Как найти любовь в книжном магазине - Вероника Генри Страница 30

Томазина была тронута словами Лорен. Она и не подозревала, что ее слова ободрения попали в цель и дали свои плоды. Это придало ей мужества, в котором она так нуждалась.

Сара подошла к началу службы. Она проскользнула внутрь церкви и обомлела, увидев, сколько народу пришло. Она бросила взгляд на скамьи в поисках свободного места, надеясь, что никто не обернется и не заметит ее. Сказала себе, что у нее нет причины не быть здесь, но все же ей не хотелось, чтобы на нее обратили внимание. Рядом с колонной было одно свободное место. Видно было не очень, но колонна в какой-то мере даже защищала ее от посторонних взглядов. Она села, и викарий вышел вперед, чтобы начать проповедь.

Сара подумала о Джулиусе и сжала руки.

Томазина выступала одной из первых. Она нашла свое имя в списке и поняла, что назад дороги нет. С другой стороны, чем раньше закончится это мучение, тем лучше. Она сидела в первом ряду, вместе с теми, кто читал или играл на музыкальных инструментах. Сердце ее сильно билось, ладони потели. Ей хотелось убежать, но нельзя же устраивать цирк на поминках. И она держала себя в руках.

Предыдущий гость закончил выступать с гимном «Fight The Good Fight», и настала ее очередь. Томазина встала со скамьи и направилась к кафедре с таким видом, словно шла на казнь. Она поднялась по винтовой лестнице, и ей показалось, что она находится где-то высоко в облаках. Томазина положила книгу на кафедру и открыла ее на той странице, которую собиралась читать. Она заранее подчеркнула слова красным, но сейчас они расплывались перед глазами. От мысли, что все люди в церкви смотрят на нее, ожидая, когда она начнет читать, ее бросило в жар. Она задрожала. «Просто начни, – сказала она себе, – и потом все закончится. Не успеешь и оглянуться».

Томазина начала читать, но ее голос был едва слышен. Она сделала паузу, откашлялась, проигнорировала внутренний голос, который советовал ей бежать вниз по ступенькам, по проходу и вон из церкви, и продолжила. Голос окреп. По мере того как она читала, он становился ясным и чистым:

– «Но в тот самый миг, когда глоток чаю вперемешку с крошками печенья достиг моего нёба, я вздрогнул и почувствовал, что со мной творится что-то необычное. На меня снизошло восхитительное наслаждение, само по себе совершенно беспричинное. Тут же превратности жизни сделались мне безразличны, ее горести безобидны, ее быстротечность иллюзорна – так бывает от любви, – и в меня хлынула драгоценная субстанция; или, вернее сказать, она не вошла в меня, а стала мною. Я уже не чувствовал себя ничтожным, ограниченным, смертным. Откуда взялась во мне эта безмерная радость? Я чувствовал, что она связана со вкусом чая и печенья, но бесконечно шире, и что природа ее, должно быть, иная. Откуда она? Что означает? Как ее задержать?»[16]

Под конец она читала уже совершенно уверенно. Произнося последние слова, она подняла голову и посмотрела перед собой. Прихожане были в восторге, и Томазина почувствовала радость: ей удалось сделать для Джулиуса то, что казалось ей невозможным. Она спокойно улыбнулась и закрыла книгу. Да, она почувствовала себя сильной.

К счастью для Сары, в церкви не нашлось ни одной пары сухих глаз, когда Эмилия играла на виолончели Джулиуса.

Прежде чем начать, она встала перед собравшимися и произнесла:

– Мой отец привил мне любовь к книгам, но он также привил мне глубокую страсть к музыке. Мне было пять лет, когда он впервые позволил мне поиграть на виолончели. Однажды в воскресенье он научил меня играть «Мерцай, мерцай, маленькая звездочка», и это было чудесно. Я училась в музыкальной школе, хотя и не играла так хорошо, как он. Мы часто музицировали вместе, и это было одним из его любимейших произведений. «Лебедь» Сен-Санса.

Она слегка поклонилась, села, взяла в руки смычок и начала играть. Звуки были печальными, они мягким и тягучим эхом отдавались под церковными сводами. Сара чувствовала, как они проникают ей в сердце и разбивают его. Она опустилась на колени на молитвенный уступ перед собой и спрятала лицо в ладонях, стараясь не зарыдать. Она дышала как можно глубже, чтобы успокоиться, прежде чем последний звук растает в воздухе. Наконец наступила тишина, которую нарушали только всхлипы и кашель, потом кто-то захлопал, и вскоре все присутствующие зааплодировали. Сара взяла себя в руки, села и присоединилась к общим аплодисментам. Она знала, как Джулиус гордился бы Эмилией, он очень любил дочь. Сара лишь мечтала рассказать Эмилии о том, как сияли его глаза, когда он говорил о ней.

Эмилия закончила играть и почувствовала радость. Последние две недели она репетировала каждый вечер, стараясь добиться наилучшего исполнения, и все равно боялась, что собьется или что задрожат пальцы. Но они не подвели. Потом она слушала, как квартет играет «Chanson de Nuit» Элгара. Под руководством Марлоу им удалось каким-то образом сделать эту музыку не грустной, а вдохновляющей. Эмилия не думала, что ее разбитое сердечко выдержит это, но, когда затихли последние ноты, она все еще дышала. И все еще была жива.

Томазина пробиралась к выходу из церковного двора мимо старых опрокинутых надгробий. Ей нужно было вернуться в колледж, чтобы провести последний урок. Вдруг она почувствовала, что кто-то взял ее под руку. Обернулась и увидела улыбающегося Джема.

– Вы замечательно читали, – сказал он. – Жаль, что у меня не хватило смелости. Но о сыре мало что написано, а это все, что нас объединяло с Джулиусом.

Он сделал мрачное лицо, но было понятно, что он шутит.

Томазина рассмеялась:

– Благодарю. Я очень нервничала.

– А на вид и не скажешь.

– Серьезно? – удивилась Томазина. Она думала, что все заметили, как ее трясет.

– Абсолютно. Кстати, моя мама обожает Пруста. Спасибо вам…

– Рада это слышать.

Они постояли немного, слушая, как шуршат осенние листья на ветру.

– Мне пора, – сказала Томазина. – У меня урок.

– А мне нужно в магазин. – Он поднял руку. – До встречи!

И зашагал по дорожке в сторону города, а Томазина смотрела ему вслед, чувствуя, что должна была что-то сказать, но что?

После службы Эмилия отнесла виолончель в ризницу. Она была рада, что ей есть чем заняться. Все прошло замечательно, и отец точно порадовался бы всем выступающим. Она напомнила себе, что должна отправить каждому благодарственное письмо.

– Ты прекрасно играла.

Она вздрогнула и обернулась.

У нее за спиной стоял улыбающийся Марлоу.

– Видишь? Я же говорил. Практика и еще раз практика, и ты великолепна.

– Насчет великолепия не уверена.

– Скажем так, было очень достойно.

Эмилия притворилась, что обиделась:

– Вообще-то, мне в школе даже грамоту дали. В шестом классе,