Галина Романова - Пять минут между жизнью и смертью Страница 38

– Кто они? В чем замешаны? – Сетин нехотя прислушался.

– Во всей этой свистопляске! Валерия пропадает. Куда она подевалась? Если бы сбежала, где-нибудь да проявила бы себя. Я знаком с такими случаями. Она не могла не позвонить, не могла не попросить денег. Вещи опять же! Она не могла уехать куда-то без вещей! А они все на месте. Куда она подевалась?

– Куда?! – Сетин нервно глотнул из стакана.

– Ее похитили! Это ясно, как божий день! И без вмешательства твоих милых женушек тут не обошлось.

– Почему? Почему ты так думаешь?

– Потому что: первое и самое главное – собаки! Собаки слушались Марию. Так? Так. Значит, она загнала их в вольер. Каким-то образом выманила Валерию и… Дальше я не знаю. Возможно… Ты уж прости, но, возможно, ее уже нет в живых.

– Чушь! – заорал на него Сетин и погрозил кулаком. – Я не хочу ничего слышать об этом! Она жива! Я бы… Я бы почувствовал, а я ничего не чувствую! Страха не чувствую…

И он замолчал, поняв, что все его доводы нелепы и смешны. И потому, как Сомов покосился на него, понял, что действительно смешон.

– Она снится мне, Сом, – признался Сетин бывшему однокласснику. – Снится живой. И я верю, что с ней все в порядке.

– Сны не доказательство. А вот неадекватное поведение твоих бывших – да. Зачем Саша сюда явилась? Чем мотивирует?

– Говорит, что боится за себя. Машу, мол, убили, теперь может и ее очередь наступить. И проблемы у нее финансовые в бизнесе неожиданно нарисовались, – и Сетин вкратце рассказал Ростиславу о Сашиных кредитах. – Расплакалась, я не смог устоять.

– А она не боится, что вернется твоя Валерия и оттаскает ее за волосы? – прищурился подозрительно Сомов, чуть подумал и сам себе ответил: – Не боится, значит. Значит, уверена, что та не вернется. Дай мне с ней поговорить!

– Нет, – неожиданно преградил ему дорогу Сетин. – Все, что угодно, но… Но пыточную в своем доме я устраивать не позволю. Да и не способна Саша ни на что подобное. Она просто очень сильно напугана. Ищи в другом месте, Сом. Ищи!..

Глава 16

Лев Батенин щурился яркому солнцу из маленького окна и без конца вертел шеей. Грязный воротник рубашки натирал кожу, он его уже и внутрь заворачивал, и оторвать пытался, ничего не помогало. Кожа сделалась красной и болезненно зудела. Под ногтями черная кайма. Сколько ни пытался отмыть под скудной струей ледяной воды в камере, ничего не получалось. Грязь намертво въелась под ногти и словно окаменела там.

Сейчас бы в ванну, позволил себе помечтать Батенин. А затем супчика горячего с курятиной и помидор свежий он бы съел. Большой такой, сахаристый, с толстой плотной кожицей.

Сколько же его будут еще держать? Хотя, после того как ему сообщил тот противный мужик об обыске в его квартире, он домой не особо и рвался. Понимал же, не дурак, что могли искать у него дома. Сначала узнали, кого на месте убийства арестовали. Потом адрес вычислили. А затем обыск устроили. Портфель тот злосчастный искали, и зачем он его только забрал? Зачем вообще в ту квартиру заглядывал?

Теперь ему по всем подсчетам труба. Либо за убийство посадят, если не найдут никого подходящего на эту роль, либо уже на воле убьют за портфель. Мог бы и отвертеться, конечно, мол, не брал, и все тут. А фотография?! Он же сам ее, идиот, собственноручно на самом видном месте выставил в своей квартире.

Обыск был? Был. Портфель не нашли? Не нашли. Не брал, стало быть, портфель? Получается, что так. А фотография тогда откуда? Фотография как раз из того самого портфеля. И отвертеться тут никак не получится. Ибо второй такой снимок мог быть, а вот то, что он крест-накрест перечеркнут, вряд ли могло быть совпадением. Так что…

Так что попал он по всем статьям. И неизвестно, где ему будет лучше. В тюрьме или на воле. Помыться бы вот только. Да белье поменять. Но навестить его некому.

Через час его вдруг потащили к следователю. Давно, дня три уже, не дергали. А тут вспомнили о нем. И зачем нервы свои и время на него тратят? Он все равно им ничего не скажет. Тогда ему уж точно впаяют пожизненное и к убийству все нераскрытые квартирные кражи приплюсуют.

– О, Лева, добрый день, – с мерзкой ухмылкой поприветствовал его тот мужик, который запирался с ним в кабинете, выпроводив Рашидова. – Вижу, по воле ты заскучал, так?

Батенин счел за благо промолчать. Мужик едкий, к каждому слову цепляется. Да никто еще не отменял, что молчание – золото.

– Иван Иванович будто отпускать тебя собирается, – начал издалека Сомов и сделал недвусмысленный знак Рашидову.

Тот исподтишка погрозил Сомову кулаком и ретировался к двери.

– Недолго, – предупредил, прежде чем за дверью скрыться. – Если что, я тут, рядом…

– Ну что, Лева, попал ты! Ох, как попал! – промурлыкал Сомов, подтаскивая стул к нему поближе, оседлал его, сложил руки на спинке и подбородком в них уткнулся, и глаза сделал такие печальные, печальные. – Век тебе отсюда не выбраться, если я рот чуть приоткрою.

– Чего это? – разлепил ссохшиеся губы Лев.

Пить хотелось так же сильно, как купаться. Чего-нибудь ледяного и освежающего. Из запотевшей бутылочки. Чтобы пузырьки лопались и кололи нёбо. И…

– На, попей. – Движением кудесника Сомов извлек из кармана жестяную баночку спрайта. – Тут, вижу, не балуют.

Лев бы и отказался, гордость и все такое, да и мужик был очень противный, чтобы из его рук подачки принимать. Но больно пить хотелось. Разве устоишь?

– Молоток, – подхвалил Сомов, выбрасывая пустую жестянку в мусорную корзину. – Поговорим?

Лев кивнул.

– Так вот, Левушка, что я тебе хотел сказать. – Сомов полез в карман, достал сигареты, показал на них взглядом, предлагая, Лев отказался, и он закурил один. – Я стал обладателем ценной информации, которая тебе может очень сильно навредить.

– То есть? – настороженно покосился Батенин на противного мужика.

– У меня есть свидетельские показания, что ты у нас являешься квартирным вором.

По спине у него будто гадюка под ремень поползла, так мерзко и страшно сделалось. И тут же болью стегануло под лопатки, под грудь. Кто же мог свидетельствовать, если об этом никто, никто не знает? Кто мог настучать на него? За что? Когда?

– А вот припрятал ты однажды в ненужном месте сворованный бумажничек, в котором документики чужие имелись. И потом еще раз, и еще. А человечек-то нашел их не единожды. И понял, покумекав, чем ты промышляешь. – Сомов удовлетворенно понаблюдал страх допрашиваемого и решил пойти чуть дальше, чтобы, как говорится, закрепить успех. – И тогда я прошелся по некоторым адресам недавно обворованных квартирок и просмотрел записи видеокамер, установленных в подъездах, и узнал ведь тебя, Левушка! Узнал!