Пристроить шпиона - Мария Зайцева Страница 18

- А если он меня… силой? – прошептала я, испытующе глядя на отца.

- Ну… Ты же – моя дочь, - пожал он плечами.

Я даже не знала , что ответить.  У нас шел какой-то, совершенно чудовищный с точки зрения логики и эмоций, разговор… И я не знала, как  ко всему этому относиться.  Единственное, что я понимала, то , что отец – совершенно серьезен. Абсолютно. И не шутит.  А это значит…

- И сколько мне нужно будет?..

- Пока я не решу вопрос.

- А как я узнаю, что ты его решил?

- Ты узнаешь.

Я переворачиваюсь на бок, игнорируя противную резь в глазах.  Проклинаю свою слабость и дурость.  Мне надо было просто сбежать.  Просто не согласиться на это все! Отказаться! Пусть сам выгребает!  Но в одном отец был прав.  Я – реально его дочь. Пока еще.  Щелчка замка на двери я не слышу. Да и, даже если б слышала, не поверила бы. Сама же закрывала! Сама!  Но присутствие чужого в комнате ощущаю.  Торопливо вскидываюсь, раскрываю рот. Если это Вовчик раздобыл запасной ключ, то он им сейчас подавится!  Но темная фигура, двигающаяся неожиданно быстро и страшно, наваливается на меня, жесткие пальцы закрывают рот, а ухо обжигает знакомый тихий хрип:

- Спокойно, Принцеска, спокойно…

Я замираю, тараща огромные глаза в темноту комнаты, дышу тяжело… И чувствую, как ладонь ползет по груди, сжимая мимоходом, а затем и распахивая тонкую блузу на запахе…  Это чудовищно! И… дико. И… че-е-ерт…

12. Леха

- Спокойно, Принцесса, спокойно… - хриплю я, совершенно не рассчитывая на ее благоразумие ( а как можно рассчитывать на то, чего отродясь не водилось?) и закрывая распахнутый в безмолвном крике ротик. Времени у меня мало, очень даже мало, только на поговорить, но руки с этим не соглашаются.

Губы ее нежные скользят по ладони, огромные испуганные глаза упираются в мое лицо, в них уже узнавание, а моя вторая рука действует самостоятельно, не связываясь с мозгом.

Я, оказывается, офигительно скучал все это время.  Вот и повело, стоило лишь дотронуться.  Лапа привычно и сладко сжимает мягкую грудь, ласкает ставший остреньким сосок, и сразу же кровь  горячей волной шарашит в пах.

Непроизвольно толкаюсь, глаза Принцески становятся еще больше, дыхание еще прерывистей…

Че-е-ерт… Времени мало! Мало времени!!!

Генерал, сука, зачем ты так со мной???

Ладонь скользит ниже, сходу – к подолу юбки, задирает, кожа нежная, гладкая такая, тронешь – горит! И у меня все внутри горит!  Принцеска стонет тихо и так заводяще, что… Что я убираю пальцы с ее губ и , без перехода, сразу же заменяю их своими губами.

В голове мутнеет, сил никаких нет тормозить себя, а она не помогает, забираясь тонкими пальчиками в отросшие на затылке волосы, проходясь  ногтями по шее и отвечая! Отвечая на мой поцелуй!

Проклятая Принцеска! Болезнь моя горько-сладкая, пьянящая!

Сейчас не помнится ничего: ни как расстались, ни как все решил остановить, бросить, прекратить…  Ни как встретились взглядами сегодня утром.  В доме ее женишка гребанного! Единственное, что в памяти – как он прижимал ее в столовой недавно. Лапал, тварь наркоманская, за лицо и талию!  Как я его не убил?  Хрен его знает… Под счастливой звездой родился, сволочонок… Правда, проживет недолго, но это  уже издержки.

Принцеска выгибается и раздвигает ноги.

Ты поговорить хотел, Леха? Обозначить свою позицию, вопреки приказу?

Похер! Провожу по промежности, охреневая от влаги, сладкой и тягучей.  Хочется облизать пальцы. Потом. Обязательно.  А пока…  Отрываюсь от нее, кайфуя от вида мокрых измученных губ, приподнимаюсь, сдвигая тонкую ткань белья в сторону и быстро расстегивая ширинку.

Она знает, что я делаю. Чувствует.

И подается навстречу безмолвно. Сама.  Глаза блестят в полутьме камнями драгоценными, черными алмазами самой большой каратности, сводят с ума.

А затем я опять закрываю рот ей ладонью, одновременно двигая бедрами.  Ее выгибает в пояснице, глаза закатываются, по щекам текут слезы… И я не могу тормознуть, не могу даже спросить ее, почему плачет. Больно? Приятно? Обидно? Страшно? Или что?  Не могу, потому что мне эта информация нихрена не даст.  Я все равно не остановлюсь.  Не смогу просто.

В башке безумной, забитой ее ароматом, сладкими ощущениями ее тонкого тела, потрясающим кайфом от того, какая она мокрая, горячая и узкая, не возникает ни одной мысли.

Я наклоняюсь, слизываю слезы с ее щеки, фиксирую по плечам так, чтоб не двигалась… И не могу тормознуть, все наращиваю темп, гонясь не за ее, за своим только удовольствием, безумным кайфом, и остановиться сейчас даже под дулом пистолета не смогу. Даже если сюда привалит ее папаша, с табельным наперевес! Даже если он сюда всю контору притащит! Похер! Похер, похер, похер!!!

Жадно впиваюсь в беззащитно подставленную шею, кусаю от избытка эмоций, глаза заволакивает красным маревом, в котором только мы с ней. И никого больше.

Я -  точно больной. Бешеный. Сумасшедший. Я не смогу остановить это все. Ни сейчас. Ни потом.

Принцеска, маленькая такая в моих лапах, тонкая и мягкая, подчиняется безмолвно. Плачет , тихо выдыхает в такт бешеным, диким толчкам, обнимает за шею руками и за бедра ногами, льнет всем телом, несмотря на грубость мою, жестокость, бесцеремонность.  Тянется, скользит губами по внутренней стороне ладони, а меня еще больше торкает.  Еще сильнее!

Убираю ладонь с ее губ, опять целую, в этот раз нежнее, не так зверски, но глубже, грязнее.  Стук посторонний мешает, с трудом выныриваю из красного марева, соображаю, что это спинка кровати стучит о стену, на подсознательном уровне приходит понимание, что нельзя шуметь. Пропалю всю контору, и, самое главное, не кончу!  А это – смерти подобно! И потому прихватываю одной рукой спинку, фиксируя так, чтоб не стучала, и ускоряюсь еще.  Принцеска непрерывно гладит меня по груди, пытаясь пальчиками нырнуть за ворот рубашки, добраться до кожи, потом опять – по шее ноготками, кошка моя дикая, потом – на затылок. И по-новой… Губы