается из своей монашеской кельи Хосе.

Она бросила на мужа преисполненный любви взгляд, и Андреа вновь почувствовала угрызения совести оттого, что так превратно судила об обоих.

Ужин был очень сытным. За прозрачным мясным бульоном следовало телячье филе, тающее на языке, гарниром к которому был пикантный салат из свежих овощей. Хрустящий французский хлеб, который, как скромно упомянула Софи, пекла она сама. Подавалось прохладное сухое вино, а после овощей и сыра они продолжали сидеть за испанским вином.

Андреа чувствовала себя уютно, будучи сытой и довольной. Этот визит, который она так долго отодвигала, неожиданно превратился в удивительно приятный вечер с друзьями. Супруги охотно и много говорили о музыке, книгах, текущих событиях и о последних выборах в Европе. Нет, они совсем не скучные люди. Альваресы длительное время жили в Нью-Йорке и оказались знакомы с некоторыми людьми, с которыми была дружна и Андреа.

— А что вы пишете? — спросила Андреа у Хосе.

— О, я не очень хороший писатель, — ответил он. — Я пишу стихи, которые, может быть, и звучат на испанском достаточно хорошо, но едва ли я смогу их тут продать.

— Чепуха! — вмешалась Софи. — Он великолепный поэт! Да и критик неплохой. Его очень ценят в Европе и Южной Америке.

— Все дело в языке, — пояснил Хосе. — Боюсь, что я пока еще не овладел всеми нюансами английского.

— Это еще придет, — успокоила его Софи, — и тогда тобою будут восхищаться так же, как и в любой другой стране. Ну, а пока пошли пить кофе в гостиную.

Они не преувеличивали. Гостиная была прекрасна. Высокие потолки и глубокие оконные ниши, которые остались в неприкосновенности с прошлых времен. Стены были обшиты старинными французскими панелями. Они поблескивали в свете горевшего в камине огня.

Каждая деталь тут была великолепна. Андреа любовалась, шелковыми занавесками на окнах, старинной мебелью времен различных Луи, элегантными сиденьями из дамасского шелка и мягкими вышитыми подушечками пастельных тонов, разложенными на стоявших вдоль стены небольших стульях. На несколько потемневших и покрытых редкими пятнами половицах лежал изумительный ковер, на стенах висело несколько гравюр времен раннего французского рококо, а в высоком полированном шкафу, створки которого были широко открыты, чтобы дать возможность обзора находившихся там сокровищ, стояли великолепные произведения изысканного французского фарфора.

— Да это же просто немыслимо! — неудержалась Андреа. — Неужели все эти вещи принадлежат вам?

— Только кое-что принадлежит здесь нам, — ответил Хосе, — а именно стулья и фарфор. Все остальное было уже здесь, когда мы переехали.

— Я не могла поверить в свое счастье! — добавила Софи, наполняя хрупкие чашечки крепким черным кофе. — Из моих вещей к этой обстановке почти ничего не подходило. Это миссис Гордон переправила сюда все эти ценности, поскольку ее супруг не особенно-то жалует антиквариат. В своем собственном доме она имеет, как вы, вероятно, обратили внимание, очень мало оригинальных вещей.

— И как это только можно — владеть этими великолепными вещами и не желать их видеть? — удивилась Андреа.

— Я этого тоже не в состоянии понять. Миссис Гордон просила меня позволить ей оставить эти вещи. Ну, а я свое барахло храню в чулане над спальными комнатами.

Андреа опустилась на пуховую подушку обтянутой нежно-голубым шелком софы и пригубила кофе. Хосе рассказывал истории отдельных вещей. Временами Софи поправляла его. Андреа улыбалась и кивала головой.

Внезапно что-то случилось. Вначале она решила, что это жара вызвала у нее какое-то оцепенение. Но затем почувствовала холод. Да, несмотря на горевший в камине огонь, она ощущала какой-то влажный холод. Дрожащими руками она отставила чашку в сторону. Свет в камине начал мерцать, и она услышала непонятные голоса. Эти голоса шептали, но, судя по всему, Альваресы их не слышали.

— Опасность, — шептали голоса. — Осторожнее, поберегись! Опасность. Поберегись!

Они звучали снова и снова, тихо, но настойчиво. Лица исчезли. Но оставались глаза — глаза Хосе были темными и непрозрачными, глаза Софи смотрели пристально и при этом улыбались. А в комнате становилось все холоднее и холоднее.

Андреа ожесточенно боролась, пытаясь что-то понять, объяснить происходящее. «Ты просто пьяна», — говорила она себе. Казалось, что тихие голоса гудели и дребезжали непосредственно у нее в ушах. Она уже совсем не понимала то, что говорили ее хозяева. Но несмотря на это, она продолжала улыбаться, согласно кивать головой и даже принимать участие в беседе. Лица хозяев то приближались, то отступали и исчезали совсем, чтобы затем вновь оказаться перед нею.