Брат мужа - Мария Зайцева Страница 11

Может, появление Ивана к лучшему? И это – та встряска, что так необходима Севе?

Между тем, голос в комнате утихает, скрипит пол, прогибаясь под немалой тяжестью, и в кухне становится тесно.

Я не поворачиваюсь, просто ощущаю, как сгустился воздух от чужого присутствия. Чувствую, как Иван на меня смотрит, молча, внимательно изучает. Настойчивый взгляд скользит от ног до головы и обратно, словно сканирует опять.

Мне от этого не по себе. Неприятно и жутковато даже.

Потому разрушаю возникшую напряженность первой.

– Хочешь чаю?

Иван первым стал называть меня на «ты», потому не считаю нужным деликатничать.

– Да, – гудит он, – не откажусь… И пожрать тоже.

– У меня не особенно что-то есть… – Боже, почему я оправдываюсь-то? – Я не готовлю… Только для Севы, но тебе вряд ли подойдет его диета.

– А зачем ему диета? – Иван садится за стол, прямо на место Севы, и это почему-то коробит. Кухня у нас маленькая, конечно, и посадочных мест всего два, но чужой человек на месте мужа смотрится неправильно.

Тот же участковый сидел на моем месте…

– Доктор прописал, – отвечаю я, нервно переставляя чашки, и продолжаю зачем-то, – он лежит, это – проблемы с желудком, внутренними органами… Чем дольше лежит, тем больше проблем… И потому пища должна быть здоровая, чтоб дополнительно не раздражать пищеварительную систему.

– А может, ему наоборот, дать чего-нибудь вкусного? Или невкусного? – Иван, словно не замечая моего раздражения, берет чашку, отпивает, цепляет бутерброд с тарелки и откусывает сразу половину.

– Смотря что считать вкусным, – говорю я, злясь уже, – от жирного или острого у него случится понос, – тут я кошусь на второй бутерброд в руках Ивана и думаю, что была бы рада, если б мои слова отбили у него аппетит. Конечно, этого не происходит. Иван, судя по внешности и поведению, явно не из тех мужчин, кого можно отвратить от еды словами про физиологические отправления. Он спокойно жует, кивает, признавая мою правоту, – или запор, – продолжаю я еще более злобно, – представь, каково это, с лежачим больным.

– Кстати, а почему он не встает в туалет? – тут же спрашивает Иван, – он же может? Я думал, что это – естественная потребность…

– Может, – я с грохотом ставлю тарелку из-под бутербродов в мойку, – но не хочет.

– А если водить?

– Кто будет его водить? Я? Как ты себе это представляешь? – злость моя переходит уже края, потому что вопросы у Ивана глупые, а я устала, – во мне сорок восемь кило, в нем – около восьмидесяти. При всем моем желании, я его не утащу.

– Понял, – кивает Иван, – я буду таскать. Может, он быстрее в себя придет… – и договаривает, глядя в мои, наверняка, безмерно удивленные глаза, – сама же говоришь, что ему нельзя лежать постоянно… Внутренние органы, то да сё…

11

Следующим утром, стоя у закрытой двери в туалет, я понимаю, что вот она, моя новая реальность, все объемней и многогранней становится.

Как-то вчера, после безапелляционного заявления Ивана о том, что он будет таскать Севу в туалет и вообще заботиться о нем серьезно, я не предполагала такого развития событий…

А Иван, не получив от меня никакой внятной реакции, да и какая может быть реакция, когда все настолько неожиданно, развил серьезную деятельность. Оказалось, что в той сумке, оставленной в коридоре, все его вещи. И имеется там спальник, который Иван совершенно спокойно бросил у окна, с другой стороны от кровати Севы.

Саму сумку пристроил там же, неподалеку. Вытащил из нее небольшой кофр с принадлежностями для личной гигиены, унес в ванную.

Обжился, короче говоря.

И все это – в течение десяти минут!

Я только и успевала, что ресницами хлопать на такую резвость.

Иван не спрашивал моего разрешения, не договаривался по условиям проживания, словно наш недолгий диалог в кухне был определяющим, и после него ничего не требовалось больше.

И я не понимала, как действовать дальше. Отказываться от его помощи? Так, вроде, согласилась уже. Выгонять? Как-то это неправильно… Он же помощь предложил… И за Севой ухаживать… Понятно, что это будет удобней делать, если Иван здесь останется. Но все равно скорость и размах поражали.

