Элизабет Лоуэлл - Тень и шелк (Под именем Энн Максвелл) Страница 39

Что-то здесь было не так.

– Мясо яков заменено говядиной, – еле слышно объяснил Шон.

– А, понятно!

– Но в чай добавлено масло из молока яков.

– Отлично!

Шон не сумел скрыть удивления.

– Я привыкла к его вкусу в Тибете, – призналась Дэни.

– И я тоже. Джилли считает, что я спятил, а посол поддерживает его.

– Значит, нам больше достанется, – заключила Дэни, нетерпеливо облизнув губы.

Шон тихонько усмехнулся.

По мере того как продолжалась трапеза, Дхамса постепенно оттаивал. С особенным одобрением он наблюдал, с каким удовольствием Дэни поглощала простую еду. Знакомство молодой женщины с маленькими ритуалами, связанными с каждым блюдом, также не оставило ламу равнодушным.

Наконец Дхамса повернулся к Редпас, сидевшей справа от него.

– А мой шелк? – спросил лама. – Вы что-нибудь слышали?

Годы, проведенные на дипломатическом посту, помогли Редпас скрыть удивление при виде такой непривычной прямоты.

– Мы еще отрабатываем несколько версий, – отозвалась она.

Дхамса замялся, подыскивая слова.

Редпас могла бы предложить Шона в качестве переводчика, но предпочла этого не делать. Это был утонченный способ дать ламе понять: она не в восторге оттого, что ее вызвали, как послушницу, к божественному ламе.

– Нам поможет доктор Даниэла Уоррен, – объяснила она, кивнув в сторону Дэни.

– Женщина? – спросил лама.

– Эта женщина, – невозмутимо подтвердила Редпас, – сотрудник кафедры археологии американского университета. Доктор Уоррен – эксперт по древним азиатским тканям.

Пронзительные черные глаза на миг остановились на лице Дэни.

– Ученый, – невнятно произнес лама. – Рад видеть вас.

– Знакомство с вами – большая честь для меня, достопочтенный лама, – ответила Дэни, склонив голову. – Хотя я много слышала о монахах Лазурной секты, я никогда не ожидала встретить вас здесь, в Виргинии.

– Вы знаете о нас? – встрепенулся лама.

Дэни ощутила, как Шон осторожно тронул ее под столом ногой. Она восприняла этот жест как предупреждение: следует говорить как можно меньше.

– Уже довольно давно я провожу каждое лето вблизи Великого шелкового пути, – сообщила она. – Кочевые племена почитают монахов Лазурной секты.

– Великий шелковый путь, – повторил Дхамса. – Дорога познания. Здесь зародилась Лазурная секта. Ее дух… я…

Лама издал раздраженное восклицание.

Шон негромко вмешался:

– Некогда Прасам Дхамса прошел по всему Великому шелковому пути, следуя продвижению буддизма из Индии в Китай. Вечный дух Гаутамы Будды явился ему в безмолвии этих земель.

Лама заулыбался и усердно закивал.

– Да, сын мой, – подтвердил он, – да! Когда-нибудь я вновь пройду по дороге познания, если… – Вздохнув, он печально улыбнулся. – Мир непредсказуем. Мое место здесь.

Монах, сидящий слева от Прасама, впервые поднял взгляд от нетронутой тарелки с едой.

– Добро пожаловать в западный дом лазурных монахов, – произнес монах на превосходном английском, обращаясь к Дэни.

Он был настолько молод, что годился Дхамсе во внуки. Дэни уже отметила, что его облачение было не хлопчатобумажным, как у старого ламы. Молодой монах был одет в тонкий небесно-голубой шелк.

– Очевидно, теперь ваш опыт будет необходим вдвойне, – добавил молодой монах.

– Вот как? – осторожно переспросила Дэни.

– Единственный иностранец, понимавший наши обычаи, был позорно изгнан из Тибета. Разве не так, мистер Кроу?

Шон тщательно прожевал и сделал несколько глотков чая с маслом, прежде чем ответить монаху.

В Америке считается неприличным разговаривать с набитым ртом. Но в Тибете поступок Шона сочли бы проявлением безразличия. Шон знал об этом, так же как и Дэни.

Знал и молодой монах. Шон дал ему отпор, не сказав ни слова.

– Разве мы знакомы? – спросил Шон у ламы. Дхамса взглянул на молодого монаха со смесью раздражения, смирения и уважения.

– Это Пакит Рама, – сообщил он. – Один из младших монахов.

Брови Шона взлетели. Подобные разговоры младшего монаха в присутствии ламы – это было неслыханно. Шон коротко кивнул Пакиту Раме.

– Как вы, несомненно, догадались, – произнес Пакит, – я получил образование на Западе.

– Ваш английский превосходен, – вежливо заметила Редпас.

– Ваш тоже, – откликнулся монах.

Джиллеспи смерил монаха красноречивым взглядом.

Лама что-то резко и быстро произнес по-тибетски.

Пакит поджал губы, но почтительно кивнул сначала ламе, а потом Редпас.

– Я не хотел оскорбить вас, – сообщил Пакит.

– Никто и не оскорбился, – ответила она. Дэни не поверила ни тому, ни другой.

– Боюсь, я заразился западным нетерпением, – продолжал Пакит. – Но этот шелк настолько важен для Тибета… Его значение трудно переоценить.

– Понимаю, – кивнула Редпас. На этот раз Дэни поверила обоим.

– Прасам Дхамса, – добавил Пакит, – полагается на мои советы в том, как лучше сосуществовать с остальным миром.

Судя по выражению лица самого Дхамсы, советы молодого монаха не всегда бывали желанными.

Шон понял затруднительное положение ламы. Трудно балансировать между духовной простотой и геополитическими сложностями.

«Трудно? Черта с два, – думал Шон, – попросту невозможно. По крайней мере для меня».

– Западное образование, которое так досаждает моему наставнику, я получил в сфере международной политики и дипломатии, – известил собравшихся Пакит.

– В Стэнфорде или Калифорнийском университете? – спросила Редпас.

Пакит не скрыл изумления.

– В Стэнфорде. Но как вы узнали?

– У калифорнийцев своеобразный акцент.

– Правда? Не замечал.

– Не волнуйтесь, – успокоила молодого человека Редпас. – Телевидение уравнивает все языковые различия в США. Ваш акцент уже стал или вскоре станет преобладающим.

Слегка улыбаясь, Дэни глотнула чаю с маслом и с наслаждением вспомнила о днях, проведенных на Великом шелковом пути.

– В ходе изучения курса нам требовалось прочесть немало ваших трудов, – сообщил Пакит послу.

На первый взгляд эти слова могли показаться комплиментом. Но в них читался еле уловимый намек: если бы не требования преподавателей, Пакит не стал бы утруждать себя чтением трудов посла Редпас.

Шон пил чай и выглядел таким же умиротворенным, как Дэни. Но это впечатление было обманчивым. Шон чувствовал, что Пакита раздражает присутствие Редпас.

Вероятно, виной всему просто обычное честолюбие, размышлял Шон. Оно то я дело подводит молодых людей. Пакит не желает, чтобы кто-нибудь, кроме него, нашептывал советы на ухо Прасаму.

– Некоторые из моих трудов были написаны еще до вашего рождения, – невозмутимо призналась Редпас. – Уверена, вы сочли их устаревшими.