Расческа для Лысого - Мария Зайцева Страница 31

И я понимаю, что все сильнее увязаю. И от этого злюсь. Потому что изменить ничего не могу. Смотрю в растерянные, немного испуганные и охерительно возбужденные глаза девчонки, перевожу взгляд на раскрытые в стоне губки, на подрагивающие от каждого рывка груди, на свой член, вбивающийся в нее, и кроет. Кроет так, что в глазах темнеет.

И это уже вообще не шутки. И я в этот момент не уверен, что смогу ее отпустить. Я ненавижу ее, и всех ее мужиков, начиная от пацанов в учебке и заканчивая поехавшим ы́на ней ментом. Потому что я сам такой же, поехавший.

И вообще нихера не уверен, что смогу теперь ее отпустить. Когда-либо.

И это бесит. Бесит. Бесит!!!

Она закидывает руки за голову, упирается ладошками в диван и выгибается в пояснице, насаживаясь на меня самостоятельно. Голова запрокинута, волосы русалочьими волнами изививаются до пола, стонет так, что у меня яйца поджимаются от кайфа. И это, сука, зрелище покруче камасутры.

Особенно, когда она кончает, и волны дрожи бегут по телу. Сжимает меня так собой, что прямо вслед за ней улетаю, только и успеваю на последних секундах член вытащить!

Падаю на нее, упираюсь ладонями по обе стороны от лица, смотрю в яркие глаза с расплывшимся на всю радужку от кайфа зрачком. И ощущаю себя абсолютно, окончательно поехавшим на бабе придурком.

И это, сука, самое сладкое ощущение в моей жизни.

Глава 18

Миша

– Дядь Миша, а ты сколько раз сидел?

Вот ведь коза неугомонная! Все ей знать надо!

– Два.

– А за что?

– Малех, а не похер ли тебе?

Девчонка встает, демонстративно потягивается тонким голым телом, а потом, дернув презрительно плечиком, идет к бассейну и ныряет. Хорошо ныряет, практически без всплеска.

Я сижу на диване, курю и смотрю, как ведьма резвится в воде. Мы на улице. Выползли после суток постельного режима.

Я чувствую себя нереально хорошо. Сытым и довольным во всех отношениях. Очень круто отключился от дел, от реальности. Словно в межвременье завис со своей девчонкой. Отключил мозг.

И от этого в голове пусто и легко. И все вопросы кажутся решаемыми.

Я смотрю, как девчонка, круче которой у меня не было никогда, плавает рыбкой в подогретом бассейне, как солнце бликует на коже, делая ее золотистой, как плывут следом по воде длиннющие русалочьи волосы, и думаю о том, что, может, забрать ее с собой? Ну, а чего нет? Она явно любит приключения, перемену мест… Ей вполне может понравиться моя жизнь…

– Где так плавать научилась, малех?

– Дядь Миш, а не похер ли тебе?

Она фыркает и ныряет.

Сучка вредная!

Ну, сейчас я тебе покажу.

Она выныривает и ойкает от неожиданности, уперевшись носом с мою грудь. Я секунду изучаю капли воды на раскрытых губах и длинных слипшихся ресницах, ловлю отражение своего бешеного взгляда в лисьих хитрых глазках, и жадно набрасываюсь на вреднюгу поцелуем.

Она отвечает. Сразу вцепляясь всеми конечностями, вися на мне, как обезьянка. Мы абсолютно голые, жаркое солнце позднего мая уже с утра хорошо припекает, а вода делает ее тело практически невесомым. По крайней мере, мне легко. Словно пушинку держу на руках. Но хочется погрубее, потому что явно нарвалась. Значит, девчонке тоже хочется.

Эти сутки я был с ней нежен. Ну, по-моему. По крайней мере, особых отметин на тонкой коже нет, кроме губ распухших, да потертостей от щетины.

После секса в банном комплексе позавчера вечером, мы перебрались в одну из гостевых спален.

Коза опять вредничала и не подавала виду, что ее хоть что-то удивляет. Но я видел восторг в хитрых глазках, и мне было приятно. Мягко так, тепло.

Она совсем молоденькая. С ее данными, вполне могла бы уже найти себе папика и кататься… Ну, не знаю… По всяким там миланам, парижам… Или где там еще катаются такие девки? Хотя, с ее характером, ни один папик не выдержал бы. Да и с ее способностью бабло буквально на воздух пускать…

Мне отчего-то хотелось, чтоб она запомнила эти выходные. В этом доме, не самом крутом, конечно, но явно лучше она не видела. И меня чтоб запомнила.

Вот такое дурацкое желание.

Я прижимаю девчонку к бортику бассейна, разворачиваю спиной, прихватываю за волосы, перехлестывая в кулаке, и наконец-то вхожу. Под хриплый вскрик. Наваливаюсь всем телом, обхватываю и жестко двигаюсь, не жалея и не тормозя. Так, как мне хочется в этот раз. А она только подстраивается. Выпячивает попку, прижимается теснее, выгибает шею, поворачивается, целует. Сама. Жадно и долго. И в движениях ее такая же жесткость, как и у меня. Она не робкая лань и не жертва, покорно принимающая ласки хозяина. Нихера. Она – такая же, как и я.

Берет от ситуации по-максимуму. По-полной. Не отказывает себе ни в чем.

– Ну? Так где? – хриплю я, вдалбливая ее в бортик бассейна.

Она стонет, выгибается, пальчики скользят по плитке, пытаясь зацепиться хоть за что-то. А нифига. Я перехватываю руки, пока что прижимаю к телу.

– В секцию ходила, давно… Ах…

Я принимаю это поражение, завожу руки за спину, держу одной ладонью, выгибаю девчонку еще сильнее и трахаю так, что она стонет все громче и несдержанней, пока, наконец, не кончает. Тогда и я отпускаю себя. Она, на последних волнах кайфа, явно ловит еще один приход от моего темпа, и это добавляет мне градуса.

Охереть… С ней каждый раз по-разному. Пи**ц просто, до чего круто.

Я разворачиваю мягкое, безвольное после двух оргазмов тело к себе. Смотрю в подернутые поволокой дурмана глаза.

– Сто шестьдесят вторая, – коротко говорю, – разбой.

– Расскажешь? – шепчет она.

– Нет. Это было давно.

– А… Сейчас?

– А сейчас, малех, я честный человек, – улыбаюсь, – и работаю на одну хорошую компанию.

Я подбрасываю ее в воде, заставляю обвить ногами торс, опять целую.

Бл*, ну сладкая же, невозможно какая! Руки сами скользят вниз, обшаривают крепкую попку, пальцы поглаживают промежность, и там, где только что мой член был, и рядом.

У ведьмочки, впервые за все время нашего… взаимодействия, делается испуганным взгляд. Она дергается, упирается в грудь и пробует оттолкнуть. Заводит. Пи**ц, как. Все же мы примитивные твари, как мне один умный мужик говорил