Наша, и без того небольшая квартира стала неожиданно еще меньше, оказалось, что присутствие еще одного взрослого человека значительно сгустило атмосферу. К тому же, у Ивана были такие габариты, что сложно оставаться незаметным…

В итоге я, так ничего и не придумав, ушла в другую комнату, прилегла на диван, который обжила после несчастья, случившегося в нашей семье, и закрыла глаза, чтоб хоть как-то отгородиться от всего.

Присутствие в моей квартире постороннего человека неосознанно напрягало. Постоянно тянуло прислушаться, понять, что именно сейчас делает Иван. Старый скрипучий пол выдавал его с головой.

Вот тяжело и натужно запели доски, когда мужчина прошел на кухню. Там чем-то гремел, что-то переставлял. Такая бесцеремонность… Не спрашивая меня… Возмущения не было, только вялый, невнятный протест. Больше формальный, чем реальный.

Вот протопал обратно. Тихий бубнеж, в котором едва различались слова «Севка», «брат», «давай, попробуй…»

И надо было бы встать, сказать, что Севу кормить пора. И что у него есть специальная кружка-поильник… И что он может все выплюнуть, а потому нужно держать под рукой полотенце и влажные салфетки…

И где-то между этими мыслями я и уснула. Самым позорным и странным образом отключилась, словно в кому впала.

Без сновидений, только с каким-то постоянным неопределяемым полностью ощущением неправильности происходящего. Тревоги.

И проснулась от этой тревоги, словно по лицу кто-то ударил!

Подскочила, прижала ладонь к пылающей щеке, пытаясь унять тяжело бьющееся сердце.

Огляделась, с недоумением отбросила плед, который, я совершенно точно знала, лежал в шкафу. А теперь оказался на мне. То есть… То есть, Иван заходил сюда, смотрел на меня, спящую… И потом полазил по шкафам, нашел плед и укрыл!

Это уже была какая-то незамутненная наглость, простота, которая хуже воровства!

Нахмурившись, я встала с твердым намерением высказать Ивану все, что думаю о его поведении. Всему есть предел, в конце концов!

Мог бы меня просто разбудить. Тем более, что надо Севу кормить и менять ему памперс, вовремя это не сделаешь, и сразу будет масса дополнительных забот…

Но на пороге комнаты я остановилась, глядя на широченную спину Ивана, сидящего возле кровати Севы.

– И вот прикинь, брат, я выхожу и вижу, как над буровой дым…

Иван говорил, похоже, уже давно, рассказывал какую-то странную историю про пожар на буровой платформе, и я, пораженная мирной теплотой картины, хотела отступить обратно в коридор, но тут Иван обернулся.

Каким образом он услышал меня, не знаю, ведь это его скрипучий пол выдавал с головой, а меня-то – нет. И подошла я совершенно беззвучно.

– Привет, Алина, – кивнул Иван, скользув взглядом по моим босым ногам, – выспалась? А мы тут болтаем…

– Да… – ответила я, как-то разом растеряв весь свой боевой запал, – спасибо, что укрыл. Но не стоило…

– Ты прости, я не лазил, просто первый попавшийся шкаф открыл, а там плед, – пробасил Иван, поднимаясь с табуретки. Я проследила, как макушка его едва не задела люстру. Боже, какой же у него рост? Сева тоже был высоким, гораздо выше меня, но все же не настолько. Этот словно медведь гризли, честное слово.

– Ничего страшного… – пробормотала я, хотя совсем недавно была полна намерения серьезно высказать незванному гостю все, что думаю о его бесцеремонности, – как у вас дела? Севе кушать пора. И памперс…

– Он поел, – ответил Иван, – там я кашу нашел в холодильнике, разогрел. И кружку его нашел, это же она?

Он продемонстрировал мне Севину кружку-поильник.

– Да…

– И памперс поменял я, – продолжил Иван спокойно, словно вообще в этом нет ничего такого, менять памперс взрослому мужчине, – а еще в туалет его сводил.

– Сводил? – я с надеждой кинула взгляд на Севу, безучастно смотрящего мультфильмы, – и он шел? Сам?

– Оттащил, – признался Иван с легкой досадой, – но ничего, скоро сам пойдет.

– Спасибо… – это все, что я могла