Горький шоколад (СИ) - Жигалова Ульяна Страница 3

— Что долбишься, придурок, дверь сломаешь! — прикрикнула она на Беса, который запыхавшись почти упал внутрь.

— Ксенька, мы попали. Парней положили, я к тебе, бабки спрячь. Мне скрыться надо, — он тяжело дышал, и держал руку под курткой, согнутой на уровне груди.

— Что с тобой? Какие бабки? Кого положили? Что ты несешь? — не поняла Ксюша, и схватила за локоть.

— Уй, блин! Не тронь, меня подстрелили. Бабки те, которые ты вчера говорила. Лимон баксов, мы с пацанами решили тряхнуть коммерсов. Красавчик на стройке охранником подрабатывает, там рядом, ну ты знаешь, он угнал автокран, и на этой бандуре в них въехал. Пока они были без сознания, я дипломат у коммерса выдернул, мы в машину к Гоге и по газам, только метров пять отъехали … а тут эти, выскочили двое и стрелять начали… Гогу сразу уложили, машина в стену, мы выскочили, Красавчик упал, а я через окно в подвал жилого дома, там дворами и ушел…

— Господи, что ты несешь? Не могу поверить…

— Все, Ксенька, пошел я, мне скрыться надо… бабки спрячь, на годик-два, пока не пались… я потом тебя найду, — он сунул темную потертую сумку и быстро пошел по коридору.

Ксения стояла в шоке, потом расстегнула сумку — пачки долларов. Видно, парни успели переложить деньги в заранее приготовленную сумку, что убедило ее — это правда, они действительно ограбили кого-то, причем готовились.

— Уроды — застонала Ксения, — их же найдут на раз-два, блин, и меня найдут! — быстро накинула куртку, тапки, схватила сумку с деньгами и побежала следом за Бесом. Спустившись на первый этаж, увидела, как за Бесом захлопнулась дверь и сразу же — резко грохнул выстрел за дверями подъезда и раздался сдавленный вскрик. Остановилась — бежать некуда. За Бесом пришли. Наверняка уже застрелили, сейчас войдут в подъезд, а тут она с деньгами…

Ксения быстро сбежала на полпролета вниз, к двери подвала, там вечно обретались бомжи и дверь была открыта. Дверь открывалась наружу, а изнутри у двери стоял ломик, которым бомжи закрывали дверь — просто вставив в ручку двери и уперев в косяки. Дрожащими руками Ксения вставила ломик и пошла в темноту подвала. Под ногами был какой-то мягкий хлам, бутылки, коробки. Она еще не осознала происходящего, и просто бежала в ужасе, как испуганное животное. Каких-то мыслей в голове не было — только бежать.

Подвал был сквозной под всем домом, ее подъезд посередине. Чем дальше, тем было темнее. Видимо, рачительные бомжики все двери держали закрытыми. Глаза привыкли к темноте, идти стало легче. По подвалу проходило множество труб, запах канализации был достаточно сильным, часть труб была обмотана каким-то материалом, что-то вроде пакли, и поверху мешковиной. Обмотка местами была сорвана, и использована в качестве матрацев.

В самом конце подвала, где трубы то ли начинались, то ли заканчивались, из труб были составлены какие-то повороты, соединения и сварные опоры. Деньги жгли Ксении руку, она подошла к самому углу, за трубой было немного места. Завернув сумку в паклю и мешковину, она забила ее за трубу в самом низу, достаточно далеко, даже в двух шагах не видно, если не знать, что там что-то спрятано.

Избавившись от денег, девушка стала думать, что ей то делать? Вернуться в комнату нельзя, явно там сейчас преследователи Беса. Вышла она без сумки, без паспорта, без денег. Куртка осенняя, поверх халата, и все. В карманах — мелочь металлическая, пара бумажек, пачка сигарет. На улице зима, а у нее ноги голые и в тапках. Здесь она решила сидеть до вечера, потом пойти домой и взять вещи. Но страх мутил голову, сердце рвалось к горлу, руки тряслись. И страх толкал «беги».

Ксения поднялась по лестнице, наощупь стала искать дверь. Споткнулась, упала, разбила колени. Нащупала дверь, толкнула — закрыто. Начала ощупывать по периметру, о, удача, здесь был обычный крючок! Откинув металлический крючок, сидевший весьма крепко, так что ободрала костяшки пальцев, Ксения приоткрыла дверь. В этом подъезде было тихо, осторожно вышла. Прошла до подъездной двери, выглянула в щель.

