Кристин Ханна - Разные берега

Кристин Ханна

Разные берега

Глава первая

Сиэтл, штат Вашингтон

Все началось со второго мартини.

– Да ладно, давай еще по одному! – уговаривала ее Меган.

– Нет, мне хватит.

Элизабет знала, что с алкоголем ей лучше не связываться. В этом она убедилась еще в 1976 году, когда училась в Университете штата Вашингтон.

– Ты не можешь не выпить за мои сорок два. Помнишь, как я прошлой весной напилась на твоем сорокапятилетии?

Да уж, празднование было бурное!

Меган подняла руку, подзывая официантку:

– Пожалуйста, еще два мартини и начос с фасолью.

Элизабет улыбнулась:

– Как бы мы об этом не пожалели.

Официантка вскоре вернулась с коктейлями и убрала пустые бокалы.

– Ну, мое здоровье! – сказала Меган, чокаясь с Элизабет.

Они дружили больше двадцати лет. После окончания колледжа их жизнь сложилась по-разному: Элизабет полностью посвятила себя семье, мужу, воспитанию детей, а Меган сделала блестящую карьеру юриста по бракоразводным делам.

Однако дружба их сохранилась. На протяжении всех этих лет Элизабет переезжала из города в город, но они с Меган поддерживали отношения, переписываясь по электронной почте, часто перезванивались.

Теперь наконец-то они поселились неподалеку друг от друга и могли время от времени встречаться. Для Элизабет это было самым приятным результатом недавнего переезда в штат Орегон.

Когда официантка принесла им по третьему коктейлю, Меган уже громко хохотала. Она взяла начос, на котором было больше всего сыра, и взглянула на Элизабет:

– Птичка моя, в чем дело?

Элизабет отодвинула свой бокал и откинулась на спинку стула, скрестив руки на груди. В последнее время это стало ее любимой позой.

– Птичка! – повторила Меган.

– Да все в порядке, не обращай внимания.

Меган понизила голос:

– Нет, я же вижу, с тобой что-то происходит. Я твоя подруга. Я люблю тебя. Выкладывай.

Именно поэтому Элизабет старалась не пить. Под действием спиртного ее неудовлетворенность жизнью переходила все возможные пределы. Она взглянула на свою лучшую подругу и поняла, что больше не может молчать.

Ее брак был на грани распада. Об этом тяжело думать, а рассказывать еще тяжелее.

Они с Джеком любили друг друга, но это чувство все больше напоминало привычку. Былая страсть уже давно прошла.

Но Элизабет не могла говорить об этом.

– В последнее время я что-то не очень довольна своей жизнью. Вот и все.

– А чего тебе не хватает? – спросила Меган.

– Тебе это покажется глупым.

– Я достаточно выпила, так что мне уже ничего не покажется глупым.

– Я хотела бы... стать такой, какой я когда-то была.

– Милая моя... – вздохнула Меган. – С Джеком ты, конечно, об этом не разговаривала.

– Каждый раз, когда доходит до серьезного разговора, я чего-то пугаюсь и говорю ему, что все в порядке.

– Я и понятия не имела, что тебе так плохо.

– А хуже всего, что я и несчастной себя не чувствую. – Элизабет облокотилась о стол. – Я просто чувствую себя опустошенной.

– Тебе сорок пять, дети уехали в колледж, отношения с Джеком уже не те, и ты хочешь начать все заново. Среди моих клиенток много таких, как ты.

– Ну вот! К тому же выясняется, что я такая же, как все.

– А что в этом страшного? Стереотипы как раз и отражают правду жизни. Ты хочешь уйти от Джека?

Элизабет посмотрела на обручальное кольцо с бриллиантом, которое не снимала вот уже двадцать четыре года.

– Да, я хочу пожить одна.

– Послушай, Птичка моя, каждый день я слышу от клиенток, какие они несчастные. Большинство из них в конце концов меняют замужество на работу с девяти до пяти и массу неоплаченных счетов. А их дорогие муженьки очень скоро снова женятся – на какой-нибудь молоденькой официантке. Отсюда первый совет: в том, что ты чувствуешь душевную пустоту, Джек не виноват. Сделать Элизабет Шор счастливой может только она сама.

– Я не знаю, как это сделать.

– Птичка, дорогая, давай начистоту. Я помню тебя талантливой, независимой, артистичной, умной девушкой. В колледже все думали, что ты станешь известной художницей. А теперь ты только тем и занимаешься, что украшаешь ваш очередной дом.

– Ты ко мне несправедлива.

– Я адвокат. Категория справедливости меня не интересует, – сказала Меган. – Кроме того, я знаю, что тебе было трудно с Джеком, когда он играл в футбол. Я знаю, что тебе хотелось где-нибудь осесть и пустить корни.

– Нет, ничего ты не знаешь, – перебила Элизабет. – С начала нашего замужества мы поменяли с десяток домов в разных городах. Ты-то сама постоянно живешь в Сиэтле. Ты не представляешь, каково это – вечно переезжать. Да, я помешалась на обустройстве и домашнем уюте. Но это потому, Мег, что здесь, в Эко-Бич, я чувствую себя дома. Впервые с детства.

– Хорошо, – ответила Меган. – Забудем про дом. Давай о другом. Что-то я не припомню, чтобы ты в последнее время рисовала. Или я не права?

На эту тему Элизабет уж точно не хотела говорить.

– Когда появились дети, на это не осталось времени.

– А сейчас?

Меган была доброжелательна, но настойчива. Она тактично напомнила Элизабет о том, что дочери уже больше не живут дома. Они ведь всегда были для Элизабет главным оправданием ее существования.

Но только женщина, у которой нет детей, может подумать, что все легко начать сначала. Мег не знает, что значит посвятить два десятка лет жизни детям, а потом понять, что они покинули дом навсегда.

И все же Элизабет вынуждена была признать, что мысли снова заняться живописью ее посещали. Несколько раз она даже принималась за наброски. Но результаты были неутешительными. Именно поэтому она посвятила все свои художественные задатки обустройству дома.

– Для того чтобы писать картины, необходима страсть, – сказала она. – Или просто молодость.

– Ерунда.

Меган покопалась в сумочке, достала блокнот и ручку. Что-то написала, вырвала страницу и протянула ее Элизабет.

– Я почти год ждала момента, чтобы рекомендовать тебе вот это.

Элизабет прочла: «Женская группа взаимной поддержки. Четверг, 19.00. Колледж «Астория». Аудитория 106».

– Мег, но я...

– Послушай меня, Птичка. У меня много клиенток в округе Грейс, и я рекомендую им посещать эту группу. Там собираются женщины, большинство недавно разведенные, чтобы поговорить друг с другом.

Элизабет сидела, уставившись на листок бумаги. Одно дело – выпить и откровенно поговорить с лучшей подругой, но совсем другое – войти в комнату, где полно незнакомых женщин, и заявить, что потеряла смысл жизни.

Она надеялась, что ее улыбка не выдавала горечи и сомнения.