Тенор (не) моей мечты (СИ) - Тур Тереза Страница 32

Сунув палец в рот, я медленно и аккуратно повернула ключ, открывая дверь…

И тут же поняла, что если уж везет — то везет до конца.

Дверь открылась, стукнув меня по лбу. Я вскрикнула, схватилась за голову, отступила на шаг… кто ко мне вломился — я не видела, искры перед глазами все затмевали. Лишь бы не Бонни Джеральд! Показаться на глаза режиссеру в таком виде, это… этот не фиаско, это — эпическое фиаско!

— Анечка, что с тобой? — услышала я родной обеспокоенный голос.

И взвыла в голос. Лучше бы это был Бонни Джеральд вместе с лордом и тучей журналистов, чем Артур!

— Убирайся, — заплетающимся языком пробормотала я.

— Аня! Нам надо поговорить! — в голосе непререкамая решительность.

О да. Это не Атос. Это — Д`Артаньян. Козел гасконский.

Правда, он все же разглядел, что я держусь за лоб, и решительность сменилась обратно на беспокойство.

— Аня… надо приложить холодное, Анечка, прости…

— Не надо мне ничего. Просто уйди.

Мой слова проигнорировали. Как всегда. Удивительный, абсолютно избирательный слух. Слышим только то, что желаем. Все прочее — как Бетховен. Глухо.

Артур сунулся в крохотный холодильник, вытащил доисторическую банку оливок и, отодвинув мою руку, приложил ко лбу. Я вздрогнула. Холодная же!

— Подержи, а то шишка будет. Бодяга есть?

— Нет. Артур, уйди, добром прошу, — прошептала я, чувствуя, как вся моя решимость выгнать эту сволочь звездную тает под нежными прикосновениями. — Мне уже не больно. Просто оставь…

— Не оставлю. Я люблю тебя, Ань. Ну давай хоть поговорим, а? Я же не понимаю… — бормоча это, Артур привлек меня к себе.

Обнял. Прижался так, что сомнений в твердости его намерений не оставось. Ох, боюсь, мой шедевральный кошачий костюмчик не переживет этого возбужденного дня. Вот что настоящий театр с мужчиной делает.

— Анечка, хорошая моя, любимая..

Пока я язвила и пошлила… Тихонько, про себя, пытаясь обрести бодрость духа, этот… Звездун со скрипичными ключами на галстуке тихонько теснил меня к диванчику. Поцелуи скользили по моей шее, жадные руки гладили… нащупывали край чертова трико…

О-ох. Да он просто с ума сошел!

Я посмотрела на полузакрытые глаза, послушала прерывистое дыхание, поняла, что сама тоже дышу прерывисто, а коленки предательски подгибаются, и кошачье трико кажется невыносимо тесным…

— Артур. Не надо!

Хотелось строго. Получилось как-то… даже не жалобно. Томно. И в голосе послышалось: «Ну, возьми меня…»

Бывший, владелец абсолютно избирательного слуха, услышал только «возьми меня», ну кто бы сомневался… А я, кто бы сомневался, сама вцепилась в него, и мне вдруг стало совершенно все равно — где мы, когда мы… Я просто хотела своего мужчину, сейчас же, немедленно! Весь мой адреналин переплавился в возбуждение, я была готова прямо сейчас, не дойдя до диванчика…

— Ты так прекрасна, Анечка, моя Нюсенька… как снимается это чертово трико?..

— Молния сзади, — шепнула я и нетерпеливо прикусила мужа за губу.

Мы сдирали чертово трико в четыре руки, попеременно целуясь и ругаясь на плотный бифлекс, и стоило Артуру спустить его с моих плеч — я застонала, громко и непристойно. Его губы… О боже, Артур!

— Артур…

— Я так и знал, что ты без белья, — прошептал он, опускаясь на колени…

И тут… тут за дверью послышался голосок Милены. Звонкий такой. Пронзительный. У меня сразу же заболели зубы. И голова, ушибленная дверью. И все, все у меня тут же заболело!

— О, мальчики! А что это вы тут собрались?

Мальчики? Какие еще мальчики?..

Я замерла, прислушивась.

На риторический вопрос ответил Лев. Драматическим шепотом:

— Тихо! Иди, Ленок, иди, куда шла!

— А… иду-иду, не мешаю, — так же звонко отозвала Милена. — Я всегда говорила, что Анечка — молодец! Нам всем у нее учиться и учиться! Вы репетировали, Бонни, или это был экспромт?

— Vaffancúlo, detka, — присоединился сердитый Бонни Джеральд.