Возле ее подъезда стояла машина, возле нее два крепких мужчины в кожаных куртках. Выходить стало страшно, пошла назад. Тут в подъезд вышла молодая испитая женщина. В руках у нее были сумки с пустыми бутылками. Увидев Ксюшу, она заулыбалась щербатым ртом,

— Доброе, слышь, девка, у тебя курить есть? Курить хочу, не могу, и похмелится нечем. А этот хрен, высосал ночью мою заначку и дрыхнет, сука. Сдохну сейчас, как курить охота.

Ксения еще раньше обнаружила в кармане куртки пачку сигарет, как-то с девчонками баловались, так и забыла. Она достала пачку, открыла — зажигалка лежала так же внутри. Это Танька всегда так делала, чтобы не потерять.

Она протянула пачку тетке, та никак нем могла достать сигарету, руки дрожали. Тогда Ксения достала ей сигарету, прикурила и сунула в руку. Та блаженно затянулась. Вторую сигарету Ксения прикурила для себя. Какое уж тут здоровье беречь…

— Меня Томкой кличут. А ты кто такая? Чего стоишь тут, полуголая? — спросила женщина.

— Да я мусор выносила, дверь захлопнула, подруга приедет только вечером, дверь ломать боюсь — хозяйка выгонит. Что делать, не знаю, — неожиданно для себя придумала Ксюша.

— Ха, у нас тут часто двери выносят, то набухаются, то как ты, ключи по пьяни потеряют. Ты девка чистая, смотрю, если не побрезгуешь — можешь у меня до вечера посидеть.

— Хорошо бы, а то я уже замерзла, а здесь никого не знаю — недавно переехали, — однако, что гоню, сама себе удивилась девушка.

— Ладно, пошли, я тебя запущу — я тут рядом, на первом, да пойду — трубы горят, надо похмелиться. А денег у тебя нет совсем?

Ксения достала и показала две бумажки по сотне, и пожала плечами.

— Да это ж бутылка у Семенихи, — глаза Томки загорелись, — дай мне сейчас, подлечусь, бутылки сдам, верну к вечеру.

Через две минуты Ксения была в такой же, как у нее, гостинке, только неимоверно грязной и пропахшей перегаром. На полу возле видавшего виды дивана храпел мужик, у входа в крошечной прихожке стоял холодильник, стол и стул. На столе и в комнате на табурете — объедки хлеба, банки из-под кильки в томате, соленые огурцы прямо в трехлитровой банке.

Зато сбоку за дверью была раковина и унитаз. Когда Тамара ушла, девушка сходила в туалет, оказывается, очень сильно хотелось, умылась, попила. Вышла и тихонько устроилась в прихожей.

Томки не было долго, очень долго. Первый час Ксения ждала терпеливо, второй — дергаясь и нервничая. Страх гнал ее прочь. Было страшно, что проснется «этот хрен», крупный мужик с небритой рожей, в трусах и майке-алкоголичке.

Бежать с голыми ногами зимой было глупо. Ксения осторожно перешагнула через спящего, и прошла к раскрытому шкафу. Трогать чужие вещи было противно, но жить захочешь…

Через полчаса на ней были более-менее целые спортивные штаны, носки, свитер с вытянутыми рукавами. Своя куртка поверх толстого свитера не застегнулась, да и бросалась в глаза своей новизной. Без сожаления Ксения повесила ее на крючок, и сняла висевшую здесь же замызганную темно-синюю куртку с капюшоном. Эта куртка сделала ее бесформенной бомжихой. Сапоги были вообще разбитые, со сломанными замками. Но все же лучше, чем тапки.

Ксения быстро вышла из комнаты, прикрыла дверь и, накинув капюшон и ссутулившись, вышла на улицу. Стараясь не осматриваться и не привлекать внимания, пошла сразу за угол, поворачивая, глянула — машина стояла на месте, мужчины были внутри.

Дальше было холодно, страшно, и стыдно. Денег не было, из автобусов ее выгоняли через одну-две остановки, до вокзала она добралась только часа через три, на множестве автобусов. В электричку села тоже без билета, здесь проверяющих не было, и она смогла найти уголок над обогревателем и согреться. Ехала она к тетке своей матери, с которой та всю жизнь была в ссоре. Кроме того, уже в электричке обнаружилось — во внутреннем кармане чужой куртки на груди был паспорт Тамары. По документам Тамаре было 27 лет, она тоже была русоволосой, со светлыми глазами — цвет на черно-белой фотографии не виден, а живьем — там и глаз то не рассмотришь. Сначала девушка испугалась, что украла документ, но что-то ей шепнуло — а ведь это выход, искать то будут Ксению. Подумаешь, возраст. Всегда можно косметику наложить по-разному, и выглядеть чуть старше или моложе.