Их двое - Мария Зайцева Страница 38

- А почему? – Егерь продолжает мягко поглаживать пальцами по скуле, а Кот, усмехнувшись, наклоняется и сладко лижет подрагивающий от волнения живот, - тебе было плохо? Больно?На последнем вопросе Кот замирает и поднимает голову от моего живота. И вот клянусь,  выглядит он в этот момент, словно котяра, которого оторвали от лакания сметанки. Напряженным и недовольным. И внимательным.А Егерь перестает гладить подбородок, чуть сдвигается вперед, так, чтоб увидеть мое лицо.

- Больно? – дублирует его вопрос Кот.

- Нет! – раздраженно отвечаю я, досадуя, что они не понимают   таких простых вещей, а я объяснить не могу, - просто… Это все не очень правильно. И я не знаю, что дальше будет, когда нас… Когда все закончится. Вы – не самые хорошие парни, ведь так? И это обвинение…

- А оно играет какую-то роль в том, что сейчас происходит? – логично спрашивает Кот, - ты же все знала, когда легла с нами. А теперь-то что? Ничего не изменилось с тех пор. Мы – по-прежнему не самые хорошие парни, на нас по-прежнему висит дебильное обвинение какой-то тупой соски, которую мы даже не видели никогда, а если видели, то не запомнили… И что? Это как-то мешало нам прежде? Нет. Это может помешать в будущем? Тоже нет.

- Почему еще? Если вы пойдете под следствие…

- Не пойдем, - спокойно отвечает Кот, а сзади хмыкает опять Егерь, - эта купленная овца и те, кто ее купил, на шарапа работают, думают, им что-то обломится от наших гонораров.

- Или хотят, чтоб от нас канадский клуб отказался, - бурчит Егерь, - идиоты тупые…

- Но если докажут, дело возбудят…

- Настюш, ты прям нас обижаешь, - смеется Кот, - но тебе простительно, ты нас мало знаешь… Пока что. Мы никого никогда не принуждали, Мась. Никогда и никого. Никаких доказательств у них, кроме слов этой овцы, нет и быть не может. Мы – чистые в этом вопросе, ни в одном скандале не замеченные.  Да и не участвовали никогда ни в чем таком… Мы даже… У нас с тобой это тоже впервые. По крайней мере, у меня, за этого скота не поручусь…

- Закрой пасть, - рычит раздраженно Егерь, и я ощущаю, как вибрирует его грудь. Хочется, чисто на инстинктах, погладить его, провести пальцами по густой поросли, чтоб успокоить злобного зверюгу за спиной, - я тоже не пробовал… Видел, но не сам не лез.

- Поклонницы, - вздыхает Кот, когда я перевожу на него вопросительный взгляд, - лезут после игры все время… Так что две бабы – бывало. А так, чтоб одну делить… Не приходилось. Ты – первая, Мась.

- По вам не скажешь… - бурчу, стараясь скрыть удивление. Судя по тому, что рассказывал Борюсик про спортивные афтепати, спортсмены в этом вопросе очень даже прошаренные, особенно футболисты, хоккеисты и прочие командные игроки.

- Опыт, малышка, опыт… - И Кот опять наклоняется к животу, целует, так мягко и сладко. Что становится понятно, сейчас мне будут на практике показывать всю глубину опытности…

- Нет, нет, нет! – обеими ладонями вцепляюсь в шевелюру очень даже сильно увлекшегося Кота, в панике ощущая, как все внизу уже вполне готово к новому раунду секса, - нет!

- Да почему «нет» - то, Мась, - раздраженно отрывается он от облизывания меня уже внизу живота, и это его раздражение и грозный взгляд очень плохо вяжутся с позой, в которой Кот сейчас находится, - что не так еще? Все же прояснили?

- Угу-у-у… - гулко тянет Егерь, который мое «нет» явно на свой счет не принимает и уже вовсю жадно лапает своими железными ладонями грудь. Жестко так, больно, учитывая, что она все еще дико чувствительная и сильно натертая предыдущими… упражнениями, то мне должно быть неприятно.

Ключевое слово – должно быть. Потому что нифига подобного нет.Боль я ощущаю, жесткость – тоже. Но вот почему-то никакого неприятия. Один сплошной кайф. А если сейчас еще и кто-нибудь из них сосок прикусит… Я же улечу, просто улечу, нафиг, с этой планеты!

- Нет, нет… Не прояснили… Ничего не… Ой…

Пальцы Егеря сжимают соски, одновременно, сильно, до прикушенной губы больно! И волшебно! По всему телу дрожь, словно я уже кончаю! Не контролирую себя больше, запрокидываю голову на крепкое плечо, и Егерь тут же пользуется этим, кусает меня в шею, по-звериному подчиняя, добавляя покорности и кайфа.

- Во-о-от… - удовлетворенно тянет Кот, наблюдая мое позорное падение, и возвращается к прерванному занятию. Только теперь уже не медлит, не разменивается на мягкость и тридцать три подхода к снаряду, понимая, что надо пользоваться моментом, пока я не могу возразить.Раздвигает ноги, рассматривает меня, приговаривая с удовлетворением:

- Какая красивая, вся мокрая… Натертая… Давай вот так…

Ощущаю, как меня мягко касается сначала влажная салфетка, которые мы все-таки перетащили в спальню, и это прохладное прикосновение – невероятно приятно, освежающе… А затем – на контрасте с салфеткой – обжигающе-горячее дыхание Кота. И его язык, широко и влажно проходящийся по моей промежности. Меня выгибает в пояснице так, что, если б не непрекращающиеся поцелуи-укусы Егеря и не его железные руки, слетела бы, нафиг, с кровати.

- Боже… - выдыхаю я с мукой и восторгом, а Егерь тихо хрипит на ухо:

- Не-е-е-е… Он тут ни причем, няш… Тут только мы… Нас по именам зови…

- Яа-а-а… Не знаю… Не помню…

Мне в этот момент дико стыдно и невозможно сладко.Я занимаюсь сексом с мужчинами, имен которых не удосужилась запомнить, только прозвища в голове… Позор… Что бы сказала мама…И просто невероятно, насколько мне плевать на это обстоятельство сейчас, когда Кот прикусывает клитор и резким толчком входит двумя пальцами в горячую влажность!

- Матвей, - рычит Егерь, опять жестко сжимая мою грудь, убирая вцепившиеся в его предплечье слабеющие пальцы и укладывая их значительно южнее, на крепкий здоровенный стояк. Непроизвольно