Татьяна Устинова - Запасной инстинкт Страница 37

Впрочем, он и не узнал бы – тут Галя усмехнулась, и теплое дыхание затуманило холодное стекло. Туман закрыл от нее дочь и ее любовника, и мать, вытянув рукав розовой пижамы, торопливо протерла глаза.

Федя не узнал бы, конечно, если бы Галя ему не сказала, а она все, все-е ему сказала!.. Как хохотал Толик, когда Галя изображала, какое лицо стало у братца в тот момент!

Впрочем, нет, остановила себя Галя. О покойниках так думать – грех, а Феденька теперь покойник. Вот интересно, покойник от слова “покой”, наверняка ведь. Ну и как, спокойно ему сейчас на ледяном мраморном столе, с биркой, привязанной к большому пальцу, с раскроенной головой, которой он так гордился и все повторял, тыкая себя в темечко, что внутри этой тыквы – гениальнейшие человеческие мозги! Мозги, наверное, теперь лежат отдельно, не внутри, а снаружи, в цинковом корытце. От этой мысли Галю чуть не вырвало, она поморщилась от отвращения и подышала в воротник своей пижамы.

…И все-таки кто там, с ее дочерью?

“БМВ” остановился, дверь распахнулась, девчонка выскочила и пропала с глаз. Галя замерла и заинтересованно вынула нос из воротника пижамы. Богатенький ухажер дочери выскочил следом за ней – полы пальто смешно развевались, а Галя фыркнула, – ринулся было вдогонку, потом замер, странно потряс головой и зачем-то задрал ее вверх. Тут-то она и увидела его лицо.

Увидела и узнала.

Вот как. Вот, значит, как!..

Больше Галю уже ничего не интересовало, и она живо сползла с подоконника, на котором почти висела, побежала было куда-то, но остановилась.

Она еще не знала, что станет делать, но ей страшно захотелось рассказать, хоть кому-нибудь. Ее охватило торжество – узнала то, чего не знал никто!

Она ощущала себя победительницей только один раз в жизни, а до этого самого раза она все время была просительницей, “униженной и оскорбленной”, маленькой, слабой женщиной, ищущей защиты и покровительства. Вкус победы оказался таким острым и сладким, отравляющим и греховным, что она даже застонала от счастья, оттого, что так остро вспомнила его!

Ну, погодите теперь! Вот теперь-то она всем покажет. Все, все у нее в руках, потому что никто ни о чем не догадывается, и только она, Галя, единственная победительница.

Берегитесь. Только она знает, какими сильными и опасными могут быть слабые женщины, “униженные и оскорбленные”!

– Варвара! Зайди ко мне сейчас же! Троепольский пролетел коридор, ворвался в свой кабинет, швырнул портфель в сторону кресла и привычным, каждодневным, естественным, как вздох, движением, включил компьютер.

– Варвара!

– Чего вам? Кофе, что ли?

В дверях маячила Шарон Самойленко с кислым видом и желтыми волосами до попы. Господи Иисусе!..

Он каждый день искренне о ней забывал и каждый раз, внезапно обнаружив ее, впадал в состояние некоторого умоисступления.

– Доброе утро, – неожиданно поздоровалась вежливая Шарон.

– Здрасти, – пробормотал Троепольский.

– Так чего вам?.. Кофе наварить?

Кофе тоже не помешал бы, но ему некогда было думать о кофе.

– Скажите, вы хоть что-нибудь помните из того, что происходит у нас в конторе?

– Вот еще! – обиделась Шарон. – У меня склерозу нету. Все я помню.

– Если помните, скажите, что здесь происходило в тот вечер, когда убили моего зама. Сядьте на диван и расскажите. Подробно. По пунктам.

– Так вы вчера спрашивали, и я вчера все…

– Давайте еще раз сегодня. Можете?

– Я все могу, – высокомерно отозвалась Шарон, прошествовала к дивану и села величественно. – Так, значит. Вы, стало быть, уехали, а все, стало быть, остались.

– Кто все?

– Да все, кто был, они и остались.

– Кто был?

– Все, – невозмутимо отозвалась Шарон. – Потом ваш второй заместитель приехали, потом курьер долго сидел, а потом Светлова тоже приехала. Собаку привезла. А потом вы…

– Стоп, – приказал Троепольский. – Сизов уезжал куда-то?

– Так следом за вами они уехали, а потом перед Светловой приехали и за стол сели.

– А Светлова когда уехала?

– Да тоже следом за вами! Не работа, а детский сад какой-то. Как вы за порог, так все и разбегаются по своим делам, как малолетние. Или вы не знали?

Троепольский не знал.

Он знал только, что Полька утащила у него из квартиры договор с Уралмашем, который он сам утащил из Федькиной квартиры, а макет пропал из всех компьютеров в конторе, и она все время как-то странно выспрашивала его про этот самый договор и про макет!

А Сизов? Куда уезжал он и почему ни слова не сказал ему об этом?!

– Или нет, что ли, – внезапно передумала Шарон, – не-ет, это неправильно я вам сказала.

– Что?!

– Да ничего, только неправильно, – пробормотала Шарон, уже настроившаяся на миролюбивый и милый разговор, который налаживался у них с шефом. – А неправильно то, что заместитель ваш еще раньше поехал, еще до того, а не после!

– После чего?!

Милый разговор уже почти сворачивал в привычное русло – в этом самом русле шеф покрывался красными пятнами и начинал орать, как бешеный, как только Шарон открывала рот, а мама вчера велела своей девочке ни за что не позволять начальнику помыкать собой. “Вот мной всю жизнь помыкали, – сказала мама девочке, – и что из этого хорошего вышло? Да ничего хорошего не вышло. На работе помыкали, дома помыкали, отец с характером был, дай бог, с каким, так хоть ты дурой-то не будь, не позволяй каждому-всякому об твою личность ноги вытирать!”

Шарон переживала за мать и в зеркале наблюдала свою личность, которая с ее точки зрения была вполне ничего. С такой выдающейся личностью, пожалуй, она заставит считаться их всех, даже такое хамло, как шеф.

– Заместитель ваш поехал еще раньше вас, вот как. Потому что когда я вам звонила, чтобы спросить, его не было, а спросить больше некого, вот и пришлось вам звонить, а то кого еще спросить?!

– А Светлова?

– А что? То есть в каком смысле Светлова? Троепольский отвернулся к стеллажу и некоторое время поизучал стопку толстых книг. “Толковый словарь русского языка” – было набрано золотом на одном из корешков. Рядом с книгами лежала дрянная картонная коробочка с надписью на боку, сделанной синим шрифтом: “Горох сушеный прессованный. Разжевать, запить водой”.

– Светлова в таком смысле, что я хочу знать, во сколько она уехала и во сколько приехала.

– Следом за вами уехала, то есть еще раньше вас. Тоже.

– Что тоже?!

– Так я говорю, что неправильно подумала. Сначала, когда вы спросили. Ну?

– Что – ну?!

– Она поехала за собачкой. У вас отпрашивалась. Вы забыли, что ли? Еще не обедали тогда. Хотя и потом не обедали, потому что нормальный пищеблок не налажен, а в смысле быта служащих такое отставание прорисовывается…