Две мелодии сердца. Путеводитель влюблённого пессимиста - Дженнифер Хартманн Страница 39

Люси прерывисто вздыхает, и я убираю руку с ее лица. Она кивает, ее глаза похожи на снежные шары, отражающие зимний пейзаж.

– Хорошо, – улыбается она. – Я схожу за своей сумочкой и ключами, и мы можем ехать.

– Ладно.

Она разворачивается и шаркающей походкой идет по подъездной дорожке.

Я вспоминаю беспокойную ночь с лихорадочными снами в начале недели, когда спросил Люси, думает ли она, что у всего случившегося есть причина. Я действительно был не в себе, но ее слова врезались в память.

Она ответила: «Нет, но я верю, что мы способны найти причину во всем».

Тогда я был слишком болен, чтобы осмыслить сказанное, однако теперь, пока я стою на подъездной дорожке под затянутым тучами небом, до меня доходит их смысл.

Эмма умерла не по какой-либо причине, кроме того, что она столкнулась с жестоким, несправедливым поворотом судьбы.

Мой отец умер не по какой-либо причине, а от собственной руки и непреодолимого горя.

Нет причин для их смерти.

Нет причин для каких-то ужасных, бессмысленных поступков.

Но когда я наблюдаю, как Люси бросает мне улыбку через плечо и исчезает в доме, чтобы забрать свою сумочку, а ее косички подпрыгивают на спине… я все понимаю.

Меня осеняет.

Для страданий нет причин, но всегда есть причина продолжать двигаться дальше.

Глава 16

Люси

– Кэл, тут невероятно! – Я бросаю сумку к своим ногам, пока Кэл вносит остальной ненужный багаж, который я как сумасшедшая запихивала в машину. Как только мы входим в гостиничный номер, перед нами открывается великолепный вид на озеро, мерцающее в огромном окне.

Отель расположен в уютном Эфраиме, тихом и непринужденном месте, соседствующем с более оживленным туристическим районом Стерджен-Бей. У меня сохранились смутные воспоминания о том, как мы бежали вприпрыжку по тротуару, держась за руку с Эммой, пили рутбир из стеклянной бутылки и умоляли родителей заходить в каждый магазин в центре города, мимо которого проходили.

Кэл ставит чемоданы рядом с кроватью и, уперев руки в бока, некоторое время наслаждается видом, затем поворачивается ко мне лицом.

– Неплохо, да? Это был последний свободный номер с видом на воду. – Он бросает взгляд на кровать и почесывает щеку.

Я улыбаюсь, преисполненная признательностью и благоговением.

– Здесь потрясающе… даже слишком. – Расстегивая бушлат, я позволяю ему соскользнуть с плеч, пока подхожу к большому окну. Прохожие прогуливаются по улице, тепло закутавшись в разноцветные шарфы и зимние шапки.

Обернувшись, я встречаюсь взглядом с Кэлом. Он стоит прямо у меня за спиной и смотрит мне в глаза. Не на вид из окна и не на воду – только на меня.

На мгновение у меня перехватывает дыхание, прежде чем глупое воспоминание заставляет улыбнуться.

– Помнишь, как ты швырнул мне в лицо тот чили-дог, когда мы обедали на берегу?

Его веселье сменяется серьезным выражением лица.

– А потом ты набила песком мои плавки.

– Один из самых приятных моментов в моей жизни, – ухмыляюсь я.

Напряжение медленно возвращается, когда мы смотрим друг другу в глаза, и Кэл делает глубокий вдох.

– Я долгое время не позволял себе думать о том времени, – признается он, глядя в сторону. – Слишком болезненное воспоминание.

Моя улыбка исчезает, и на меня накатывает мрачное чувство.

– Я все время думаю о тех каникулах, – признаюсь я.

Кэл кивает, все еще сохраняя отсутствующий вид, пока не прочищает горло и не отводит меня от окна.

– Идем. Давай оденемся и немного погуляем перед ужином.

Два часа спустя мы заходим в ближайший ресторан морепродуктов, где для нас уже накрыт стол со свечами.

Я живо вспоминаю нашу последнюю поездку, когда мы посетили популярное заведение с морепродуктами в Фиш-Крик. Тогда мы сидели у костра на длинной скамье, прижавшись друг к другу, пока перед нами танцевали языки пламени, окрашивающие нас в оранжевый цвет. Это было волшебное время, и я не могу дождаться, когда вернусь сюда в теплое время года.

Кэл выглядит взволнованным, когда мы занимаем свои места в маленькой кабинке напротив друг друга и я снимаю пальто. Я завила и распустила волосы, а также нанесла едва заметный макияж с лиловыми и ягодными оттенками, чтобы подчеркнуть клюквенный цвет платья. Я наблюдаю, как Кэл смотрит на меня, когда я откидываю волосы назад, демонстрируя обнаженные плечи, прикрытые лишь двумя тонкими бретельками. Вырез глубокий, а кожа фарфорово-белая, поскольку я не загорала зимой. Мой шрам выглядит еще более выразительно, сочетаясь с красными тонами платья.

Заерзав на стуле, Кэл теребит воротник своей темно-серой спортивной рубашки на пуговицах и отводит от меня взгляд. Я собираюсь заговорить, чтобы успокоить его какой-нибудь бессвязной историей, которую сочиню по ходу дела, но он заговаривает первым.

Его слова шокируют меня, леденя душу.

– Я был наркоманом, – объявляет он.

Я протягиваю руку за стаканом с водой, но замираю прежде, чем успеваю обхватить ее пальцами. Я моргаю, глядя на него через стол и гадая, не ослышалась ли я.

– Что? – спрашиваю на выдохе.

Сделав глубокий вдох, он наклоняется, опираясь на локти, и подпирает ладонями подбородок.

– Прости. Наверное, стоило тебя подготовить… но к черту все это. Тебе нужно знать, и не существует простого способа рассказать об этом. Я был зависим от наркотиков больше года. Я что-то потянул в спине, когда ремонтировал мотоцикл, и друг Джолин дала мне несколько обезболивающих, которые могли бы помочь. – Он не смотрит на меня. Его взгляд направлен куда-то за спину, будто ему слишком трудно произносить слова и смотреть мне в лицо одновременно. – И они помогли. Помогли так хорошо, что я стал зависим. Мгновенно. Я не мог жить без них, они завладели мной и чуть не убили.

Я изгибаю брови от недоумения и ужаса. Сочувствие переполняет меня, и я тянусь через стол, чтобы взять его за руку.

– Кэл…

Он отстраняется.

– Не надо, Люси, – говорит он, стиснув зубы. – Не надо меня жалеть. Пожалуйста. Я сам сотворил это с собой и подставил многих людей. Совершал поступки, которыми не горжусь, которые навсегда останутся пятном в моей памяти. Джолин бросила меня, когда наркотики начали занимать все больше места в жизни, и я пошел еще дальше. Я относился к женщинам как к грязи, а к сексу – как к пустому месту.

Услышав это, я отшатываюсь, опуская взгляд на скатерть. Кажется, меня подташнивает.

Подходит официант, чтобы принять наши заказы, и я бормочу что-то о диетической коле. После этого я даже не замечаю, как он уходит.

– Чуть больше двух лет назад