Даниэла Стил - Жажда странствий

Даниэла Стил

Жажда странствий

Моим любимым странникам…

Вас не встретишь на прогулке по аллеям Центрального парка, вы вечно рветесь куда-нибудь в дебри долины Амазонки, в далекий Китай, ваша мечта — мчаться в «Восточном экспрессе»… Вы подарили мне жизнь, каждый по-своему: мой отец Джон и мой муж Джон, и в благодарность я посвятила эту книгу вам, а также чудо-девочке Виктории, моему ненаглядному сокровищу, с пожеланием, чтобы вы не слишком отдалялись от меня, когда жажда странствий позовет вас в дорогу.

Глава 1

Весь дом насквозь был пронизан солнечным светом, свободно льющимся сквозь большие высокие окна. Сверкала натертая воском резная, красного дерева, облицовка камина в парадной гостиной; каждая розетка, каждый ее завиток были отполированы до зеркального блеска. Длинный инкрустированный стол в центре гостиной являл собой изысканное произведение искусства, однако разглядеть его было нелегко: сюда чуть ли не целый месяц складывались дорогие свадебные подарки. Резные нефритовые фигурки, массивные серебряные блюда, кружевные скатерти, десятка три роскошнейших хрустальных ваз, не менее полусотни всевозможных столовых приборов с оригинальными солонками и перечницами, дюжина серебряных канделябров…

На краю стола лежал блокнот, куда аккуратно записывали все до единого имена друзей и принесенные ими дары, дабы потом невеста могла поблагодарить каждого из них в отдельности. Одна из горничных ежедневно сметала с подарков пыль, дворецкий следил, чтобы серебро было начищено и сверкало так же ослепительно, как и все, что находилось в особняке Рисколлов. Здесь царил дух утонченной роскоши, не оставлявший сомнений в том, что владельцы дома чрезвычайно богаты, но, похоже, этим вовсе не кичатся. Парадная гостиная была надежно защищена от любопытных взоров, на окнах — тяжелые бархатные шторы и кружевные занавеси. Вокруг особняка — пышные деревья, ухоженная живая изгородь, прочная кованая ограда. Да, дом Рисколлов был настоящей крепостью.

В огромном холле с плавно уходящей вверх широкой лестницей послышался негромкий женский голос. Через минуту в гостиную вошла высокая молодая женщина двадцати с небольшим лет, длинноногая, с узкими бедрами и точеными плечами. На ней был розовый атласный халат, розовые атласные туфельки, медные волосы собраны в пучок на затылке. Атласный халат ниспадал до пола мягкими складками, но вот в движениях девушки, ее походке не было решительно никакой мягкости. Прямая как струна, она вдруг остановилась, сделала еще несколько шагов и принялась рассматривать лежавшие на столе подарки, медленно переводя взгляд с предмета па предмет. Потом быстро подошла к столу и стала читать в блокноте имена, которые сама же и записала: Астор, Тюдор, Ван Кэмп, Стерлинг, Флад, Уотсон, Крокер, Тоубин… Цвет высшего общества Сан-Франциско. Нет, почему только Сан-Франциско? Всей Калифорнии, даже всей Америки. Громкие имена, известные всем людям, роскошные подарки.

Девушка еще раз равнодушно оглядела стол, потом приблизилась к окну и выглянула в сад. Он содержался в идеальном порядке — таким она знала его с детства. Особенно ей нравились тюльпаны, которые сажала бабушка. Весной перед домом вспыхивало немыслимое буйство красок, в Гонолулу таких цветов не было…