(Иди в задницу, итал.)

— Артур… — я попыталась оторвать голову мужа от своего живота, пришлось его даже за волосы дернуть.

— Да, милая? — поднял затуманенный взгляд он, продолжая стаскивать с моих бедер трико.

Прилипшее намертво.

— Артур, что там за флешмоб за дверью? Да прекрати же!

— За дверью? — сделал удивленные глаза он. — А, не обращай внимания, это совершенно неважно! Анечка, любимая… Выходи за меня снова, а?

— Ой, милорд Говард, вы уронили! — снова прозвенела девочка-Миленочка. — Вот! Ой, серебряный доллар! Какой старый, вы коллекционируете?

Ответом ей послужил шипящий английский мат на тему «заткнись и убирайся, дура!». Кто матерился, английский лорд или мистер Джеральд, Ане уже было все равно. И на шипение леди Говард, добавивший несколько ласковых слов по-русски и велевших всем быстро сматываться и не мешать «им» мириться, плевать.

Голова взорвалась болью. Я оттолкнула Артура, кое-как натянула на грудь трико, до того болтавшееся на запястьях, и…

Я даже не поняла, как мне удалось выпинать бывшего за дверь. Он просто покатился кубарем, за ним следом полетели пиджак от Армани и галстук в скрипичных ключах.

— Козел! — заорала я как… как никогда в жизни. Уперев руки в боки. Так, кстати, подобные мерзкие звуки — вообще класс. Закачаешься. И удобно. — Убирайся, чтобы я тебя больше не видела!

— Анечка, ты все не так поняла! — У Артура стали совершенно растерянные и несчастные глаза. Но меня актерскими фишками не проймешь!

— Ах, не так? У меня глюки? Ты не спорил с этими… этими…

Я уставилась в серые наглые глаза лорда, оказавшегося ближе всех. Лорд быстро опустил в карман блеснувшее серебром нечто и слегка виновато ухмыльнулся. А леди потянула его за рукав, разве что не шипя: «атас, валим, пацаны!»

— Ну что ты, в самом деле, — соврал, глядя мне в глаза, Лев. — Вовсе мы не спорили!

— А, просто мимо проходили! — взвилась я.

Все могу простить. Все. Кроме вот такой наглой лжи в глаза!

— Ань! Пожалуйста… — попросил Артур.

Почему-то именно на это беспомощное «Ань» что-то резануло по сердцу, у меня через мгновение трансформировалось в такую ярость, что золотые мушки замерцали перед глазами.

— Ах ты ж, козлина! Год не вспоминал, что у тебя жена есть!.. А теперь — поспорил на меня, да? Скучно стало? Адреналину не хватает? — Я задохнулась от злости и обиды.

— Перестань, Ань! — Артур поднялся, держась за поданную Бонни Джеральдом руку.

— Перестать? Опять заткнуться и не отсвечивать? Ну нет! Хотел говорить — вот мы и говорим!

— Белиссима, — с маньячно горящими глазами прошептал Бонни Джеральд.

— Vaffancúlo! — его же словами ответила я и снова обернулась к бывшему. — А ты, звездища…

Меня понесло. Я сама понимала, что несет, но остановиться не могла. Не сейчас. Не после четырнадцати лет молчания.

Я высказала ему все. Что он эгоист, чихающий на всех, кроме себя. Что трахается на гастролях с кем попало и даже не считает нужным это скрывать. Что принимает как должное мои жертвы. Про его любовницу Дану, приходившую ко мне в дом чтобы меня же и пожалеть. Про то, чего мне стоил тот год — когда надо мной ржали все кому не лень. Потому что мой муж настолько меня не уважает, что даже в собственный проект пристраивать не стал. Видимо, недостойна, да?

— Вы не есть правы. Арчи сказать, Анна есть Миледи, — нагло влез в мой монолог мистер Джеральд. — Белиссима Миледи!

— На спор, да, А-арчи? — передразнила я режиссера, глядя при этом исключительно на бывшего. — Или захотелось комфорта и беспроблемно трахаться? А чтобы не возникала, на тебе роль в зубы! Козлина ты!..

Я орала. Я… сжимала кулаки. Я не пыталась вытереть слез, которые лились градом. Я говорила и говорила. За все годы, когда молчала, уговаривая себя, что нельзя менять любимого человека. Надо принимать все. Эгоизм и звездные загоны считать своеобразием характера.

В какой-то момент я поняла, что во всем театре повисла мертвая тишина. Как будто он вымер. И… замолчала.