Мой большой... Босс - Мария Зайцева Страница 37

И мир упал у ее ног, покоренный.

Я прихожу в себя уже на лестнице, бесцеремонно таща ее за собой.

Похоже, я что-то говорил там, внизу, какое-то обоснование своему поведению давал… Наверняка давал. Но нихрена не помню.

Все поглощает дикое желание увести ее оттуда, забрать себе, спрятать. Чтоб никто не смотрел больше, чтоб никто не видел эту рыжую русалку, не смел наслаждаться ее свежестью и даже мысленно примериваться… Ну уж нет!

Да, неандерталец.

Да, потом пожалею. Или нет. Похер.

Тимурчика, похабно скалящегося и переводящего понимающий взгляд с меня на Майю, я отправляю прочь настолько быстро, что только пятки модных кроссовок сверкают.

Хорошо, что брат сходу заценивает, насколько я не в себе, и что в этот раз затормозить нереально, и не суется под стрелу.

Сваливает и дверь закрывает для надежности. И очень рассчитываю, что в этот раз включает голову и предупреждает персонал не соваться сюда, пока я русалку буду воспитывать.

А именно этим я и собираюсь заняться. Просто высказать свои опасения, пригрозить, запретить, наконец! Какого хрена мотается по таким местам? Она же — совсем беспомощная! Ее любой обидеть может!

Благие намерения, да.

Которыми вымощена дорога, понятно, куда.

Потому что все это реализовывалось ровно до того момента, как я увидел темное пятно на нежной, полупрозрачной коже шеи. Как раз в том месте, куда не спишешь банальный синяк.

Это засос. Реально, засос. Кто-то ее трогал здесь, кто-то целовал. Пока я спал и потом, пока ехал… Медленно, мать его! Медленно!

Кто-то трогал русалку, касался ее своими липкими лапами, прижимался мокрыми губами…

Глаза у меня в момент заволакивает красным, и дальше я не думаю. Вообще.

Русалку не спасает ее сопротивление, ее стойкость, упертые мне в грудь ладони, попытка смотреть независимо и непримиримо.

Ничего не спасает.

Пятно на ее шее от чужих губ — это что-то настолько неправильное…

Это нужно исправить.

Прямо сейчас.

Иначе сдохну.

Как вывести пятно…

Так странно… Дорасти до двадцати одного года, начать самостоятельную жизнь, зарабатывать деньги… Думать, что неглупая, практичная, целеустремлённая… И не знать, что может вытворить твое тело.

Не знать, что оно, такое, казалось, понятное, изученное, все-все твое… В один момент может стать чужим. Незнакомым. Жадным. Жаждущим.

Что оно, твое тело, может банально не послушаться панических призывов мозга и просто отключить его, как в фильмах ужасов сошедший с ума супер-компьютер отрубает от управления своего создателя-человека.

И дальше действует сам.

И, как водится, дела творит совершенно нехорошие.

Вот и у меня подобная ситуация происходит, когда мой Большой Босс просто прикасается губами к коже шеи.

Это ни на что не похоже! Это — словно ты одновременно превратилась в бревно, глупое и неспособное шевелиться и тут же в супер чувствительную шаровую молнию, которую только тронь — и током шибанет с такой силой, что потом лишь пепел вьется черный…

Мой вариант.

Я — молния. Только током меня бьет внутрь. Шарахает по всей коже сразу от одного лишь прикосновения жадных губ.

Сама не понимаю, как мгновенно вытягиваюсь на цыпочки, прислоняюсь всем телом к двери, словно желая слиться с ней… И покорно отклоняю голову, чтоб моему монгольскому захватчику было удобней меня… Захватывать. Покорять. Убивать.

Его руки властно и до жути умело скользят по талии, медленно и неотвратимо прижимая к себе, отрывая от дверного полотна — единственной моей точки опоры!

И заменяя другой, тоже единственной. Собой.

Я все еще на цыпочках, вытянута струной, раскрываю губы в беззвучном крике, глаза закатываются, а пальцы вяло скребут дверь, словно пытаясь хоть за что-то зацепиться. Но не за что! Ничего мне не помогает!

Босс, не прекращая своего ужасающе разрушительного поцелуя, мягко, по-медвежьи, забирает меня в плен, обхватывает, сковывает собой, не давая даже намека на свободу действий.

В мозгах у меня вполне понятное для такой неожиданной ситуации безумие. Там, даже если и пытаются лихорадочно взять управление на себя, переключить супер-компьютер на ручной режим, например, то явно все попытки проваливаются.

Босс скользит губами выше, к уху, по скуле — к подбородку, рождая в моем теле такое дикое томление, какого не было никогда. Даже на той летней улице, когда он жестоко мял меня, хватал, целовал… Там было по-другому. Мгновенная атака — и такая же мгновенная победа. Первый захват монголо-татарской конницы беззащитного русского города.

А сейчас… Сейчас происходит медленный, но совершенно неотвратимый наплыв… Когда невозможно сопротивляться, силы слишком неравные…

Я уже не дрожу… Нет…

Меня колотит. С бешеной силой, так, что зуб на зуб не попадает.

Босс тормозит коней на самом краю.

Перехватывает меня за подбородок, задирает, смотрит в глаза, и, кажется, совершенно не понимает, что этого уже не требуется. Тормозить.

Потому что я — уже в его власти. Я — уже сделаю все, что он захочет… Просто потому, что рядом с ним — ни одной мысли в голове. Только мольба, дурацкая и униженная… Чтоб продолжал. Продолжал разрушать меня. Захватывать. Покорять. Убивать.

— Русалка… — низко-низко, на грани слышимости вибрирует его голос, входя с моим глупым телом в идеальное звуковое и чувственное сочетание, — я не могу…

Сквозь невероятное созвучие моего тела и его голоса пробивается диссонирующая нота.

«Не могу», — говорит он…

Что он не может? Не может продолжать? Да? Почему? Почему? Не хочет? Хочет же! Очень хочет! Глаза его затягивают, еще больше толкая меня за грань безумия, губы требовательные и жадные, руки крепкие, не размыкаются! Он хочет!

«Не могу»…

Или… Или у него… Вика?