А здесь, в этом саду, все было так дорого ее сердцу. Девушка вздохнула, вспомнив, сколько ей сегодня предстоит переделать дел, отвернулась от окна и снова бросила взгляд на дорогие подарки. Да, прелестные вещицы, ничего не скажешь… И невеста будет прелестна, если только удастся отвести ее к портнихе на примерку. Одри Рисколл посмотрела на усыпанные бриллиантами узкие золотые часики в тонком рубиновом браслете. Они достались ей от матери, и она очень ими дорожила, Порядок в комнатах бельэтажа поддерживали две горничные и дворецкий, спальни наверху убирала третья горничная, еще имелись прачка, повариха и ее помощница, два садовника, шофер. Всего прислуги в доме было десять душ, и Одри приходилось тратить на них уйму времени. Впрочем, ей эти хлопоты были привычны. Она вела дом уже четырнадцать лет с тех пор как приехала сюда со своей сестрой с Гавайских островов, из Гонолулу, где погибли их родители. Ей было тогда одиннадцать, Аннабел — семь лет. Одри вспомнилось туманное утро, когда они впервые оказались в Сан-Франциско и испуганная Аннабел громко плакала, вцепившись ей в руку. Дед послал за ними на Гавайи свою домоправительницу миссис Миллер, и все дни, что они плыли на корабле, эта старушка и Аннабел страдали морской болезнью. А вот Одри хоть бы что, ее совсем не укачивало.

А потом, четыре года спустя, она ухаживала за миссис Миллер. когда та умирала от испанки. Домоправительница научила Одри управлять богатым аристократическим домом, посвятила во все тонкости и секреты своего ремесла, объяснив, чего неукоснительно требует дед. Юная хозяйка хорошо усвоила эти уроки и довела искусство управления домом до совершенства, …Одри в халате из розового атласа быстро прошла в столовую через анфиладу парадных комнат, села на свое обычное место в дальнем конце обеденного стола и нажала на рубиновую с нефритовым ободком кнопку. Девушка всегда завтракала здесь, в отличие от сестры, которой приносили завтрак в постель на серебряном подносе, покрытом белоснежной салфеткой. На звонок тотчас явилась горничная в сером форменном платье, в белом, жестко накрахмаленном переднике, манжетах и наколке и, волнуясь, устремила взгляд на молодую женщину, которая сидела прямо, не касаясь спинки орехового инкрустированного стула времен королевы Анны.

— Что вам угодно, мисс Рисколл?

— Мэри, мне сегодня только кофе.

— Сейчас принесу, мисс Рисколл.

— Благодарю.

Одри холодно, без улыбки посмотрела на горничную. Да, слуги боятся ее, боятся почти все, кроме тех, кто хорошо знает, кто помнит маленькую девочку, которая сломя голову носилась по лужайке перед домом, играла в прятки, в мяч, каталась на велосипеде, однажды даже упала с дерева… Но Мэри все это неведомо, она одних лет с Одри и видит перед собой лишь чопорную, властную хозяйку и, конечно, даже не подозревает о том, что неприступно строгая мисс Рисколл на самом деле обладает великолепным чувством юмора — нужно только внимательно вглядеться в ее замечательные синие глаза. Но мало кто дает себе труд разглядывать невидимые на первый взгляд особенности характера мисс Рисколл, и уж тем более прислуга, для которой она просто холодная, безнадежная старая дева, вековуха.

Одри в доме иначе как вековухой за глаза не называли, а вот младшая, Аннабел, была чудо как хороша собой. Белокурая, с нежным ангельским личиком, Аннабел была хрупка и воздушна, поистине неземное создание — образ, столь пленительный и ценимый в тридцатые годы, равно как и в двадцатые, и в десятые годы, а также сто, двести, и триста, и еще не сосчитать сколько лет назад. Сказочная принцесса, прелестное, беспомощное дитя… Одри до сих пор помнит, как пела, убаюкивая сестренку, когда их родители погибли, возвращаясь домой с острова Бора-Бора. Отец проводил свою жизнь в путешествиях; это была страсть, которой он не мог противиться, и их мать всюду сопровождала его, опасаясь, что иначе муж ее бросит. Так вместе с ним она отправилась и на дно океана, когда корабль потерпел крушение, попав в шторм в двух днях пути от Папеэте. Ни обломков, ни останков так потом и не нашли. Две маленькие девочки остались одни на белом свете, из родственников у них был только старый дед. Ах как испугалась бедняжка Аннабел, впервые представ пред его грозными очами, как сжала ее руку Одри, у девчушек даже пальчики побелели. Одри слегка усмехнулась, вспомнив эту сцену. Да, нагнал тогда дед на них страху, особенно на маленькую Анни, уж он постарался.